поднялся на ноги Чуну. Он говорил так серьезно, что Сомин чуть было не повиновалась. Никогда прежде она не слышала испуга в его голосе. Но он, казалось, был в ужасе, и, когда их взгляды встретились, она мгновенно поняла, что он боится за нее.
Токкэби гортанно завопил и кинулся на Сомин. А Чуну бросился на гоблина, который превосходил его по размерам. Вместе они накренились в сторону. Тварь вздернула руку, ударила Чуну в живот и отбросила назад.
Чуну не мог не знать, что ему даже с места не сдвинуть эту неповоротливую тушу.
Он сделал это, чтобы отвлечь токкэби от Сомин. И она с широко раскрытыми от ужаса глазами наблюдала, как гоблин прижал Чуну к стене.
– Прекрати! – крикнула Сомин, запрыгивая на спину токкэби. Она попыталась ударить его дубинкой по толстому черепу, но токкэби легко смахнул ее, и Сомин рухнула на мраморный пол.
Перед глазами у нее все закружилось, в ушах стоял громкий звон. На секунду мир превратился в размытое пятно, и она могла различить только разноцветные фигуры вокруг себя.
Над ней кто-то навис. Но не токкэби. И не Чуну. Кто-то, кто выглядел устрашающе знакомым, хоть она и не могла разглядеть его лицо.
– Сомин-а, – прошептал хриплый голос, и что-то зашевелилось у нее в памяти. Она потянулась на звук голоса, но ее пальцы прошли насквозь, не нащупав ничего, кроме холодного воздуха.
Токкэби разъяренно зарычал, и Сомин крепко зажмурилась. Дымка перед глазами наконец развеялась. Токкэби по-прежнему прижимал Чуну к стене мясистым кулаком. Чуну согнулся пополам, но не упал, и тогда токкэби поднял его выше и снова приложил о стену.
Чуну умрет, если Сомин что-нибудь не предпримет.
Она подняла дубинку. От падения та раскололась пополам. Глубоко вдохнув, Сомин рванула вперед и вонзила острый конец дубинки в плечо токкэби. Гоблин взревел и попятился назад, отшвырнув ее через всю прихожую. Голова Сомин ударилась о глянцевую стену, и она услышала громкий треск. Настолько громкий, что она испугалась, не раскололся ли у нее череп. Ошеломленными глазами Сомин смотрела, как токкэби повернулся и прыгнул на нее. Она подняла руки, в одной из которых до сих пор каким-то образом была зажата расщепленная дубинка. И, когда токкэби приземлился, Сомин почувствовала, как пронзила его шкуру.
Морда токкэби была в сантиметрах от ее лица, и, хотя перед глазами у Сомин все двоилось, она заметила, с каким удивлением токкэби на нее вылупился. Затем он заревел – и в тот же миг рассыпался в пыль.
В ушах Сомин звенело от свиста. Исходил ли он от токкэби? Нет, оно превратилось в пыль и воздух. Она убила это. Его, поправила она себя.
Хотя токкэби был чудовищем, он все еще был живым существом. И Сомин убила его. Это совсем не то же самое, что прихлопнуть муху или комара.
Она кого-то убила. Она стала убийцей.
Свист усилился, стал таким громким, что она прижала ладони к ушам. А потом внезапно все прекратилось. Мир как будто разом замолк.
– Сомин-а, – прошептал ей кто-то на ухо, и Сомин вскинула голову.
Она не видела ничего, кроме темноты. Где она? Неужели она тоже умерла? Неужели ее так быстро осудили и наказали?
Затем она увидела в темноте пятно света. Оно начало принимать цвет и форму, которая выглядела странной и знакомой одновременно. Сомин, прищурившись, вгляделась в нее, а затем начала быстро моргать, чтобы прояснить зрение. Потому что у нее, должно быть, начались галлюцинации. Перед ней стояла хальмони Джихуна.
– Сомин-а, – с доброй улыбкой произнесла та. – Не вини себя.
– Что вы здесь делаете? – спросила Сомин. – Мне это мерещится? Или я… я мертва?
– Ты не мертва. И я не знаю, сколько у меня времени. Мне нельзя быть здесь, но я почувствовала, что нужна тебе.
– Вы… вы видели, что я сделала? – Сомин судорожно всхлипнула, и на глаза ей навернулись слезы. Она вытерла их тыльной стороной ладони. Даже если хальмони была галлюцинацией или сном, Сомин хотела посмотреть на нее в последний раз.
– Я видела, но у тебя не было выбора. Не вини себя. Если бы ты не остановила его, он убил бы вас обоих.
– Я не такая, – протянула Сомин руки. Руки той, кто отнял чью-то жизнь. – Я не хочу быть такой.
Хальмони взяла ее за руки. Ладони у нее были теплыми и успокаивающими – именно такими Сомин их и помнила. Сомин поднесла соединенные руки к своей щеке и почувствовала прикосновение тонкой, как бумага, кожи хальмони.
– Мне очень жаль, дитя мое. Но в мире, куда мы волей-неволей попали, жить нелегко. Порой нужно поступиться моралью, если хочешь защитить тех, кто тебе дорог. Включая моего внука.
– Вы видели Джихуна? Вы за ним тоже присматриваете?
Хальмони грустно улыбнулась.
– Я видела его, но прямо сейчас я нужна тебе.
– Он изменился с тех пор, как вы… ушли, – поведала Сомин. – Я беспокоюсь за него.
– Да, я знаю. И потому я вижу, что он в хороших руках. Ты защитница. Ты сделаешь все, чтобы мой Джихуни оставался в безопасности.
– Да, сделаю, – кивнула Сомин.
– Хорошо, но сначала ты должна проснуться.
– Что?
– Просыпайся. – Голос хальмони превратился в эхо. Потом пришла боль. Пульсация в задней части черепа. Сомин низко застонала и открыла глаза. Когда ее зрение прояснилось, она разглядела прихожую в доме Чуну.
Она распростерлась на кафельном полу. Подняв руку к затылку, нащупала шишку, которая пульсировала, если надавить на нее.
Сомин медленно встала и увидела бесчувственное тело Чуну. Дышит ли он еще?
Она наклонилась над ним, но, прежде чем она успела проверить его пульс, Чуну распахнул глаза. Он молниеносно протянул руку и притянул голову Сомин вниз, пока ее лицо не оказалось в нескольких сантиметрах от его.
– Ты спасла мне жизнь, – пробормотал он. – Моя героиня. – Он крепко поцеловал ее. Но не успела Сомин среагировать, как Чуну снова потерял сознание и с глухим стуком уронил голову на пол.
Сомин встала, осторожно ткнув Чуну в ребра носком ботинка.
– Эй, – толкнула она его еще раз. Чуну не двигался.
Она снова толкнула его – так сильно, что это можно было назвать мягким пинком.
Голова Чуну покачнулась, но он не проснулся. Сомин заметила его опухший глаз и поморщилась. Вероятно, он все же не притворяется.
Не видя другого выбора, она подняла Чуну и взвалила себе на спину, как рюкзак. У него были такие длинные руки, что его ладони с каждым шагом били ее по ногам. Она слышала, как его ноги волочатся по полу позади нее. Но лучше идей у Сомин не нашлось. Наверное, Чуну разозлится на нее, когда проснется. Заявит, что она поцарапала ему пол или что-нибудь в этом роде. Но на самом деле это его вина – нечего было вырастать таким высоким.
Бесцеремонно свалив Чуну на его кровать, Сомин застонала и
