наклонилась размять спину. Что ей теперь делать? Наверное, просто уйти. Но она не могла заставить себя это сделать. Не потому, что она заботилась о Чуну, уверяла она себя. Однако он подставил себя под удар, чтобы защитить ее. Сомин в долгу перед ним, поэтому должна остаться рядом. По крайней мере до тех пор, пока не убедится, что с ним все в порядке.
Но сначала ей нужно что-нибудь от пульсирующей головной боли. В ванной Сомин нашла лекарство и приняла вдвое больше рекомендованной дозы. Осторожно дотронувшись до шишки на затылке, она поморщилась и отправилась на поиски льда.
Когда она вернулась в спальню, Чуну лежал на спине, скрестив руки на животе. Обычно в такую позу кладут окоченевшие тела, которые готовят к вечному упокоению в могиле. Но вместо этого Чуну выглядел спокойным и умиротворенным. Молодым, как старшеклассник или студент. Не в первый раз Сомин задавалась вопросом, откуда вообще появился Чуну. В историях говорилось, что токкэби были сделаны из вещей. Из ваз или горшков. Но Сомин было трудно поверить, что это живое, саркастичное, приводящее ее в бешенство существо раньше было чем-то столь холодным и безжизненным, как ваза.
– Перестань пялиться, пёнтхэ, – сказал Чуну, не открывая глаз.
Сомин подпрыгнула, прижав кулак к сердцу.
– Я просто зашла проверить пациента. Судя по всему, он все такой же раздражающий, как и прежде. Так что я уже ухожу.
– Останься, – открыл Чуну глаза и серьезно посмотрел на нее.
– Зачем?
Он улыбнулся:
– Ты поверишь мне, если я скажу, что боюсь чудовищ?
Сомин не ответила, но подтащила поближе кресло, стоявшее в углу комнаты. Она ни за что не села бы на его кровать – Чуну наверняка воспримет это как приглашение к чему-то большему.
– О чем ты думаешь? – пристально вгляделся он в Сомин.
– На самом деле я думала о том, насколько ты опасен. Мальчик, которому никогда не говорили слова «нет».
Чуну рассмеялся, но, как ни странно, в этом смехе послышалась нотка горечи.
– Я ошибаюсь? – откликнулась Сомин.
– Неужто тебя это волнует? – сказал Чуну вместо ответа. – Тебя волнует то, что я могу получить все, что пожелаю? Или же… – Он сделал паузу и соблазнительно улыбнулся. – Или же тебя волнует, что ты сама хочешь дать мне все, чего я желаю?
– Я не хочу и не должна тебе ничего давать, – возразила Сомин и встала, готовая вот-вот сбежать из этого места.
– Спасибо, – поблагодарил Чуну, и это остановило ее. – За то, что спасла мне жизнь.
Она снова повернулась к нему:
– Ты это уже говорил.
Чуну улыбнулся. Эта улыбка не была похожа на насмешливые ухмылки, которые он обычно ей дарил. Она была короткой и серьезной.
– Извини за то, что случилось. Думаю, у меня в тот момент перед глазами вся жизнь пронеслась. Я бредил.
– Могу в это поверить, – кивнула Сомин и села на край кровати прежде, чем поняла, что делает. Она порывалась встать, но ладонь Чуну легла поверх ее.
– Мне жаль, что тебе пришлось это сделать, – посмотрел он на нее серьезно и твердо.
Сомин взглянула на их соединенные руки. Ей вдруг захотелось сплести с ним пальцы. Но вместо этого она отстранилась.
– Я сделала то, что должна была сделать. – Сомин подумала о словах хальмони Джихуна. Она все еще не была уверена, что та действительно к ней приходила. Может, Сомин это приснилось, но даже если так, то в любом случае это были слова хальмони. – Этот мир суров. Чтобы выжить, приходится иногда изменять нашим моральным принципам.
– Но я не хочу, чтобы ты через это проходила, – пробормотал Чуну как будто больше самому себе, чем Сомин.
– Не тебе решать, что для меня лучше. Только я могу это делать.
Чуну усмехнулся:
– Ну, это я уже понял. Ты никому не позволяешь принимать решения за тебя. Хотя сама ты нередко принимаешь решения под влиянием других.
– И что это должно означать?
Чуну покачал головой, и она поняла, что ответа не последует.
Сомин наконец встала. Не следует здесь оставаться, снова сказала она себе. Но что-то удерживало ее. Незаконченная мысль. Что-то, что целый день не давало ей покоя.
– Я знаю, почему все это происходит, – наконец сказала Сомин. – Это потому, что я тебя ненавижу.
– Ну, ты не первая, кто делает что-то из ненависти к моему виду. И все же мне любопытно знать, к чему ты клонишь. – Чуну терпеливо сложил руки на груди, ожидая ее ответа.
– Я знаю, что мне следует держаться от тебя подальше. Я знаю, что ты плохо на меня влияешь. Это как в детстве, когда мама говорила мне не прикасаться к пламени свечи. Но чем больше я наблюдала за огнем, тем больше мне хотелось узнать, каково оно на ощупь, – объяснила Сомин. – Мама всегда боялась, что однажды мое любопытство доведет меня до беды.
– Ты прикасалась к пламени свечи?
Сомин не хотела отвечать. Она опасалась его реакции, но она уже зашла так далеко…
– Да.
Губы Чуну медленно растянулись в улыбке.
– Так что же мешает тебе… прикоснуться к свече и сейчас?
Сомин нахмурилась: слишком чувственно это прозвучало.
– Ты не понял мораль истории.
– Нет, я все понял. Ты говоришь, все это происходит, потому что ты ненавидишь меня? Поэтому ты поцеловала меня… дважды. – Чуну поднял два пальца и игриво ими пошевелил. – Какие у тебя интересные способы показать ненависть.
– Просто я чувствую что-то, когда ты рядом, – огрызнулась Сомин. Ну вот надо ему было сделать этот разговор в десять раз тяжелее? Она пыталась ему что-то объяснить, а он настойчиво продолжал неправильно все понимать. – Хотела бы я ничего к тебе не чувствовать. Но ты почему-то вызываешь во мне какую-то реакцию.
На этом Чуну остановил ее. Казалось, он над чем-то размышлял, а затем сказал с удивительным спокойствием:
– Мне за это ничуть не совестно. Я бы предпочел, чтобы ты обращала на меня внимание. Мне нравится, когда ты обращаешь на меня внимание. Но разумный человек не целует того, кого ненавидит.
– Я знаю, – разочарованно протянула Сомин.
– Так, может, задумаешься, на самом ли деле ты меня ненавидишь?
– Я не могу, – прошептала Сомин. Горло у нее сжалось.
– Почему?
– Потому что иначе мне придется волноваться из-за того, что я поцеловала тебя. Дважды.
– Верно, – согласился Чуну, снова ложась на спину и закрывая глаза. Сомин уже собралась уходить, когда он снова подал голос: – На ночь останешься?
Сомин колебалась: ее ничто здесь не удерживало. Но с ее губ слетело:
– Да.
13
В лесу было тихо. Так тихо, что Миён сразу поняла, что это сон.
Она шла по тропинке, ее взгляд метался по сторонам, высматривая движущиеся фигуры.
Ей показалось, что она заметила движение слева от себя, и она отпрянула.
– Неужели тебя так сильно пугает то, что я здесь?
Миён развернулась и оказалась лицом к лицу с Йеной. Ее грудь пронзила острая боль. Была она вызвана страхом или предвкушением, Миён не знала.
– Ты не пугаешь меня,
