— Легки на помине! Размножатели идут! — предупредила Галя.
Мария Ивановна оглянулась и узнала мальчиков.
— Вот спецы! Как важно шагают! — шутливо заметила Шура.
— А ты не смейся! Ванюшка на самом деле спец! О картошке он больше тебя знает! — сказала Валя.
— Да, Ваня серьёзный мальчик, — согласилась Мария Ивановна.
Заметив, что комсомольцы смотрят в их сторону, ребята убавили ход.
— Ну, что вы? Идите, идите! Вызов на соревнование, что ли, принесли? — крикнула Валя.
— Нет… Мне Настю надо, — сказал Ваня. — Настя, иди-ка сюда!
— А что у тебя? — спросила девушка.
— Иди сюда! — позвал Ваня и, когда сестра подошла, с надеждой спросил: — Ты картошку спрятала?
— Какую-картошку? — удивилась Настя.
— Нашу… Ленинградскую…
— Да что ты, Ванюшка! Не трогала я вашу картошку. Зачем я буду прятать? Что ты!
У Вани сердце будто упало куда-то.
— А что случилось? — с сочувствием спросила Настя, увидев слёзы в глазах брата.
Но мальчик только рукой махнул. Он повернулся и зашагал обратно, не слушая окриков сестры и комсомольцев. Даже голос Марии Ивановны не заставил его остановиться.
24. В поисках выхода
Клубни исчезли. Исчезли таинственно, необъяснимо. Единственно, на кого можно было думать, — это крысы, хотя дед и утверждал, что осмотрел весь дом и никаких крысиных следов не нашёл.
До самого вечера Ваня не мог примириться с мыслью о пропаже, а когда понял, что ждать больше нечего, совсем упал духом. „Всё пропало“ — думал он. Теперь вся надежда на снятые ростки. Ни о каком соревновании с девочками, с городскими юннатами, ни о каком рекорде не могло быть и речи. Много ли черенков можно снять с двадцати ростков? Пока они укоренятся, пока вырастут, девочки снимут и белые, а затем и зелёные ростки со своих клубней. „Напрасно и в Ленинград ездил, и на семинар ходил, и книгу читал“.
А главное — пропал научный опыт. Он вспомнил слова Степана Владимировича, сказанные на прощанье: „Ты постарайся рекорд поставить. Ускоренным размножением занимались многие, но никто еще не ставил таких смелых задач. Покажи, на что ты способен и на что способен картофель. Я в тебя верю!“
Эти слова врезались в память мальчика. Он ими гордился и должен был оправдать эту веру в него.
И вот всё пропало!
Чтобы не слышать „жалостливых“ слов матери, сестры и ребят, Ваня ушёл на берег озера. Ему хотелось быть одному. Дома все пытались его утешать и давали различные советы. Это его раздражало.
На озере тихо. Лёд еще крепкий, но ходить по нему опасно: можно провалиться. Ещё немного — и озеро очистится.
Ваня представил себе, как это будет. Весеннее солнышко с каждым днём греет сильней, насквозь пробивает лёд, и скоро он превратится в длинные гранёные и прозрачные, как стекло, палочки. Подует ветер, и лёд со звонким шуршаньем полезет на берег, а там, где льдины еще не могут рассыпаться, они взгромоздятся друг на друга, — и всё озеро покроется яркобелыми извилистыми полосами. Весенний ветер изменчивый: подует день, другой с юга, а потом повернётся и погонит лёд в другую сторону. Вдоль берега тогда образуется широкая полоса чистой воды. Тут не зевай. Начнёт играть щука. Во время нереста она подойдёт к самому берегу, даже спина видна. Булькает в водорослях и ничего не замечает.
Ваня с тоской посмотрел на ровную, мёртвую поверхность и вздохнул. Мысли снова вернулись к пропаже.
„Что делать с ростками? Может быть, отдать их девочкам и пускай они одни занимаются? — подумал он. — А если теперь объединиться в одну бригаду? Всё равно им без нас не обойтись!“
Ваня понимал, что это вполне возможно и девочки охотно согласятся; но что же будет с соревнованием? У ребят пропадёт интерес. Летом столько соблазнов на озере, в лесу…
„Ну, а что если попросить у девочек одну картошку? Для научного опыта урожай всё равно будут считать с одного клубня, — подумал он. — Неужели не согласятся? Не для себя же размножаем. Если бы с девочками случилось такое несчастье, разве бы мальчики не поделились? — задал он сам себе вопрос и, не раздумывая, ответил: — Какой разговор! Конечно, поделились бы“.
* * *
День был субботний, уроки можно выучить завтра, и Зина занялась домашними делами. Затопила плиту, поставила утюги и принесла с чердака бельё. Когда пришёл Ваня, рядом с ворохом выстиранных простынь, наволочек, полотенец, платков на скамейке лежала уже большая стопка выглаженного и умело сложенного белья.
— Не нашли картошку? — спросила девочка, оглянувшись на скрип двери.
— Разве её теперь найдёшь? — мрачно ответил Ваня.
— Как же вы будете теперь? — Она передвинула простыню и, видя, что тот молчит, предложила: — Ты садись.
Ваня сел на табуретку и стал наблюдать за работой. Утюг плавно скользил по морщинистой поверхности полотна, оставляя за собой гладкий, чуть парящий след. Было видно, что девочка работает с охотой. Ей нравилось превращать бесформенные, скомканные клубки в красивые, чистые вещи.
— Ваня, давай напишем письмо Светлане. Пускай она попросит у Степана Владимировича ещё клубней, — предложила Зина. — Хочешь, я им напишу?
— Нет. Чего там просить… Я придумал другое.
— А что?
— Отдайте нам одну картошку, и пускай будет поровну. Тогда никому не обидно.
— Ну, вот еще чего выдумал! — вырвалось у Зины, но она сейчас же спохватилась.
— Да разве я могу одна решить? — поправилась она. — Надо бригаду спросить. Если бы картошки были мои, то я бы с удовольствием!
— А ты спроси их, — посоветовал Ваня. — Если у нас картошки не будет, то и соревнования не будет. Светлана пишет, что всё равно урожай разделят и высчитают, сколько приходится на одну картошку.
— А ты которую хочешь? — спросила Зина, подумав: — „Камераз“ или „северную розу“?
— А всё равно. Которую не жалко.
— Ну, хорошо. Я спрошу у девочек и завтра отдам.
На этом разговор был закончен, но Ваня не уходил. Ему хотелось чем-нибудь отблагодарить Зину. Выждав, когда она поставит утюг на плиту, он вытащил из кармана письмо Светланы и протянул ей:
— Хочешь им написать?
Девочка сразу догадалась, что это за письмо, и смутилась.
— А зачем… Оно же тебе написано, — неуверенно сказала она.
— Ну так что? Они общие шефы, а не мои.
Зина перечитала письмо с каким-то неизвестным ей, волнующим чувством, совсем не так, как Ваня. Может быть, это было потому, что она поверила и придавала большое значение их дружбе и шефству, а Ваня был равнодушен и не особенно надеялся на Серёжу.
— А ты уже ответил? — спросила Зина.
— Да!
— А что я напишу? — спросила Зина.
— Ты бригадир… вот и пиши про девочек.
Эти простые слова сразу рассеяли все сомнения. На самом деле, чего она стесняется? Серёжа и Светлана такие же обыкновенные ребята, как и она, и будут, наверно, рады получить письмо от колхозных друзей.
25. Согласие
Зина не стала откладывать встречу с подругами до завтра. Закончив работу, она решила повидать их сегодня же и поговорить с каждой в отдельности.
Катя Миронова мыла пол. Матери её дома не было.
— Садись, Зина, — предложила Катя. — Я сейчас!
— Нет. Я по делу забежала.
Катя знала о пропаже картофеля, и поэтому Зина коротко рассказала только о предложении Вани.
— Конечно, отдай одну, — согласилась Катя и добавила: — только ту, где десять глазков.
Оля Тигунова только что вернулась из бани и пила чай. Красная, с завязанными белым платком волосами, в лёгком платье, она дула на блюдце, и при этом не только щёки её, но и вся она казалась круглой, как мячик.
— Ой, Зина, прямо умираю — пить хочу, а он горячий! — пожаловалась Оля и, как всегда, засмеялась. — Прямо как огонь.
Услышав о просьбе мальчиков, Оля посмотрела на Зину большими, круглыми от удивления глазами.
— А что ты спрашиваешь?.. Картошка же не моя…
— Фу, какая! Ты же в бригаде состоишь, потому я и спрашиваю! — с досадой сказала Зина. — Разве тебе всё равно?
— Так я же не могу распоряжаться картошкой, если она не моя.
— Ты не можешь, и я не могу, а все мы можем! — пояснила Зина.
Оля подумала и пожала плечами:
— Если хочешь, — отдавай. Всё равно у нас больше.
Следующей была Тося, которую Зина встретила на улице.
Узнав о просьбе, Тося принялась горячо возражать. Но возражения её были какие-то странные:
— Ой! Мальчишки и так задаются, а им еще картошку отдавать? Пускай сами достают…
Пришлось уговаривать. Зина терпеливо начала объяснять подруге самые простые, как ей казалось, вещи, но Тося упрямо стояла на своём:
— Всё равно они и спасибо не скажут. Знаю я их. Они рады на готовенькое-то…
