– это хозяйка дома, ясное дело, а кто же еще?
Измаил застыл как вкопанный и сказал, если ты мне сейчас же не объяснишь, что мы здесь делаем…
Томеу поднялся по трем ступенькам, ведущим к входной двери, и позвонил. Вместо звонка раздался благозвучный колокольный звон.
– Я ухожу, – заявил Измаил.
– Десять тысяч евро, по рукам? – сказал Томеу, не оборачиваясь. – Только запомни все цифры, которые она тебе скажет.
Тут открылась дверь, и вместо чопорного дворецкого или горничной в наколке на пороге появилась элегантная и улыбчивая дама. Пожилая, но красивая, ухоженная.
– Вы из службы перевозок? – спросила она.
– Так точно, – ответил Томеу.
– Давно вас поджидаем…
– Мадам, – сказал Измаил, – если я не ошибаюсь, вы организуете симпозиум полиглотов. Ведь так?
– Что?
Измаил протянул ей руку и представился, Измаил Кабан, к вашим услугам. По словам господина Томеу, вас может интересовать мое участие в качестве полиглота.
На лице дамы изобразилось некое замешательство; по-видимому, она понятия не имела, о чем идет речь. Потом она ответила:
– Проходите, пожалуйста, мы и так задерживаемся. А грузовик уже в пути.
– Похоже, нам есть откуда плясать! – воскликнула Марлен, несколько приободрившись.
– Я устал… У меня в голове все перепуталось…
Железным тоном психиатр проговорила, мы позвонили в дверь, раздался колокольный звон. Вы с Томеу вошли в этот дом.
В квартире Марлен понемногу темнело, и оба они надолго затихли, где-то на добрую четверть часа. Она вглядывалась в Измаила, а тот был погружен в себя, и оба они так сосредоточились, что не слышали проезжающих по улице машин. И наконец Измаил произнес, то, что я вижу… Это не имеет никакого отношения к тому… к дому…
– Да, именно к дому, – устало произнесла доктор.
Молчание. За окнами уже скрылось солнце; но их это не интересовало. Внезапно перед ним предстал испуганный взгляд пожилой дамы, она широко раскрыла глаза и тяжело дышала, глядя на него, как будто обвиняя в том, что он даже не пытался ее защитить.
– На помощь! – чуть слышно простонала она.
Измаил от изумления даже рот раскрыл.
– Да что ты творишь, Томеу?
– Не называй меня по имени! Твоя работа – слушать и запоминать все цифры, которые она тебе назовет.
– Не знаю, что за цифра вам понадобилась, – простонала сеньора.
– Хватит притворяться идиоткой, – разозлился Томеу.
– Я ничего в компьютерах не понима…
– Компьютер здесь ни при чем.
– О господи! – Женщина посмотрела на Измаила и сказала, вызовите полицию, этот человек меня убьет…
– Заткнись, старая ведьма!
Измаилу было неприятно, что Томеу обзывает даму старой ведьмой. Неловко. Да, он чувствовал себя неловко. Глаза притихшей Марлен буравили ему череп и бередили душу, сознание, а может быть, память. Она молчала. Но Томеу вконец разбушевался и заорал, нам приказали вас убить, если не скажете цифры, теперь понятно?
Сеньора разрыдалась, и когда Измаил об этом вспомнил здесь, у Марлен, он не смог сдержать нахлынувших слез. А Марлен молчала, пристально вглядываясь в него.
Жутко было видеть, как пожилая женщина плачет и не может вытереть сопли, потому что ее держат за обе руки, и всхлипывает, я не знаю, о чем вы, не знаю, о чем вы.
– Мы не хотим вас убивать, и однако, если вы сейчас же не расколетесь, приказ есть приказ.
Томеу сделал Измаилу знак, спокойно, все идет по плану. Потом обратился к женщине:
– Мы потратили уйму времени на то, чтобы вежливо и спокойно убедить вас поделиться необходимой нам информацией. Дошло? – И снисходительно добавил: – Высморкайтесь, мадам, а то смотреть противно.
Он протянул ей салфетку для чайного сервиза, чтобы она высморкалась. Женщина сердито высвободила руку, взяла салфетку и вытерлась. Бросила салфетку на пол и поглядела Измаилу в глаза. Этого взгляда, пробуравившего ему зрачки, Измаил никогда не забудет. Он не сумел удержаться и позвал врача. Марлен возникла из глубины молчания и спросила «что». Однако и этой картинкой, буравящим взглядом, Измаил делиться не стал. А старая сеньора, которую он жалел все больше, оглядела его с ног до головы и сплюнула:
– Никаких цифр у меня для вас нет, ни шифров, ни паролей. Загляните в мой ноутбук – может, там что-нибудь найдете.
Томеу мотнул головой в сторону Измаила, и тот присел к столу, поднял крышку ноутбука, нажал на кнопку и сказал, что мы за кашу заварили тут, скажи, Томеу?
– Не называй меня по имени, дурак!
– Кстати, – презрительно уточнила сеньора, которую все еще удерживал Томеу, – пароль у ноутбука «один, два, три, четыре». – Она перевела дыхание, чтобы успокоиться, и добавила: – Ищите что хотите. Вы меня с кем-то спутали.
Томеу поглядел на часы и сморщился от досады. Он злобно схватил ее за горло и задрал ее голову вверх: она широко раскрыла глаза от ужаса, едва не задыхаясь.
– Постой, постой, – запротестовал Измаил.
– А ты заткнись, сука, и занимайся своим делом, а я займусь своим! – заорал Томеу. – Уяснил?
– Я ухожу.
– Шаг только сделай, и убью.
И, сжимая шею женщины, как в тисках, придвинулся к ней ближе и прошипел:
– Мне нужен пароль от ячейки вашего мужа в Банке Труа. И нечего со мной шутки шутить.
Он все еще держал ее за горло, не позволяя ей двинуться, и от недостатка кислорода у нее изменился цвет лица.
– Оникадамевонигаварил.
– Чего? – спросил Томеу. Он разжал руку, сжимавшую ее шею, и женщина упала на пол.
– Он никогда мне его не говорил, – откашливаясь, ответила сеньора.
Она, скорее всего, не до конца осознавала, какая ей грозит опасность, поскольку, еще не успев оправиться оттого, что ее шею только что сжимали в железных тисках, проговорила, а теперь, будьте любезны, убирайтесь подальше из моего дома, поскольку я собираюсь звонить в полицию.
Семьдесят девять лет ей было, сказали им, но женщина с характером.
– Совершенно бесстрашная.
– Что? – переспросила Марлен.
– Нет-нет, прости… Это я так… Меня захлестывают мысли, и…
– Мне торопиться некуда, – сказала доктор Марлен, и Измаил увидел, что Томеу теряет голову; особенно в ту минуту, когда он схватил чайный поднос и сбросил всю посуду на пол, забрызгал ковер и все перепачкал.
– Успокойся, Томеу, – испуганно процедил он сквозь зубы.
– Заткнись и не называй меня по имени, паскуда.
Томеу сдавил пальцами шею женщины, поглядывая на Измаила, словно говоря ему, видишь, сволочь, что я из-за тебя делаю?
– Ты ее задушишь!
– Если она не расколется, можно и задушить.
Измаил вгляделся в глаза сеньоры: теперь она уже не злилась, ей стало страшно. В ее глазах читалось: ужас, смерть, конец. И когда она начала выкрикивать какие-то слова, Томеу ослабил хватку; она перевела
