Зубы Марфина клацнули, как крышка пианино, а голова мотнулась туда-сюда, как одуванчик на ветру. Но он кричал:
– Хочу, хочу, хочу кайфа и летать хочу! Бу-бу-бу-бу-бу-бу…
Жёлтая минеральная краска с его лица облетала, как чешуя у рыбы.
– Убью, мозгляк! – пообещал Мамиконов.
Но Пашка Марфин в ответ то панически орал, как щенок, то беспечно улыбался, словно жаба. Ему, как всегда, было наплевать свою судьбу. Его круглая, как блин, физиономия ничего не выражала, кроме желания куда-нибудь бежать и во что-нибудь вляпаться.
Сергей посмотрел, что делается за рекой. Крикунов, которые строились на набережной, с моста видно не было. Однако за домиками на набережной и угольными «деревьями» раскинулся целый лагерь: вышки, палатки, кухни, какие-то диковинные машины, сходные со стрекозами. Одна из них как раз разминала крылья. Что-то похожее на танк ворочало стволом – вверх-вниз, вправо-влево.
Вот это да! – подумал Сергей. Вот это мы влипли, даже если бы разнесли всю набережную. До лагеря было слишком далеко даже для СВТ-40.
С вышек их, конечно, заметили, и несколько крикунов уже бежали по направлению к мосту и даже стреляли из своих винтовок. Но расстояние было слишком большим.
– Пошли в жопу! – орал Пашка и пробовал даже кусаться до того момента, пока кулак Мамиконова не опустился на его череп. Ноги у Пашки нехотя подогнулись, он повис на Мамиконове. Мамиконов кинул его на плечо, как тряпичную куклу:
– Стреляй, чего ждёшь?!
Сергей поднял винтовку примерно под сорок пять градусов. Встал в стойку боксера, уперся ногами в мостовую, и когда увидел, что Мамиконов с Пашкой на плечах скрылись за мостом, выстрелил.
Даром, что патрон был усиленным – СВТ-40 лягнула его в плечо, как лошадь копытом, и Сергей, едва не упал, взвыв от боли, хотя и готов был к такому удару. Почти согнувшись пополам, он заставил себя выпрямиться и, уже зная, что окончательно доконает плечо, но, боясь, что вторая чудо-пуля разорвётся в стволе, ещё раз нажал на спусковую скобу.
На этот раз было ещё хуже – плечо словно отвалилось вместе с винтовкой. И Сергей, решив, что как минимум раздробил себе сустав, подхватил левой рукой СВТ-40 за ремень и, подвывая, и поскуливая, побежал к своим, абсолютно забыв о том, что стрелял ядерными пулями.
Взрыва всё не было и не было. Его не было, когда Сергей покрыл половину расстояния, его не было, когда он добежал до конца моста, его не было и когда он прыгнул, и только тогда «оно» взорвалось.
Ударная волна с опозданием нагнала его в тот момент, когда он коснулся ногами подошвы песчаного откоса. Должно быть, это и спасло его, только по шлему ударило всего лишь пару камней, да за спиной рухнуло ограждение моста.
При касании с землей Сергей не удержался на ногах, перевернулся пару раз через голову и, выломав небольшую просеку в угольных «деревьях», скатился в канаву. В этот момент он уже был без сознания и мало что ощущал, даже тряску почвы, как при землетрясении.
Он не видел и самого главного. Мамиконов потом рассказал ему. «Когда ты выстрелил, «стрекозы» крикунов уже взлетали. Парочка из них была в воздухе. А другие вот-вот должна была подняться вслед за первыми. Да и танки выползли в центр лагеря и направили пушки в твою сторону. Тревога в лагере, суета, паника. Всё такое. Мы видели, как ты выстрелил первый раз. Ничего не произошло! Ну, думаю, писец подкрался незаметно – пуля бракованная. Потом ты ещё раз бабахнул и побежал. Некоторые из наших уже смазали пятки жиром. Я как дурак, с Пашкой вожусь, который брыкается, что твой козёл. В общем, все решили, что это не пули, а наебаловка сплошная, зря только контейнер тащили, и что сейчас нам всем конец придёт: перелетят «стрекозы» через речку и сожгут своими лазерами. Я даже Пашку отпустил, потому что всё бессмысленно стало. Только так спокойно смотрю, как «стрекозы» барражируют. Жду, когда они меня убивать начнут. А пульки-то твои возьми и взорвись почти одновременно. От «стрекоз» одни крылья мелькнули в свете искусственного солнца. Я, естественно, мордой в канаву, памятуя о поражающих факторах ядерного взрыва, хоть он и был маленьким, почти микро. Но учитывая небольшой расстояние, я тебе скажу, это было дело! Потом – вспышка, свет от которой, казалось, проник во все щели, и начало качать. Только я не понял: у тебя две пули было? Значит – два взрыва. А нас подбросило раз десять. Должно быть, у крикунов боеприпасы рвались. Вот так-то, братишка. Молодец ты! Я тобой горжусь!»
Потом к Сергею подошел капитан Мирон Парийский сердито посмотрел и неожиданно произнёс:
– От лица командования первой советской экспедиции на Марс и от себя лично, выражаю благодарность!
– Спасибо… – пробормотал Сергей, поднимаясь и придерживаясь левой рукой за какие-то скобы в стене.
После ядерного взрыва они отступили на заранее намеченные позиции, то есть в подвал то ли котельной, то ли кочегарки, стены которой были сделаны настолько добротно, что выдержали ударную волну. Хотя Сергей подозревал, что она, волна, была вовсе не такой сильной и что действие ядерного оружия преувеличено. Две неоновые лампы, казалось, только сгущали мрак.
– У нас ещё пара спец-пулек имеется, – похвастался Лобастов. – Стрельнем?
– Не-е-е… – открестился Сергей, чувствуя, что ему сейчас не до разговоров, – я не знаю… это не винтовка, а пушка…
– А что ты хотел?! – удивился Лобастов. – Выстрелить на четыре километра! Ещё бы! Я бы лично не решился.
Ага, тупо сообразил Сергей. Я у них типа подопытного кролика был. Нашли молодого, необстрелянного. Но в данном случае его подвело прошлое: Сергей понадеялся на свой сталкеровский опыт, в котором, однако, не было ядерного оружия, но было много стрельбы.
– Ничего, ничего, – похвалил его Парийский и ободряюще похлопал по больному плечу. – Ты парень крепкий. Выдюжишь. А дело ты сделал доброе. Теперь это облако к нам, может, вообще не сунется. Стало быть, ты спас планету. Ну скажи, кто из знакомых тебе людей, спас целую планету, типа Марс?
– Никто… – смущенно пробормотал Сергей из последних сил, чувствуя, что на лбу выступает испарина и что он сам куда-то уплывает.
– Ну чего вы к человеку пристали. Видите ему плохо! – налетел врач Давыдов. – А ну-ка садись! А ну-ка давай снимай скафандр. Что у тебя с плечом, сломал, что ли?
Это я когда стрелял, хотел объяснить Сергей, но сил не было даже ворочать языком. На какой-то момент он отключился и увидел Милу, которая ему сказала: «Ты вернёшься, и мы поедем в Городок-Три. Я жду». Встреча, однако, оказалась очень короткой. Он предпочел бы развить события и воспользоваться обстоятельствами, но его окликнули из неоткуда. Сергей удивленно завертел головой и очнулся.
– Ну вот и молодец, – бодрым голосом говорил Давыдов, суя ему под нос ватку, смоченную нашатырём. – Ну вот и хорошо. Ну и молодец. Ты парень сильный. Нечего тебе в обморок падать. Ты нам ещё нужен! А кто будет из винтовки стрелять?!
Плечо у Сергей действительно был никаким, онемело, боль отдавала в кисть и ногу так, что моментами казалось отваливается вся правая часть тела.
С превеликой осторожностью Мамиконов помог Сергею разоблачиться и включил свои фонарики на скафандре, чтобы доктору лучше было видно.
Сергея уложили на пол, и он старался думать о Миле, всё ещё храня тепло её губ, а не о своём плече, но у него плохо выходило. Мамиконов почему-то присвистнул. На лице появилось жалостливое выражение. Дело дрянь, решил Сергей, отрежут руку, и старался не глядеть вправо, где орудовал врач Давыдов. Руки у него были сильными и ловкими.
– Вывих у вас, молодой человек, на фоне вторичной травмы, – бодро сообщил Давыдов. – Я вообще удивляюсь, как вы стреляли с выбитым плечом. Я его вам заморожу, но думаю, это мало поможет. Будет очень больно. Дай ему прикусить что-нибудь, а то все зубы покрошит.
Мамиконов засуетился.
– Ну рукавицу, что ли?! – нервно оглянулся на него Давыдов, разбивая большую ампулу с какой-то жидкостью.
Из большой ампулы ударила холодная жидкость, и Давыдов направил её на плечо Сергею. Откуда-то сбоку в поле зрения Сергея вплыло растерянное лицо Мамиконова, которому самому было в пору грохнуться в обморок.
– Слушай, там у тебя такой чёрный синячище… Прикуси… – попросил он почти слезно. – Правда, она грязная, но ничего чище нет… – и сунул под нос Сергею перчатку от скафандра.
Сергею ничего не оставалось другого, как вгрызться зубами, хотя он не чувствовал плеча вообще и только в общих чертах представлял, что с ним будет делать врач Давыдов. Лицо врача сделалось очень сосредоточенным, он вцепился в кисть и предплечье так, словно собирался оторвать руку, а потом дёрнул изо всех сил. Из глаз Сергея полетели искры, словно ему врезали битой со всей силы, но как ни странно, он не отрубился, а вслед за вспышкой боли ощутил мгновенное облегчение, словно правую его часть тела включили и в нём завёлся моторчик, который раньше молчал. Всё мгновенно встало на свои места, и голова прояснилась.
