Она удивленно уставилась на меня. Потом спросила:
— Вы говорили об этом папе?
— Думаю, нечто подобное уже приходило ему в голову. Это лежит на поверхности.
— Но дама на вашей картине изображена с изумрудами. Значит, они все-таки были в замке?
— Может быть, это подделка.
— Мадемуазель, де ла Тали не носили поддельных драгоценностей.
Я улыбнулась. Через некоторое время у меня вырвался восторженный возглас: мы подошли к узкой винтовой лестнице.
— Она ведет в подземелье, — пояснила Женевьева. — Здесь восемь ступенек, я считала. Вы сможете спуститься? Держитесь за веревочные перила.
Я последовала ее совету. Лестница была такая узкая, что идти можно было только друг за другом.
— Чувствуете, как холодно? — В ее голосе слышалось волнение.
— Представляете, каково быть брошенным сюда и знать, что никогда не выйдешь наружу? Мы внизу, подо рвом. Здесь держали тех, кто осмелился оскорбить де ла Талей.
Спустившись на восемь ступенек, мы оказались перед тяжелой дубовой дверью, обитой железом. На ней были высечены слова. Четкие буквы как будто насмехались:
Entrez, Messieurs, Mesdames,
chez votre maître le Compte de la Talle[4]
— Любезный прием! Как по-вашему, мадемуазель? — Она лукаво засмеялась — будто приподняла маску девочки-тихони, которую носила до сих пор.
Я вздрогнула. Она подошла ближе и зашептала:
— Разумеется, гостей здесь уже давно не принимают. Пойдемте посмотрим на ниши в стенах, это камеры. Вот цепи. Пленников приковывали цепями и держали на воде и хлебе. Они жили недолго. Тут темно даже сейчас, а когда дверь закрыта, света совсем нет… ни света… ни воздуха. В следующий раз надо будет взять свечи… или лучше фонарь, тут спертый воздух. При свете я покажу вам надписи на стенах. Кто царапал молитвы святым и Божьей Матери, а кто — проклятия де ла Талям.
— Какое нездоровое место, — сказала я, разглядывая плесень на склизких стенах. — И без света, в самом деле, почти ничего не видно.
— Каменный мешок — за стеной. Пойдемте, я вам покажу. Привидений там еще больше, чем здесь, мадемуазель. Там очень много неприкаянных людских душ.
Захихикав, она пошла вверх по лестнице. Затем отворила дверь и объявила:
— А это — оружейная галерея!
Я переступила через порог. На стенах висели ружья всевозможных форм и размеров, каменные колонны поддерживали сводчатый потолок, на плитах пола в некоторых местах лежали коврики. У окна стояла каменная скамья, как в моей комнате, а ниши с узкими окнами почти не пропускали света. Я ни за что не призналась бы в этом Женевьеве, но здесь было нечто такое, от чего у меня по коже пробежал холодок. Обстановка в галерее не менялась сотни лет, поэтому нетрудно было представить, как сюда заходила ничего не подозревающая жертва. Мое внимание привлекло большое деревянное кресло, подобие трона. Любопытно, что его поставили именно в этой комнате. Его резная спинка была украшена геральдическими лилиями и гербом семьи де ла Таль. Кто на нем восседал? Естественно, мне представился нынешний граф. Вот он разговаривает со своей жертвой, и вдруг нажатием рычага приводится в действие пружинный механизм. Затем — предсмертный крик или, может быть, страшная тишина, наступившая после того, как несчастный понял, что произошло: крышка люка скользнула в сторону, и он упал вниз — к тем, кто попал сюда раньше него, чтобы кануть в Лету и больше никогда не увидеть солнечного света.
— Помогите мне отодвинуть кресло, — попросила Женевьева. — Пружина под ним.
Общими усилиями мы сдвинули с места кресло, и Женевьева скатала коврик.
— Здесь, — сказала она. — Нажимаю сюда… смотрите… вот, видите?
Раздались скрип, скрежет, в полу перед нами образовалась большая квадратная дыра.
— Раньше люк открывался быстро и бесшумно. Загляните вниз, мадемуазель. Почти ничего не видно, правда? Тут есть веревочная лестница. Обычно ее хранят в чулане. Пару лет назад один из слуг спускался вниз, чтобы прибраться, так что теперь там все в порядке — ни костей, ни праха. Одни привидения… но вы в них не верите.
Она вытащила веревочную лестницу, зацепила ее за два крюка, которые, очевидно, именно для этой цели были вбиты в половицы, и бросила свободный конец вниз.
— Ну что, полезете со мной? — Она начала спускаться, подбадривая меня улыбкой. — Ведь вы не боитесь, да?
Она спрыгнула на пол, я — за ней.
Мы оказались в маленьком, тесном помещении. Из открытого люка проникало немного света, и я разглядела узкие щели, черневшие в стенах.
— Эти ходы сделали нарочно. Узники думали, что через них можно выйти наружу, но это лабиринт. Они надеялись найти нужный коридор и выйти на свободу, а на самом деле все коридоры ведут обратно в каменный мешок. Это была очень изощренная пытка.
— Интересно, — сказала я. — Никогда не слыхала ни о чем подобном.
— Хотите пройтись по коридору, мадемуазель? Уверена, что хотите. Вы же не боитесь! Вы такая храбрая и не верите в привидения.
Я подошла к щели, сделала несколько шагов в темноту и наткнулась на холодную стену. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, что этот ход никуда не ведет. Впереди был тупик.
Вернувшись к исходной точке, я услышала сдавленный смех. Женевьева уже поднялась наверх и теперь сматывала лестницу.
— Вы любите прошлое, мадемуазель, — сказала она. — Вот и наслаждайтесь им. Представьте себе, этот каменный мешок все еще может приносить пользу семье де ла Талей.
— Женевьева! — закричала я.
Она засмеялась.
— Вы лгунья! — выкрикнула она. — Хотя, может быть, сами об этом не подозреваете. А теперь мы посмотрим, боитесь ли вы привидений!
Крышка люка захлопнулась. Меня обступила кромешная мгла, но через некоторое время мои глаза привыкли к темноте, а еще через несколько секунд я осознала весь ужас своего положения. Девчонка задумала этот трюк вчера вечером, когда отец предложил ей показать мне замок. Она выпустит меня. Мне остается лишь ждать освобождения и стараться не поддаваться панике.
— Женевьева! — позвала я. — Открой немедленно.
Я знала, что меня не слышно, вокруг были толстые стены и такие же плиты над головой. К чему строить тюрьму, если из нее доносятся крики жертв? Ее название прекрасно подходило к тому, что происходило с ее узниками: их предавали забвению.
Какая я дура, что поверила ей! Ведь я в первый же день раскусила ее, но потом позволила обмануть себя притворным смирением. А вдруг это не просто озорство? Вдруг это вовсе не безобидная выходка маленькой шалуньи?
Я спросила себя, что произойдет, когда обнаружат мое отсутствие. Когда это случится? Не раньше ужина. Либо в мою комнату принесут поднос, либо захотят позвать к семейному столу. И тогда… Неужели мне придется провести столько времени в этом отвратительном месте?
