– Конечно-конечно, – энергично согласилась Надя. – А завтра я прекрасно доберусь до дома на метро...
* * *
Она проснулась среди ночи – за окном шумел дождь. Монотонный, упрямо приближающий осень, долгий августовский дождь...
Надя включила ночник у изголовья.
Все вокруг было незнакомым, чужим. Порядок в комнате царил просто идеальный. Мебели мало, но вся она была идеально подобрана – строгий минимализм и простота, никакого сравнения с Надиной безалаберной квартиркой. Простыни пахли тоже как-то по-особенному...
До того Надя у Альбины бывала всего несколько раз, и вызвано это было вполне объективными причинами. Во-первых, Альбина жила теперь, после замужества, довольно далеко, во-вторых, нельзя было мешать Леонтию Велехову, Альбина сразу внушила это всем своим подругам, и в-третьих, здоровье у Альбины было не то, чтобы можно было надоедать ей слишком частыми визитами.
Полежав некоторое время с открытыми глазами, Надя пришла к выводу, что ни за что не уснет, если не выпьет воды. Тогда она тихонько встала, накинув поверх ночной рубашки огромную Альбинину шаль, вышла из комнаты и побрела по длинному темному коридору. Комнат у Велеховых было четыре – так что заплутать в них довольно легко. «Господи, да где ж у них кухня?!» – уже начала нервничать, открыв вторую дверь в какую-то комнату.
Но кухню она наконец нашла. Закрыла за собой дверь, ведущую в коридор, и нашарила выключатель. Знаменитая Альбинина кухня – потрясающий абрикосовый цвет панелей и стен и духовка с грилем.
Вода была в стеклянном графине.
Надя напилась и открыла окно. Ветра почти не было, и неумолчно шелестел дождь. Она стояла так долго, словно завороженная, пока кто-то не кашлянул за ее спиной.
– Не холодно? – спросил Леонтий Велехов. Он появился бесшумно, словно возник из ниоткуда.
– Нет, – быстро ответила Надя, запахнувшись в шаль. – Я дождь слушала. Наверное, надолго зарядил... Я вас не разбудила? Я Надя, подруга Альбины...
Вчера вечером Надя не видела Леона, он заперся в своей студии, работал. Они с Альбиной выпили чаю и легли спать.
– Нет, все в порядке... Я помню тебя, Надя, и мы на «ты», а не на «вы»... – засмеялся Альбинин муж.
– Разве? Ах, ну да... – Трепет и почтение, которые Альбина испытывала перед собственным мужем, передались и Наде. Она совершенно не знала, о чем полагается говорить с композиторами. Пожалуй, пора вернуться к себе в комнату...
– Я тоже пришел дождь послушать, – неожиданно заявил Леон. – У меня в комнате беда с окнами – просто так и не откроешь. Какой-то хитрый механизм, который я еще не вполне освоил...
– А зачем?
– Что – зачем?
– Зачем тебе понадобилось слушать дождь?
– А тебе? – улыбнулся он.
Леонтий Велехов, ухоженный Альбиной, выглядел очень даже неплохо. Она заставила его сменить прическу – никакого намека на прежнюю буйную шевелюру, теперь его светло-рыжие волосы были подстрижены. Очки в весьма приличной оправе. Джинсы, футболка – специально для дома. Он был высокий, худощавый, нескладный, но очень милый. А улыбка буквально преобразила его.
– Не знаю... – пожала плечами Надя. – Просто так.
– Это музыка, – сказал Леонтий и встал рядом с ней. – Ты слышишь?
– Нет, – честно ответила Надя. – Просто дождь. Он шумит, и довольно монотонно. Успокаивает.
– Это только первое впечатление... – покачал головой Леон и вдруг спохватился. – Надеюсь, я не выгляжу ненормальным? Сейчас объясню, почему я пытаюсь в звуках дождя уловить музыку... Слушай. Сначала тишина, но она такая... – он пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово, – объемная, действительно наполненная тихим монотонным шумом. Она успокаивает – но ее покой обманчив, потому что постепенно, не сразу, начинаешь различать всякие оттенки и интонации. Налетает порыв ветра – легкий, он приносит звуки с другого конца города, может быть, с другого края земли... Звенят провода. Быстрое стаккато капель по карнизу, сорвавшихся с крыши. Этот шум можно разложить по отдельным звукам, по нотам... В нем есть все, стоит только прислушаться. Чьи-то разговоры, обрывки других мелодий, смех, вздохи разочарования... Дождь соединяет все, каждая капля, упавшая с неба, несет в себе кусочек чужой жизни. И твоей – тоже...
– Моей? – переспросила Надя.
– Не конкретно твоей, а вообще... Нет, ну и твоей тоже, конечно.
Они стояли молча у открытого окна, глядели на темные мокрые деревья, на блестящий в свете фонарей асфальт, на темно-сизое ночное небо...
– Нет, не получается, – наконец произнесла Надя. – Не слышу ничего, кроме дождя. Я, если ты помнишь, переводчица... То есть человек, связанный со словом. Словом-то все можно выразить, а вот как сделать это с помощью нот?
– Идем, – он взял ее за руку, повлек за собой.
– Куда? – встревожилась Надя.
– Ко мне...
– Зачем?
– Затем, чтобы понять, как это можно сделать при помощи музыки...
Под студию Леону была отведена, наверное, самая большая комната в квартире – обшитая светлыми панелями, с каким-то особенным полом и потолком.
– Это звукоизоляция, – объяснил Леон.
В комнате стоял компьютер с принтером и прочей оргтехникой и небольшой рояль.
– Ты здесь сочиняешь? – благоговейно спросила Надя.
– Да.
– И на компьютере? – Она увидела распечатку нот возле принтера.
– И на нем. Ну, слушай. – Он сел за рояль, задумался на несколько мгновений, а потом прикоснулся к клавишам пальцами. Тихо, осторожно, едва слышно – в самом деле, звуки будто рождались из тишины, из какого-то объемного пространства. Постепенно они становились более отчетливыми и узнаваемыми.
«Да, это похоже на дождь, который мы только что слушали, – удивленно подумала Надя. – Я различаю и стрекотание капель по карнизу, и гудение проводов, и ветер...»
Постепенно к основной теме присоединилась другая – та, которую Леон назвал «человеческой». Печаль, радость, взрывы эмоций, безнадежное разочарование... Это был уже не дождь, а слезы, лившиеся с небес, – слезы, грусти и восторга.
Точно завороженная, закутавшись в длинную шаль, стояла Надя возле рояля и смотрела на Леонтия Велехова. Он улыбался, его пальцы торопливо летали по клавишам, он был весь вдохновение и радость. Надя и не подозревала, что Алькин муж может быть таким. Сутулый, нескладный, странный, застенчивый человек, про которого Лиля Лосева как-то за глаза сказала с презрительной усмешкой «Ох, уж эти гении...», вдруг превратился в другого – легкого, отчаянного, заражающего своей энергией и страстью...
Музыка, дойдя до апогея, начала затихать, постепенно пропала вторая тема. И теперь это снова был просто дождь, тихий, монотонный, бесконечный дождь...
– Здорово! – с чувством произнесла Надя и захлопала в ладоши, когда угасла последняя, вибрирующая, едва слышная нота.
