— Господь и Пресвятая дева защитят меня от всякого зла. Но я боюсь дьявольских козней и дел, которые совершаются людьми по его наущению. Если черт захочет забрать этот дом, ему не нужно будет самому являться за ним… — Девушка оттерла слезы и вдруг насторожилась. — Тсс… Слышите?
— Что?
— Кто-то прошел по улице.
— Это ветер раскачивает желоб.
— Нет, я слышу шаги… Идут сюда, к нам!
Она выбежала из кухни, Ренье кинулся следом, и в тот же миг град ударов обрушился на дом с улицы. Застучало по стенам, по двери, по крыше; было слышно, как падают вниз осколки черепицы. Несколько булыжников, разбив окно, влетело внутрь. Осколки посыпались на пол. Сесса вскрикнула — камень задел ее плечо. Ренье оттащил служанку в сторону, сам же бросился к двери. Но девушка держалась за него с такой силой, что он поначалу едва мог сдвинуться с места; когда же ему удалось ее оттолкнуть, Сесса упала на колени и схватила пикардийца за ногу. Он протащил ее до самого порога — там она выпустила его и осталась лежать; а Ренье вырвался на улицу, точно вода из прорванной плотины. При виде него черные тени на противоположной стороне улицы прыснули в разные стороны. Он помчался за одними, но они неслись, словно подхваченные ночным ветром; другие тем временем успели скрыться.
Пикардиец возвратился в дом; от ярости он не мог говорить и только рычал, как дикий зверь.
Служанка ждала его у двери, дрожа от страха.
— Хвала господу Иисусу Христу и всем святым! — перекрестилась она. — Они не тронули вас!
— Клянусь брюхом Господним, я этого не спущу! — выкрикнул Ренье.
— Ах, ваша милость, — вздохнула Сесса, — прогоните одних, придут другие. Обыватели Ланде на их стороне, потому они каждую ночь станут забрасывать нас камнями. Они с радостью сожгли бы этот дом, но знают, что огонь его не возьмет
— Ты их знаешь? — спросил пикардиец.
— Не в лицо, — ответила девушка. — Но я знаю звук их шагов, их голоса и взгляды, я слышу, как они все время шепчутся у меня за спиной. Сегодня днем целая толпа собралась перед домом; я думала, они набросятся на нас и вымажут двери дегтем. Господин комендант велел им разойтись, но они вернутся. Они уже вернулись…
— Пусть возвращаются — я выдерну им руки, а камнями забью их поганые глотки! — свирепо произнес Ренье.
Сухой старушечий смешок был ему ответом. Школяр и служанка подняли головы и увидели Грит, наблюдавшую на ними сверху.
— Ишь ты! Петух прокукарекал, а там хоть не рассветай, — сказала она, кривясь и подмигивая пикардийцу. — Петух храбр на своей навозной куче.
— Так ведь куча — не моя, — ответил тот.
— А раз так, убирайся прочь, чертово семя!
— Уйду — ты все глаза по мне выплачешь.
— А тебе, бесстыднику, хоть в глаза наплюй — все радость… Ах, — затрясла головой старуха, — где-то мой Андрис, куда пропал? Кого нам вместо себя оставил?
— Уймись, старая, — сказал Ренье. — Верно говорят: веселый гость никому не в тягость.
Но Грит продолжала ворчать и жаловаться. Сесса хотела увести старуху, но та оттолкнула ее с неожиданной силой; тыча скрюченным пальцем в пикардийца, она хрипло прокричала:
— Хвост, хвост подбери! — и расхохоталась, так что школяру сделалось не по себе, и он ушел в кухню, чтобы ее не слышать.
Там, поставив перед собой свечу, пикардиец снова взялся за книгу из лаборатории Хендрика Зварта. Никто его не тревожил, и он просидел до утра, пробегая глазами ветхие страницы. Книга была старая, кожаный переплет во многих местах треснул, части листов недоставало; на оставшихся чернила порыжели от времени, мелкие буквы наползали одна на другую, и трудно было разобрать написанное. Но Ренье едва замечал это: его взгляд было направлен не на хрупкий пергамент и неровные строчки, а за них — в темные глубины скрытого смысла, из которого он надеялся извлечь ответы на многие вопросы. И его нетерпение было так велико, что порой мысль обгоняла глаза, и пикардиец воочию видел то, что еще не было прочитано. Но многое ускользало от него, оставаясь непостижимым, — и к разгадке он не приблизился.
Ренье провел над книгой всю ночь и весь следующий день. Потом им овладела усталость, и он захрапел, склонив голову на пожелтевшие страницы.
Он спал крепко и не услышал, как тишину Великой субботы, в которой верующим положено молиться и размышлять о тайне Спасения, нарушил глухой рокот, подобный шуму далекой стремнины. Гул нарастал и становился все громче — многоголосые людские потоки текли от застав к городской ратуше, вливаясь в запруженную обывателями площадь.
Вслед за толпой отправилась и Сесса; вернувшись, она сказала Грит, что из Брюсселя по поручению епископского суда прибыл дознаватель, доктор Бартоломейс Имант, дабы расследовать дело о появлении дьявола в городе Ланде.
XVI
В тот же день вернулся Андреас, бледный и утомленный. Его школярская мантия была до пояса заляпана грязью, башмак хлопал оторванной подметкой, а лицо будто вылиняло: кожа туго обтянула скулы, глубокие тени легли под глазами. Но огонь, горевший в них, не угас; напротив, они сверкали еще ярче, еще неистовей.
Ланде, еще недавно совсем тихий и безлюдный, гудел, как пчелиный улей. По улицам слонялись зеваки, от скуки задирая друг друга; обыватели выглядывали из окон и громко переговаривались с соседями; на площади гомонящая толпа медленно перемещалась по кругу, словно густой суп, когда его размешивают ложкой; благородная приправа в лице городских старшин и прочих «viri hereditarii» держалась в тени ратушной аркады — разбившись на группы, почтенные бюргеры обсуждали свои дела. Говорили все, разом и громко; кричали, завидев знакомых; обменивались приветствиями, мнениями; бранились; то и дело случайный тычок или отдавленная нога становились причиной яростной ссоры, гаснущей так же быстро, как и вспыхивающей. Смеялись и визжали дети. Толстая кормилица в необъятном робе высоко поднимала ревущего младенца. Продавец птиц развалился у фонтана среди клеток со свистящим, поющим и чирикающим товаром; рядом с ним четверо подмастерьев с громким стуком метали кости на деревянную подставку.
И весь это шум, крик, суета, показная деловитость или нарочитая праздность скрывали напряженное ожидание, которым были охвачены все горожане без остатка, от малых детей до скрюченных стариков. Только улица Суконщиков была тиха и пустынна — и люди, точно сговорившись, обходили ее стороной.
Подхваченный людской рекой Андреас, сам того не замечая, дошел до рынка. Спохватившись, он хотел повернуть к спуску, вместо этого оказался вынесенным на площадь, где его закружило, словно в водовороте. Без устали работая локтями, школяр выбрался оттуда, чуть не лишившись мантии, и замер, увидев, что стоит у дома Барбары Вальке.
