Когда мы вошли в лифт, я заметила:
— Олег, кажется, ты жмешь на третий вместо первого.
— Мы выйдем на третьем, — сказал Олег, и я вздрогнула. Я еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким не терпящим возражений тоном. — Я пойду первым. Вы на пять шагов сзади. Возьмите барахло. Если что — не визжать и не путаться под ногами. Все поняли?
К моим немногочисленным достоинствам относится то, что я умею понимать, когда можно возразить, а когда следует беспрекословно подчиняться. Я схватила за руку попытавшуюся что-то сказать Свету:
— Тихо. Делай, как он велел.
Света умолкла. Меня слегка зазнобило от волнения. Лифт остановился, мы вышли и стали спускаться по лестнице.
Шакалята ждали на первом этаже, загораживая путь к двери подъезда. Олег остановился и мирно сказал:
— Дайте пройти, пацаны.
— Слышь, ты, — сказал тот же нагловатый голос, что оценивал мои внешние данные. — Слишком жирно тебе одному две телки. Поделиться надо.
Я так и не смогла потом вспомнить, что именно сделал Олег. Просто через мгновение один из шакалят лежал, скорчившись, около мусоропровода и тихо скулил. Другой надрывно кашлял, согнувшись и привалившись к стене, и на пыльном полу перед ним звездочками разбивались капли крови. Третий пятился, трясясь и прикрываясь руками.
— Стоять, — ровным голосом приказал Олег и пацаненок замер. — Еще раз вас здесь увижу — грохну на хер. Понял?
Мальчишка быстро-быстро закивал.
— Не слышу.
— П-понял.
— Пошел вон.
Пацан пулей вылетел из подъезда. Олег обернулся. Он был мелово бледен и улыбался:
— Вперед, девочки.
Мы со Светой вышли и на ватных ногах направились к машине. Олег забрал у нас сумки.
— Олег, — тихо сказала я, — у тебя на кроссовке кровь.
— Да, в берцах оно удобнее, — усмехнулся Олег.
А ведь это доставило ему удовольствие, неожиданно поняла я. Он сразу просек ситуацию, был готов и ничуть не волновался. Скорее наоборот, он был бы разочарован, пропусти нас троица спокойно. Ой-ой, как, оказывается, плохо я знаю своего милого…
В машине я села назад рядом со Светой и всю дорогу вынуждена была слушать взволнованное щебетание, как она сначала ничего не поняла, как жутко потом испугалась и какой Олег молодец. Это мешало сосредоточиться на собственных мыслях. Я думала о недавнем разговоре с Борисом. Мы сидели у него дома и скромно обмывали пивком свежекупленый бэушный, но еще вполне дееспособный компьютер.
— Кончились мои халявные пельмени, — посетовала я.
— Не горюй. Буду время от времени угощать по старой памяти, — чуть насмешливо утешил Борис. — А где твой мотоциклист? Даже странно видеть тебя одну, вы же теперь попугайчики-неразлучники.
— До понедельника у нас общение исключительно по телефону. Работы завал, Боря, а на выходные кое-что намечается.
Намечалась акция по устранению Ворошильского, но Борису это знать было совершенно не обязательно.
— И что ты в нем нашла? — пожал плечами Борис.
Я засмеялась:
— Ты же сам говорил: "Разве любят за что-то? Любят просто потому, что любят".
Борис не отозвался на мое веселье.
— А ты уверена, что действительно его любишь? По-моему, ты сочинила себе романтическую сказку — красивая и умная женщина пожалела одинокого мальчика…
— Какого черта, почему я должна его жалеть?! — вспылила я. — Олег не урод, не дебил и не нищий калека!
— Оля, успокойся. Хорошо, заменим слово "жалость" на "сочувствие", если тебе так больше нравится, но сознайся: не будь в моих словах большой доли правды, ты бы так не взорвалась.
— Чуть-чуть есть, — неохотно признала я.
— Осмелюсь заметить, что я неплохо тебя знаю. Тебе нравится одаривать его вниманием и лаской, это так приятно и возвышает в собственных глазах. Думаю, что и в любовной игре ты ведущая, верно? Но твой мотоциклист совсем не такой уж безобидный хомячок. У него есть характер, причем непростой и жесткий.
Все это было слишком близко к истине, чтобы мне понравилось.
— Борис, — сердито сказала я, — мне кажется, ты необъективно относишься к Олегу.
После небольшой паузы он кивнул:
— Верно. Но это не из-за того, что он считает всех гомосексуалистов психически ненормальными, которых надо изолировать от общества…
— Боря, не преувеличивай!
— …ради бога, пусть думает как хочет. Каждый человек имеет право на свое мнение и не мое дело кого-то переубеждать. На самом деле причина моей необъективности гораздо более примитивна. Я тебя ревную.
— Н-не поняла, — я даже заикаться начала от такого заявления. — Б-боря, но ты же… Мы же с тобой вроде только друзья…
— Именно так, Оля, — невесело усмехнулся Борис. — Мы дружили три года, а теперь ты меня стыдишься и не смеешь сказать своему приятелю, что среди твоих знакомых гей, по его терминологии — "гомик".
— Не то, чтобы стыжусь… Лишних дискуссий не хочется.
— Я все понимаю, не оправдывайся. Но все равно он рано или поздно узнает и поставит тебя перед выбором: или друг, или любимый. Кого ты выберешь, я не сомневаюсь.
Я немного помолчала, потом медленно сказала:
— Очень надеюсь, что никогда не буду стоять перед таким выбором, но… Боря, ты плохо думаешь обо мне. Я не предаю друзей.
Борис долил пиво в стаканы.
— Все, хватит об этом. Как бы я не относился к твоему Олегу, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Только помни, он не травоядное, он хищной породы.
И вот сегодня я увидела другого Олега, не трогательного мальчика, а мужчину решительного, надежного и… жестокого. Увидела и, пропади оно все пропадом, влюбилась еще сильнее.
Подъезжая к дому, Олег, как обычно молчавший всю дорогу, сказал не оборачиваясь:
— Девчонки, только без лишнего трепа. Ничего не было.
Народ, скучно сидевший у накрытого стола, с нашим возвращением слегка оживился. Олег врубил магнитофон, и Виолетта весьма грациозно задвигалась в танце посреди двора.
— Роскошная девица, но, по-моему, тупая как валенок, — поделилась впечатлениями Алена.
— У Вовика всегда такие, — отозвалась Света. — Я удивляюсь, где он их находит.
— Да ладно вам, — с укором сказала я. — Посмотрите на нее, если краску смыть — совсем девчонка. Естественно, хочется повыпендриваться.
— Эй, люди! — послышалось от калитки. — Вы меня еще ждете или уже похоронили?
— Сашка! — расцвела Света и бросилась к нему. Тот подхватил ее на руки и закружил. Света счастливо завизжала.
Саня, несомненно, рожден быть душой компании. Только с его появлением все встряхнулись, и покатилось веселье, которым Саня управлял как опытный дирижер: произносил тосты, сыпал анекдотами и комплиментами, менял кассеты, танцевал сам и увлекал других. Было здорово и даже Виолетта, ухитрявшаяся все время ляпнуть что-нибудь невпопад, казалась переносимой.
