в 23 часа, вооруженные патрули обходили свои участки, контролировали въезд и выезд из города. Неработающее население подлежало регистрации.
Значительная часть коммунистов была переведена на казарменное положение. Они составили также костяк отрядов особого назначения, которые широко использовались ВЧК для проведения облав и ареста контрреволюционеров.
Непосредственная участница событий тех лет старый член партии Е. Я. Драбкина вспоминает: «Как-то вечером нас вызвали в райком партии. На эту ночь все члены партии Городского и Краснопресненского районов были мобилизованы для проведения массовой облавы в центральных кварталах Москвы. По улицам расхаживали усиленные патрули. У ворот и парадных дежурили посты. В квартирах, на чердаках и в подвалах проводились сплошные обыски.
Прежде чем приступить к делу, участников облавы собрали во дворе дома на Рождественском бульваре, где помещались районный комитет партии и штаб отряда особого назначения. Член коллегии ВЧК Мартын Янович Лацис обратился к присутствующим с напутственным словом.
Он говорил о том, что за последнее время произошло множество случаев предательства, измены, шпионажа, перехода на сторону врага. За всем этим угадывается широкий контрреволюционный заговор (курсив наш. — В. К.)»{91}.
Каждый дом обыскивала специальная группа проверенных людей. Их встречали испуганные «господа», но чаще — молодые люди с военной выправкой и плохо скрываемой злобной усмешкой.
В одном из домов на Тверской улице группа, в которую входила Е. Я. Драбкина, на чердаке обнаружила шашки, патроны, несколько наганов, запасный ствол от пулемета а в пустой квартире — склад одежды, мешки с мукой, ящики консервов.
Возвратившись утром в штаб отряда особого назначения, вспоминает далее Е. Я. Драбкина, она услышала лаконичные доклады руководителей специальных групп: «Изъято оружие: винтовки разные, сабли, тесаки, военный бинокль, револьверы, палатка, брюки офицерские, шинели офицерские, седла кавалерийские, кобуры, порох, патроны винтовочные, ленты пулеметные… Проживают женщины, а вещи оказались мужские… Открыв шкаф, мы обнаружили в нем неизвестного гражданина, при котором не оказалось документов, но оказался револьвер системы «наган» и денег триста одиннадцать тысяч двести семьдесят четыре рубля одиннадцать копеек»{92}.
Тогда же были обнаружены подпольная типография, имевшая четыре плоскопечатные машины, готовый набор номера антисоветской газеты и тысячи листовок контрреволюционного содержания.
МЧК сообщала 13 сентября, что массовые обыски оздоровили обстановку в городе и позволили изъять значительное количество спрятанного оружия. Проведение указанных экстренных мер не давало возможности контрреволюционерам активизироваться, сковывало их инициативу, постепенно сужало кольцо вокруг их заговорщических центров, подготавливало и приближало их разгром.
Действительно, вскоре органам ВЧК удалось наконец напасть на след Национального центра.
Первая ниточка, которая вела к ядру организации, была обнаружена еще в июне 1919 г. При ликвидации мятежа на «Красной горке»[21] стало ясно, что на Петроградском боевом участке существует разветвленная шпионская сеть. Тогда же у убитого под Петроградом перебежчика нашли документы на имя бывшего офицера А. Никитенко и спрятанное в папиросе письмо, адресованное генералу Родзянко и подписанное «ВИК».
В июле на финской границе у двух других задержанных шпионов обнаружили зашифрованное донесение для штаба Юденича, подписанное так же таинственно «ВИК». Следствие установило, что донесение шпионы получили от петроградского инженера кадета В, Штейнингера. После ареста он признался, что является разыскиваемым «ВИКом». Оказалось, что «ВИК» был членом руководства петроградского филиала Национального центра. Аресты контрреволюционеров лишили Юденича многих шпионов в тылу советских войск.
Пресечению враждебной деятельности заговорщиков большое значение придавал В. И. Ленин. 22 августа заместитель начальника Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский представил В. И. Ленину доклад, в котором сообщались сведения о контрреволюционном Национальном центре. «В настоящий момент, — подчеркивалось в докладе, — мы имеем уже в руках нити центральной организации»{93}. Ответом В. И. Ленина явилась его записка Ф. Э. Дзержинскому от 23 августа 1919 г. В ней он предлагал обратить на операцию по ликвидации врагов революции «сугубое внимание. Быстро и энергично и пошире надо захватить»{94}.
В июле в Вятской губернии в руки чекистов попал агент Колчака Н. Крашенинников почти с миллионом рублей, предназначенных для московских контрреволюционеров. Его доставили в Москву и поместили в тюрьму. Оттуда Крашенинников пытался передать две записки, адресованные Н. Н. Щепкину или А. Д. Алферову.
Главарь Национального центра был арестован в ночь на 29 августа 1919 г., причем, как говорит в своих воспоминаниях старый чекист Ф. Т. Фомин, Ф. Э. Дзержинский «сам произвел обыск квартиры и арестовал… Н. Н. Щепкина»{95}. Щепкина взяли в тот момент, когда он принимал донесение от лазутчика Деникина. Во дворе обнаружили тайник, буквально начиненный шпионскими материалами. Вот их неполный перечень:
«1. Записка с изложением стратегического плана действий Красной Армии от Саратова.
2. Сводка о составе армий Западного, Восточного, Туркестанского и Южного фронтов на 15 августа 1919 г. с указанием номеров дивизий и мер, принимаемых советским командованием для укрепления Южного фронта (переброска частей с Восточного фронта), а также с описанием плана действий одной из армейских групп на Южном фронте.
3. Сведения о численности и дислокации частей 9-й армии Южного фронта (по дивизиям) по состоянию на 20 августа.
4. Подробное и весьма точное описание Тульского укрепленного района с указанием количества и мест расположения зенитных батарей, а также сведения о расположении базисных складов на Южном фронте.
5. Датированное 22 августа письмо членам «правительства», содержавшее сведения о сношениях, деньгах и планах московской организации Национального центра и тексты лозунгов, которые должны быть провозглашены при продвижении «добровольческой» армии к Москве…
6. Письмо, содержавшее военно-шпионские данные об отдельных армиях, предположительных стратегических планах советского командования и сообщение об имевшихся в Москве белогвардейских силах»{96}.
Даже простое перечисление этих документов свидетельствует об огромном вреде, который наносил Центр обороноспособности Советской Республики.
Произведенный тогда же обыск у А. Д. Алферова позволил обнаружить еще немало важных секретных документов. В своих мемуарах Ф. Т. Фомин пишет, что после обсуждения плана операции у Ф. Э. Дзержинского он и три бойца во главе с членом Коллегии ВЧК В. А. Аванесовым отправились на Малую Дмитровку. «Машину мы остановили в ближайшем переулке, а сами пошли к серому дому, где жил один из главарей заговора — Алферов. Квартира его была одновременно и местом явки заговорщиков.
Войдя во двор, мы осторожно поднялись по черному ходу в бельэтаж. В ночной тишине гулко раздался наш стук в дверь. Старческий голос испуганно спросил:
— Кто там?
— Милиция, — ответил Аванесов.
— Что вам нужно?
— Ищем дезертиров.
— Дезертиров у нас нет.
— Откройте!
Дверь чуть приотворилась. Я рванул ее на себя, и мы вошли в тускло освещенную кухню. Перед нами стояла женщина в накинутом на плечи пальто, по-видимому прислуга.
— Где Алферов?
— Они спят…
Обыск длился всю ночь. Измучились мы, надо сказать, порядком. Перелистали все книги, отбили в комнатах плинтуса, подняли весь паркет, но ничего не нашли. И уже только под самое утро взгляд Аванесова
