В день приезда гостей жители Пэддок-Грин места себе не находили. Пейшенс, все еще стараясь беречь раненую руку, сбежала вместе с Лемом на конюшню, чтобы найти и покормить козу Клару. Гулливер следовал за ними по пятам, все еще прихрамывая после того, как угодил в кроличий капкан. Они говорили о будущем, о том, как однажды Пейшенс вернется домой, и о том, как Лем станет солдатом Королевской конной гвардии, разумеется, когда повзрослеет.
Во время этого приятного побега из дома Пейшенс совершенно забыла об учетных книгах, которые должна была убрать до приезда гостей. Они с Лемом бросились бежать по испещренному маргаритками лугу и дальше по длинному зеленому коридору, соединявшему сады графа. Когда они, наконец, остановились, чтобы перевести дух, их нашел мистер Гиббс, запыхавшихся и хохочущих.
На его лице не было и намека на веселье оттого, что он обнаружил своих подчиненных забавляющимися. Его глаза сузились, превратившись в щелки, руки сжались в кулаки, которые он готов был пустить в ход.
Пейшенс с виноватым видом обратилась к нему, готовая оправдать отсутствие Лема:
— Сэр, я довольно долго задержала Лема вне дома… Но мистер Гиббс отодвинул ее, задев больную руку, и повернулся к Лему:
— Ты, ты, маленький бездельник. В последний раз у меня были неприятности из-за тебя. Поди сюда.
Пейшенс встала между дворецким и Лемом и спокойно продолжала:
— Пожалуйста, послушайте меня. Это я во всем виновата. Мы кормили козу и потеряли счет времени. Это была моя идея, так что накажите меня.
Внезапный всплеск смеха из холла напомнил, всем троим о недавно прибывших гостях. Лем бросился бежать, огибая Пейшенс, надеясь добраться до двери в коридор, но мистер Гиббс поймал его за шиворот и рывком поставил парнишку перед собой.
Прежде чем она успела вмешаться, Лем стал отбиваться от мистера Гиббса и кричать:
— Ты не тронешь меня! Ты не тронешь меня! Ты больше не будешь меня бить! Я убегу отсюда. Далеко, так, что ты не сможешь меня найти!
Одной рукой держа Лема, мистер Гиббс наклонился и захлопнул дверь в коридор, чтобы заглушить крики мальчишки. Пейшенс вдруг поняла все, что Лем никак не мог рассказать ей. Когда она посмотрела в лицо дворецкого, на котором отразилась ненависть к ней и мальчику, ярость и страх в сердце Пейшенс возобладали над всеми ее чувствами.
Вдруг мистер Гиббс занес кулак, намереваясь выместить всю свою злобу на извивавшемся мальчишке.
— Нет, я не позволю! — крикнула она и выдернула Лема из его рук. Рука мистера Гиббса описала дугу, и Пейшенс рухнула на пол. Она смотрела, как дворецкий, с искаженным злобой лицом, ринулся на нее, но Лондрингем схватил дворецкого сзади и повернул лицом к себе.
— Я прискорбно ошибся в вашем характере. Вы больше на меня не работаете.
Пейшенс смотрела, как граф оказал сопротивление жестокому дворецкому. Если она боялась мистера Гиббса из-за исходившей от него жестокости, это было ничто в сравнении с агрессивной львиной мощью, которую демонстрировал граф. Она видела, как дворецкий в страхе попятился от своего бывшего хозяина.
Мистер Гиббс поднял руку, чтобы укрыться от возможной угрозы, и сказал, защищаясь:
— Они не работали, я… я только пытался их наказать. Брайс с лицом, напряженным от гнева, бросил:
— Мне не нравится ваш способ наказания. Мне давно следовало избавиться от вас. — Он помедлил, прежде чем нанести удар, прямо в нос дворецкому. — Это за то, что ударили девушку, — коротко пояснил он.
Мистер Гиббс приземлился на спину рядом с камином, его нос превратился в кровавое месиво. Прежде чем он мог самостоятельно встать, Брайс поднял его за шиворот и ударил его в челюсть.
— А это за Лема. — На этот раз кулак Брайса впечатал мистера Гиббса в стену, и он, оглушенный, сполз на пол.
Когда Брайс снова двинулся к дворецкому, Пейшенс крикнула ему:
— Пожалуйста, милорд, не надо.
Брайс взглянул на Пейшенс и Лема, они сидели, прижавшись друг к другу, наблюдая за происходящим. Граф помог Пейшенс и Лему встать и повел Пейшенс к двери. Мистер Гиббс, пошатываясь, поднялся.
Брайс резко сказал ему:
— Вам лучше исчезнуть до того, как я вернусь. Конечно, если вы не хотите, чтобы я закончил начатое.
К счастью, никто из гостей графини не заметил, как Брайс проскользнул наверх вместе с Пейшенс и неотступно следующим за ним Лемом. Граф велел Пейшенс отдохнуть.
Лем ждал под дверью, пока Брайс ввел Пейшенс в ее комнату и проследил, чтобы она легла, ее темные ресницы опустились на бледные щеки.
— Сожалею, что не смог уберечь вас от этой боли. Мне давно следовало понять, что у него на уме. Из-за того, что я был занят другими делами, я не слишком хорошо заботился о тех, кто находится под моей защитой. Обещаю вам, это никогда больше не повторится.
Когда Брайс начал каяться, Пейшенс нахмурилась.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Со мной все в порядке, я просто потрясена. Завтра я буду готова вернуться к моим обязанностям. — Она улыбнулась.
— Не волнуйтесь о своих обязанностях, — сказал Брайс. — Желаю вам всего хорошего. А теперь я должен заняться Лемом и остальными гостями. — Кивнув, граф вышел, думая о том, что, не подоспей он вовремя, Пейшенс могла быть серьезно ранена.
А Пейшенс, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Ей жаль было Лема. Руперта. Ее до глубины души тронула доброта графа.
Следующее утро, когда Пейшенс не без труда выбралась из постели, выдалось ярким и светлым. У нее все еще побаливала голова, но ей не терпелось поскорее встать и начать новый день. Из коридора доносились голоса слуг.
Спустившись в кухню, чтобы немного подкрепиться, Пейшенс поняла, что мистер Гиббс был настоящим надсмотрщиком над слугами. В светлой просторной кухне сновали туда-сюда горничные и лакеи, их лица сияли.
В центре комнаты стоял лысый мужчина с седой эспаньолкой и в пенсне, чьи короткие руки не сочетались с его длинными ногами. Он стоял подбоченившись, контролируя движения каждого, получая от этого удовольствие, как кукловод с марионетками. Он отругал двух кухарок за пережженный горячий шоколад, дал задания двум ливрейным лакеям по обслуживанию гостей и щелкнул пальцами на болтавших горничных, которыми командовала кокетливая Мертл.
Пейшенс заметила Меленрой, сидевшую у камина, чепец на аккуратно причесанных седых волосах, крахмальный фартук — само воплощение чистоты и одиночества. Руки, привыкшие к работе, лежали на коленях старой кухарки.
Встревоженная, Пейшенс подошла к женщине, которую знала как ужасную и угрюмую кухарку, которая почти всегда молчала. Она спросила:
