– Что это? – Она погладила белый камень.
Паскаль пожал плечами. Тысячелетиями армии устраивали тут свои форпосты, наблюдая за морем. Развалин тут было столько, что Паскаль их уже не замечал. Иногда, правда, юноша смотрел на остатки старинных крепостей и ему становилось грустно. Вот все, что осталось от великой империи. Что же тогда после него останется? Пляж? Теннисный корт у моря?
– Идем, – сказал юноша. – Совсем чуть-чуть.
Они прошли вперед, и Паскаль показал девушке дорогу, спускавшуюся к Портовенере, до которой оставался еще примерно километр. Юноша взял Ди за руку, сошел с тропы и начал продираться через кустарник вверх по склону. Они выбрались на площадку, с которой открывался потрясающий вид на побережье, в обе стороны. Ди ахнула.
– Идем, – снова позвал Паскаль и начал осторожно спускаться на уступ.
Ди поколебалась, но пошла-таки следом, и вскоре они добрались до места назначения, небольшого бетонного купола, притаившегося среди камней. Его-то Паскаль и хотел показать американке. Купол уже так слился с ландшафтом, что лишь квадратные бойницы пулеметных гнезд выдавали его происхождение: дот, оставшийся здесь со времен Второй мировой.
Паскаль помог девушке забраться на крышу. Ветер совсем растрепал прическу Ди.
– Это с войны? – спросила она.
– Да, – ответил Паскаль. – Тут всюду война. Они смотрели корабли.
– Тут шли бои?
– Нет. – Паскаль махнул рукой на горы: – Место слишком… – Он хотел снова сказать «одиноко», но решил, что это слово не подходит. – Isolato?
– Изолированное? На отшибе?
– Si, да. – Паскаль улыбнулся. – Война тут только мальчики стреляют лодка.
Дот построили в нише в скале, и сооружение совершенно сливалось с ландшафтом. Сверху его вообще нельзя было заметить, а снизу он казался обычным камнем. Три прямоугольных окна выходили на море. Внутри располагалось пулеметное гнездо. Берег отсюда просматривался от Порто-Верньоны до невысоких гор Пунта дель Луого и дальше, до самой Риомаджьорры, последней деревни в Синк Терре. Отсюда и Портовенере было видно, и даже остров Палмарла. И везде белела пена прибоя, поднимались ввысь скалы, зеленели сосны, оливковые деревья, виноградники и сады. Отец говорил Паскалю, будто древние верили, что этот берег – конец плоского мира.
– Как красиво! – Ди забралась на крышу дота.
Паскаль был очень рад, что ей понравилось.
– Хорошее место думать, да?
Ди улыбнулась:
– И о чем же ты здесь думаешь, Паскаль?
Старый вопрос. Как на него ответишь? О чем думают люди? Мальчиком он сидел тут и представлял себе, какой он, остальной мир. Теперь Паскаль в основном думал здесь о своей первой любви, Амедии, которая осталась во Флоренции. Проигрывал в голове их последний разговор, гадал, надо ли было сказать какие-то другие слова. А иногда просто размышлял о мире, о своем месте в нем. Такие большие и сложные мысли не перескажешь даже на итальянском, не то что на английском. И все же ему хотелось попробовать объяснить.
– Я думаю… все люди в мире… и я один, да? И иногда я смотрю здесь луну… да, для всех… все люди смотреть луну. Да? Здесь, Франция, Америка. Для всех людей, одно время, одна луна, да? – Он представил себе, как его милая Амедия смотрит на ту же луну, что и он, из окна ее дома во Флоренции. – Иногда смотреть одна луна хорошо… А иногда… очень грустно, да?
Она некоторое время пыталась понять сказанное.
– Да, я тоже так думаю, – наконец сказала Ди и сжала руку Паскаля.
Паскаль от такой сложной английской фразы совсем обессилел, но он и рад был, что ему удалось сформулировать абстрактную мысль. А то последние два дня он все больше про «как комната» и «еще мыла» говорил.
Ди смотрела в море. Паскаль знал, она ждет, когда появится яхта Оренцио. Он успокоил девушку, сказал, что отсюда они лодку непременно заметят. Американка села, поджав коленки, и принялась разглядывать дальний, более плодородный, чем в Порто-Верньоне, берег, поля и виноградники.
Паскаль махнул рукой в направлении деревни:
– Видите камень? Я строю теннис… там.
Ди изумленно посмотрела вниз:
– Где?
– Там. – Они ушли немного в сторону от деревни, и отсюда он едва мог разглядеть площадку. – Будет primo корт.
– Подождите! Вы что же, корт прямо на скале строите?
– Мой отель станет destination primo, да? Очень роскошный.
– Я все равно не поняла, где он там поместится.
Паскаль наклонился поближе к ней и вытянул руку. Ди прижалась щекой к его плечу, чтобы смотреть точно туда, куда он показывал. Паскаль почувствовал, как руку пронзает электрический разряд, и воздуху снова не хватало. Ему казалось, что милая Амедия всему его научила и что смущаться он больше не будет, так нет же, вот он опять дрожит как лист на ветру.
Ди все никак не могла поверить своим глазам.
– Вон там? Там будет корт?
– Да. Я делаю камни… плоско. – Он вдруг вспомнил правильное английское слово. – Выравниваю, да? Будет очень известный, лучший теннис в Леванте. Primo корт, прямо из моря.
– И что, мячики не будут все время падать в море?
Он посмотрел на девушку, потом на свою площадку. Интересно, она хоть раз в жизни в теннис играла?
– Нет, игроки ударять мяч, – он показал двумя руками, – с этой стороны и с этой.
– Да, но ведь они и промахиваются иногда?
Паскаль недоуменно взглянул на девушку.
– Паскаль, вы когда-нибудь в теннис играли?
Вот тут она ему наступила на больную мозоль. Для итальянца Паскаль был довольно высоким, но вырос он в Порто-Верньоне, какой уж тут спорт? Довольно долго юноша ужасно стеснялся этого обстоятельства.
– Я вижу много картинки, – сказал он. – И размеры из книги.
– Ну представьте, что игрок, тот, что у моря, промахивается. Мяч ведь улетит в море?
Паскаль задумчиво потер подбородок.
Ди улыбнулась:
– Вы можете забор повыше сделать.
Паскаль смотрел на море и представлял, как на волнах качаются желтые мячики.
– Да, – сказал он. – Забор. Забор! Конечно. – Вот он дурак-то!
– Я уверена, у вас выйдет прекрасный корт.
Паскаль искоса разглядывал профиль американки и развевающиеся на ветру волосы.
– Мужчина, который сегодня приедет… У вас… любовь? – Паскаль и сам не ожидал от себя такого вопроса. Девушка повернулась к нему, и он смущенно опустил взгляд. – Надеюсь, не плохо, что я спрашивал?
– Конечно-конечно. – Ди вздохнула. – К сожалению, да… кажется. Хотя не стоило бы.
– А он? Тоже любит?
– Да-да, конечно, любит. Только себя, и очень сильно.
Паскаль секунду соображал, потом понял, что она пошутила.
– А! Очень смешно.
Порыв ветра снова подхватил ее волосы, и она подняла руку, чтобы придержать пряди.
– Паскаль, я прочитала роман того американца.
– Книга… хорошая, да?
Мать Паскаля никогда Бендера не любила, не то что они с отцом. Если он такой великий писатель, говорила она, чего ж тогда только одну главу за восемь лет накропал?
– Она очень грустная. – Ди прижала руку к груди. Паскаль не мог оторвать взгляда от тонких пальцев.
– Простите, – он прокашлялся, – что вы читать грустная история в мой отель.
– Да нет, она очень хорошая. Там такая безысходность, что моя безысходная тоска показалась мне не такой уж и страшной. Я понятно выразилась?
Паскаль неуверенно кивнул.
– Я снималась в «Клеопатре», это фильм о разрушительной силе любви. Впрочем, наверное, все на свете истории как раз про это. Паскаль, вы когда-нибудь влюблялись?
– Да. – Он поморщился.
– Как ее звали?
– Амедия.
Сколько ж времени прошло с тех пор, как он последний раз произносил это имя вслух? Паскаля потрясла власть, которую имело над ним простое сочетание звуков.
– Вы ее по-прежнему любите?
Вот тут ему как никогда не хватало знания английского.
– Да, – сказал он наконец.
– А почему вы не с ней?
Паскаль резко выдохнул и сказал:
– Это не просто, да?
– Да, – согласилась Ди, глядя на череду белых облачков, вынырнувших из-за горизонта. – Это не просто.
– Идем. Еще одно.
Паскаль потащил ее к дальней стене бункера. Он отодвинул камни и ветки и показал девушке небольшую квадратную дыру в бетонной крыше. Потом протиснулся внутрь, соскользнул вниз и поднял голову Ди не тронулась с места.
– Безопасно, – сказал Паскаль, – вниз. Спускайтесь.
Ди проскользнула в щель и спрыгнула на пол. Внутри было темно, пахло чем-то затхлым, и приходилось нагибаться чуть-чуть, если не стоять в центре. Тусклый свет падал только из трех прямоугольных окошек.
– Смотрите, – сказал Паскаль, зажег спичку и поднял ее над головой.
Ди подошла поближе. На голой бетонной стене кто-то нарисовал пять картин, одну за другой, точно в галерее. Паскаль зажег еще одну спичку. Художник даже некоторое подобие деревянных рамок к ним пририсовал. И хотя писал он на бетоне и краски давно потрескались, все равно было видно, что художник очень талантливый. Первая картина изображала берег под окнами бункера, кипящие волны, крыши Порто-Верньоны в правом углу. На следующих двух были очень официальные портреты двух немецких солдат. И наконец, два одинаковых изображения одной и той же девушки. От ветра и холода краски со временем выцвели и поблекли, поток воды, стекающий по стене во время зимних дождей, стер часть пейзажа, трещина прошла через самый центр одного из портретов солдат и немного задела первое изображение девушки. Но в целом картины удивительно хорошо сохранились.
