— Не перечь ему! Слышишь? Никогда ему не перечь!
Они, словно убеждали Николая не делать глупостей.
— Прими своего Господина! — не утихал громогласный рык существа. — И повинуйся!
Наверное, все в округе до самого края леса слышали этой крик, но по непонятной для Никеля причине — никто не шел ему на помощь. Макс, находящийся в доме, даже и пальцем не шевельнул, чтобы ему помочь.
Сейчас Парамонова уложат на красивый алтарь и принесут в жертву неизвестному Богу.
Хотя, нет! Известному!
Более чем, известному!
И это будет не Иисус Христос.
Но вместо этого, граф Фургас взмахнул крыльями и воспарил над комнатой, словно сам был Богом:
— Преклони колено, смертная мразь, когда с тобой разговаривает граф!
Никель не то, чтобы встать на колено, он не мог даже пошевелиться от страха. Все тело объяло такая слабость, что впервые в жизни наемный убийца почувствовал себя беззащитным.
В этот момент чья-то неведомая сила приподняла его над полом и, перевернув лицом вниз, бросила обратно на могильную землю.
Эффект удался!
Никель приземлился на колени перед Господином, но тело было настолько слабо, что он уперся руками в пол, не имея возможности встать, как подобает покорному рабу.
Вот так, стоя на четвереньках, он изо всех сил держался, чтобы не упасть. И не потому, что этого требовал этикет нового Господина, а всего лишь по одной простой причине — под ним сгрудилась большая куча насекомых: жуки, сороконожки, могильные черви и еще всякий сброд. Парамонов не горел желанием падать на них всем телом.
Он вдруг увидел, как сороконожки и могильные черви обвили его руки, и медленно, словно изображая серпантинную дорогу, двинули вверх по рукам. Нетрудно было догадаться, куда метили омерзительные твари. Никель вдруг представил, как могильные черви заползают в его рот, глаза и уши. Начинают жрать его изнутри, наслаждаясь каждым кусочком живой плоти.
Он искренне понимал, что не сможет сбросить кишащее воинство, потому, как и так держался из последних сил. Руки дрожали, иногда сгибаясь в локтях, дергались в немыслимых конвульсиях и то и дело, норовили дать слабину.
И когда войско сороконожек достигло локтей, к горлу подступила тошнота. Такая же омерзительная, как и вся армия могильных насекомых.
Граф Фургас снова ударил крыльями и приземлился на невесть откуда появившуюся кровать. Жертвенный алтарь пропал из виду, словно никогда его здесь и не было.
— Ну что, смертный! Ты примешь власть своего Господина? Или же захочешь провести всю свою жизнь, стоя на коленях?
Никель хотел ему ответить. Действительно, хотел!
Но вместо слов, снова подступила тошнота, удержать которую не было больше сил.
Парамонов с презрением блеванул в кучу скопившихся слизняков, разбрасывая во все стороны черные брызги. Сороконожки и могильные черви, почувствовав неладное, тотчас соскочили с его рук и бросились врассыпную. Комок черной слизи выдавил из себя Николай, и частицы ее окропили руки.
— Это означает — «Да»? Или «Нет»? — крылатое существо не хотело отступать.
Парамонов его уже не слышал.
Он ясно чувствовал, что во рту его что-то застряло, мешая дышать в полную силу. И это «что-то», несомненно, было живым. Он перевел взгляд от омерзительной кучи слизняков на свой рот, и насколько это было возможным, рассмотрел подробнее.
Тонкий коричневый волосок, размером с цыганскую иглу, выглянул из-под губ. Заметавшись, он больно застучал по губам и по небу, словно пытался вновь забраться в то место, с которого только что выскочил вместе с волной черной слизи.
Осознав, что во рту действительно находится живой организм, мало того, даже не пытается его покинуть, Никель едва не потерял сознание.
Слава Богу, тошнота подступила быстрее.
Его вырвало во второй раз, и обильнее, чем тогда. Черная слизь местами окрасилась в коричневый цвет, заливая могильную землю, а изо рта в полной мере показался длинный хвост и задние лапки. Хвост распрямился во всю длину, а лапки задергались, словно пытались найти опору, чтобы вернуться на законное место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не нужно быть зоологом, чтобы понять, какое животное доселе находилось в его организме! По задней части брюшка и длинному хвосту он вмиг определил.
Крыса!
Слабость немного отступила и Парамонов почувствовал прилив сил, словно грызун блокировал энергию его крепкого тела.
Никель схватил крысу за хвост и потянул. Передними лапками она вонзилась в язык, видимо, все еще не желая покидать тайное место. Парамонов застонал от боли — острые коготки рвали податливую плоть и приносили неимоверные страдания.
— Что это у тебя во рту? — вновь заголосил Фургас, и новая сила накрыла сознание Никеля. — Не смей ее вытаскивать! Это дар твоего Бога!
И граф громко рассмеялся.
Сильно зашумело в голове, и ослабла хватка; но Николай все же удержал крысу за хвост. Грызун все еще упирался, боролся за свою жизнь, и своими стараниями даже не подозревал, что готовит третью волну рвоты.
И она не заставила себя долго ждать.
Парамонов собрал в кулак всю свою волю и блеванул от души, дергая за хвост мечущееся животное.
Крыса выскочила изо рта, раздирая язык и губы. Вместе с нею вышел и новый комок слизи, окрасившийся в красный цвет. Снова сороконожки и черви бросились врассыпную, боясь запачкаться в разноцветном естестве.
Парамонов откинул крысу в сторону, а мокрый грызун только фыркнул в ответ и быстро удалился в противоположный угол.
И в этот момент его срубила такая усталость, что Никель не чувствуя рук и ног, упал на спину прямо в свою же блевотину. Брызги разлетелись далеко по комнате, несколько капель даже попали на стену. И в следующий момент Парамонову захотелось умереть.
Голос в голове шептал: «Эти мучения никогда не кончатся. Есть лишь один способ с этим покончить».
— Смерть! — прошептал наемный убийца.
«Никто не говорил, что будет легко! — издалека послышался слабый голосок Макса. — Нужно всего лишь перетерпеть! Это возможно!».
— Это невыносимо! — не согласился с ним Никель.
— Это всего лишь начало, гнусный предатель! — вновь голос графа Фургаса возвратил его в реальность. — Ты отрекся от своей веры и переметнулся на сторону врага! Я устрою тебе такие мучения, что ты будешь молить о смерти!
Парамонов снова задрожал, поймав себя на мысли, что уже стал привыкать к такому состоянию. Покрытый крупными мурашками, измазанный могильной землей и своей же блевотиной, он больше походил на существо из потустороннего мира. Кровь сочилась у него изо рта, руки били конвульсиями по полу комнаты, превращая замешкавшихся многоножек в размазанную жижу, и единственное желанием для него — было умереть!
«Смерть! Смерть!» — шептали надоедливые голоса, выгрызая мозг.
Или все же это были его мысли?
— Я все еще жду ответа! — громыхнуло над головой.
Снова помещение комнаты наполнила привычная сила. Уже в который раз съежилось сердце, зашумело в голове, и дрожь в теле усилилась. Глаза буквально брызнули слезами, и надавил такой страх, что впору было молить о пощаде.
Или все же о смерти?
— Молчишь, мерзкий предатель? Так замолчи же ты навсегда!
Язык Парамонова был разорван, неизвестно откуда взявшейся крысой, и даже если бы он сподобился дать ответ, у него бы ничего не вышло. А существо, словно издевалось над ним.
Никель вдруг почувствовал, как губы сильно стянуло. Они слиплись меж собой, словно их намазали супер клеем, и как бы Парамонов не трудился, открыть рот ему не удалось. Все попытки терпели неудачу.
Страх накинулся новой волной.
Безудержной и необъятной!
Никель не представлял, как дальше существовать в этом мире. Терпеть такие мучения он больше не мог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лучше уж умереть!
Граф Фургас словно услышал его мольбу. Медленно потянул мохнатую лапу, нырнул ею под подушку и вытащил пистолет, приготовленный Никелем для обороны, но так и не использованный.
— Хочешь умереть, жалкий людишка? Я предоставлю тебе такую возможность!
