— Николай… Николай…! Не нужно так спешить. Не смотри на нас дураков. Мы можем ссориться по малейшему пустяку, а все потому, что мы знаем друг друга очень давно…
— Да мне плевать! Я сегодня же покину этот дом и ваши «бабки» мне даром не нужны!
Священник вздрогнул после этих слов. Времени осталось всего ничего, и лишатся такого реального шанса — было не с руки.
— Мы все расскажем тебе! — внезапно поведал отец Севастьян.
— Нет! — завопил Макс.
— Я расскажу тебе всю историю. Даю слово священнослужителя! Кто-то же из вас должен об этом узнать!?
Никель пристально посмотрел на священника:
— Из кого это, из «нас»?
Повисла пауза. Видимо, отец Севастьян подбирал правильные слова, а может, все еще раздумывал, стоит ли вообще говорить правду неизвестному для него человеку.
Но, Макс первым нарушил тишину:
— Из добровольцев.
— Да-да! Из добровольцев, которые согласились нам помочь. — Поддержал его слова Севастьян. — Но для начала, ты должен нам подробно рассказать, что же произошло в комнате?
Парамонов долго всматривался в его лицо. Когда-то давно он читал о том, что мимика тела может поведать многое о человеке. Жесты, движения губ, дерганье мышц лица и тому подобное, могли указать на то, что собеседник тебе нагло лжет. Жаль, что в свое время, он не изучил этот поистине феноменальный эффект. Не раз он попадал в ситуации, где его пытались надуть, словно юнца. И сколько раз, при должном таланте, он мог бы уйти от бессмысленной перестрелки. Сколько жизней он мог спасти тогда, просто распознав ложь в глазах собеседника?
— После кошки появилась девочка. — Сказал Никель. — А затем, ужасное существо с крыльями, рогами и мохнатыми лапами…
— Девочка?! — будто что-то вспомнил Севастьян.
— Это бывшая хозяйка дома. — Объяснил Макс. — Безобидный ребенок, всегда ищущий свою кошечку. Я часто вижу ее в этом доме. Она погибла много лет назад, если не ошибаюсь — при пожаре. Но, меня больше интересует существо.
— Граф Фургас. — Быстро сказал Никель.
Лица собеседников побелели.
— Он тебе представился?
— Конечно, представился! Думаете, я выдумал его имя? Я уже испытываю ужас, при одном только его упоминании. Вы видели его морду?
Макс и отец Севастьян закачали головами:
— Поверить не могу! Граф Фургас у нас в доме! Комнату придется сжечь.
— Ни в коем случае! — закричал Макс. — Это наш шанс! Если такой сильный демон явился в нашу обитель, значит все намного серьезнее, чем мы предполагали.
— Ты вообще, соображаешь, что говоришь?! — взорвался отец Севастьян. Это уже был не спор давних друзей, а настоящая склока врагов. — Одно из двух: либо ты лишился ума, либо не расслышал, кто посетил нашу обитель?
— Я отчетливо все слышал! — негодовал Макс.
— Значит, должен понимать, о чем я тебе говорю!
— Прекрасно понимаю, мой друг! И прошу проявить благоразумие! Такого шанса у нас больше не будет. Помнишь, я тебе говорил, как появился этот пистолет? — и хозяин дома указал на оружие, лежащее на столе.
— Одно дело материализация предмета, а другое — граф Фургас! Да, у Николая крепкая связь с бабкой Марфой, но демон такой силы в нашем доме…
— Это удача! — Макс закончил за него фразу. — «Они» проявили интерес, и мы непременно должны этим воспользоваться! Информация, сказанная из его уст, намного ценнее, чем нелепые слова какого-нибудь беса или полубеса. Мы выудим из них то, чего обычному смертному и не снилось! Мы станем обладать такими знаниями, что вся преисподняя станет перед нами на колени! Да, в конце концов, мы избавимся от проклятия! Мы, наконец, узнаем правду. Верно, Николай!
— Хрена-с, два! — Никель был непреклонен. — Вы думаете, я с ним поговорил по душам?
— А разве тебе не удалось ничего узнать?
— Узнать?! — Парамонов был вне себя от ярости. — Когда он появился, моя воля спряталась, словно забитый щенок. Глаза слезились от страха, ноги подкосились, а разум перестал подчиняться! Я лежал в земле, которой хоронят покойников; по мне ползали могильные черви и сороконожки, и я блеванул настоящей крысой! До сих пор чувствую затхлый ее запах у себя во рту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это было не наяву, ты же понимаешь…
— Конечно, я понимаю! Конечно, мать вашу, я все понимаю! Только вот разум отказывался все это принимать. До поры, до времени! А потом он сдался, как и я! Мне захотелось избавиться от всего этого! Мне хотелось умереть! Я взял «Глок», липкий и скользкий от моей блевотины и приставил дуло к виску. А знаете, почему именно к виску?
Макс и отец Севастьян ничего не ответили, а только с удивлением смотрели на Никеля. И он сам ответил на свой вопрос:
— Я бы с удовольствием засунул пистолет в рот. Это самое удобное место для приведения суицида в действие. Только граф слепил мои губы с такой силой, что ни одна ныне существующая молитва не смогла бы их разлепить. Потом таким же макаром мои веки сомкнулись! Я ничего не видел и не мог произнести, лишь только спасительный «Глок-17» твердо лежал в моей руке. Я поднес его к виску и с облегчением нажал на курок. И знаете, что потом произошло?
Снова безмолвие.
И Никель вновь отвечает на поставленный собою же вопрос:
— Восемь осечек подряд! Вы когда-нибудь видели такое? После второй осечки, я передернул затвор, но это не принесло результатов. Я так и нажимал на спусковой крючок, пока не понял, что это существо так и не даст мне умереть. Он обладает огромной властью! Молитвы на него не действуют. Он сам с легкостью их произносит, даже не кривясь. С таким противником невозможно бороться. Его просто не победить! А потому, забудьте обо мне! В комнату на втором этаже я больше не вернусь!
— Николай, ты же понимаешь…
— Я сказал: «нет»! И точка!
Воцарилось молчание.
Такое давящее, словно собеседники вдруг оказались на дне океана. Барабанные перепонки сдавило с такой силой, что непроницаемая тишина стала просто невыносимой.
Отец Севастьян и Макс не знали, как переубедить Никеля, а он в свою очередь не хотел больше вспоминать детали проведенной ночи в комнате на втором этаже.
— И твои деньги мне не нужны. — Тихо сказал Парамонов. — Я сегодня же покину этот дом, и вы меня больше не увидите. Я предпочитаю умереть от пули наемников Фомы, а не от ужаса, что здесь твориться!
— Я понимаю твое негодование, Коля. — Макс решил успокоить гостя. — Тот ужас, что встретился тебе на пути, не каждый человек способен понять…
— Ты не понял меня! Я не хочу ничего понимать! Разбирайтесь со своей проблемой сами, и не вмешивайте меня в свою игру!
Никель уже хотел встать из-за стола, но его остановил грозный голос священника:
— Ты не сможешь уйти!
Словно раскат грома прозвучал возглас в маленьком кухонном помещении. Отец Севастьян обладал поистине четко поставленным баритоном — даже Макс вздрогнул от неожиданности.
— Что ты сказал? — злости Парамонова не было предела.
— Расскажи ему, Макс! Или мне придется сделать это самому.
Краем глаза Никель увидел, как хозяин дома потянул со стола «Глок» и сунул его себе за пояс.
Обстановка накалялась. Парамонов вдруг подумал, что попал в хитро расставленную ловушку. Он доверился совсем незнакомому человеку, который спас его от лап Лихача, но теперь ведет свою, одному ему известную игру.
И это омрачало.
— Отец Севастьян не совсем верно истолковал фразу: «не сможешь уйти». — Объяснил Макс. — Ты, конечно, можешь уйти из дома. Как я уже говорил — ты не пленник. И поверь — никогда им не был в этом доме. Я доверился тебе, когда вновь отдал оружие, хотя ты и пытался меня убить…
— Он пытался тебя убить? — удивился Севастьян.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Сейчас не об этом! Я просто хочу сказать, что не все так, как ты себе представляешь…
— То есть, уйти я не могу? Я заложник вашего положения? Пока вы не справитесь со своей проблемой — я стану гарантом ее выполнения. Так ли вас понимать?
Друзья снова переглянулись.
— Ты неправильно меня понял. Я хочу сказать, что ты свободен в праве выбора, только…
