Парамонов мягко скользнул по деревянной лестнице, вплоть до последней ступеньки, крепко держась за удобные поручни. Он хорошо помнил, как в своем сне быстро скатился к подножию двери, сломав два ребра и вывихнув лодыжку правой ноги.
С такими ранами, ему придется нелегко!
Конечно, покинуть злополучное место ему все же удаться, но что делать потом? Без денег, хорошей одежды, транспорта ему далеко не уйти! А повстречай на своем пути головорезов Фомы — и вовсе не сулило для него ничего приятного!
Он нервно зажал в ладони рукоять пистолета, и рванул на кухню, где его должен был ожидать Макс.
— Ах ты, ублюдок! Что это было, мать твою!
Парамонов не сразу заметил, что на кухне присутствовал посторонний человек.
Человек в черной рясе сидел напротив него, и тыкать пистолетом в лицо слуге Господа не совсем было корректно.
— Успокойся, Николай! — Макс поднялся из-за стола и краем тела заслонил вновь прибывшего незнакомца.
Никель дрожал, словно осиновый лист. Его сознание еще не полностью восстановилось, переживая воспоминания прошлой ночи. Из далекой памяти всплывали зловещие картины потустороннего мира, где рогатая тварь все еще не отпускала своего визави. Граф Фургас повелевал огромной армией мертвецов, и стоя на отвесной скале, указывал размашистым крылом в неизвестном направлении. А огромная свора «нечисти», повинуясь повелителю, следовала в последний бой.
— Кто это? — рука Парамонова задрожала, неуверенно удерживая «Глок-17».
Одно неверное движение и прогремит выстрел. Кто знает, каким теперь будет его исход? В тесной комнате, да при свете белого дня, преимущество было на стороне Никеля. Нажми он сейчас на курок, и ни одна живая душа своим ходом не покинет кухню. А подоспевшие криминалисты будут до вечера отскребать кровь в маленьком помещении.
— Это мой друг. — Спокойно сказал Макс. — Его зовут отец Севастьян. Он священник. Я прошу тебя, Николай, убери оружие.
Никель некоторое мгновение смотрел то на Макса, то на его друга. Рука дрожала, словно снова поддавалась извечному страху. Словно снова он слышал голос темного существа с размашистыми крыльями, рогами и копытами.
Ему мерещились могильные черви, сороконожки и крыса, при воспоминании которой к горлу подступила тошнота. Снова почудилась земля под ногами, и неизвестный голос в голове прошептал:
— «Убей!».
Никель стоял в одних трусах на пороге кухни. Его одежда осталась в комнате на втором этаже, куда он ни при каких обстоятельствах не хотел возвращаться. И когда он, наконец, осознал свое плачевное состояние, громко выдохнул и опустил руку с пистолетом.
— Иди сюда, Коля. — Просто сказал хозяин дома и сделал шаг навстречу.
Никель подошел, неуверенно ступая обмякшими ногами. Тело его не слушалось; мышцы, налитые неимоверной усталостью, отказывались подчиняться и разум, до сих пор не различавший сон от реальности, не верил в происходящее.
Макс обнял Парамонова и осторожно отобрал у него оружие. Никель примостился на стул, а хозяин лесного домика бросил ему на плечи шерстяной плед. Несмотря на то, что наступил июнь, Никеля знобило, будто он сидел на крыльце в настоящий февральский мороз. Но, когда мягкая шерсть укутала его с головы до ног, он тут же почувствовал детское облегчение, словно ребенок, прячущийся с головой под спасительное одеяло от ночного выдуманного кошмара.
— Выпей этот отвар, Николай. Тебе станет легче.
Отец Севастьян подвинул Никелю его любимую расписную чашку.
Парамонов жадными глотками хлебал ее содержимое. На мгновение Максу почудилось, что Парамонов вот-вот захлебнется или просто отпрянет от горького напитка, но ничего подобного не произошло. Видимо, вкусовые рецепторы еще работали не в полную силу.
Севастьян готовил отменные зелья, и суть их была в том, чтобы допить напиток до конца. Только в этом случае можно рассчитывать на максимальный эффект.
И Никель не стал капризничать, будто маленькая девочка! Он выглушил все без остатка, даже не воспринимая вкус этого неприятного пойла.
— Что произошло в комнате? — аккуратно задал вопрос хозяин лесного домика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Произошло!? — глаза Никеля побагровели, а вены на шее вздулись. — Я едва не отдал Богу душу!
— Никто не говорил, что будет легко…
— Никто не говорил, что будет так трудно просто находиться в комнате! — буквально закричал Парамонов. — Срань Господня! Объясни, что здесь происходит?
Макс с Севастьяном переглянулись.
— Успокойся, Николай. Я тебя умоляю! Не нужно так реагировать…
— А как я должен реагировать? Просто сделать вид, что ничего не случилось?
Хозяин дома промолчал.
Дать Николаю сейчас выговориться — самый верный момент. Он, скорее всего, получил легкий шок этой ночью и не собирается мириться с происходящим, особенно принимая во внимание то, что его вера все еще слаба.
Через несколько мгновений подействует отвар Севастьяна, и тогда разум расставит все по своим местам. Сон останется сном, а реально происходящие события — реально происходящими событиями. Парамонову просто нужно время.
И действительно, голова Никеля прояснилась. Отвар Севастьяна честно отработал свой хлеб. События прошлой ночи отодвинулись на второй план, словно намекая на то, что все происходило не наяву. Парамонов уже с трудом вспоминал отдельные детали, мелкие неудобства и сценки неприятных действий, которые витали, словно в тумане. Они преследовали его, манили своей загадочностью, но выглядело все это, будто давний детский кошмар.
— Расскажи нам все по порядку, Николай. — Голос отца Севастьяна казался успокаивающим.
Ни миг Никель подумал, что так действует его отвар.
Убедительно, с небольшой ноткой гипноза.
— Сначала была кошка. — Поведал Парамонов. — Хотя, нет! Сначала перехватило дыхание. Уже потом огромный котяра запрыгнул мне на грудь и стал орать, будто его четвертуют прямо на моей груди. Я попытался вспомнить одну из молитв, но слова никак не лезли в голову. Все же мне удалось что-то соорудить из некоторых бессвязных фраз, и животное удалилось.
— Какую молитву ты использовал?
Парамонов посмотрел на собеседника, будто это он священник и обязан знать все псалмы.
— Откуда мне знать? Я шептал все, что придет мне в голову!
Удивлению Севастьяна не было предела.
Он обратил свой взгляд на Макса, словно был его прямым наставником:
— Ты отправил в комнату неподготовленного человека?
— Что значит «неподготовленного»? — спросил Никель.
Но Макс проигнорировал его вопрос.
— У меня не было на это времени! — ответил хозяин дома. — И не нужно мне читать нотации! Я делаю то, что могу.
— Ты делаешь все по-своему! И в этом твоя беда! Ты оправил парня на верную гибель! И нам повезло, что он вернулся в ясном рассудке.
— Я отправил парня, чтобы помочь! И тебе в том числе! Я прекрасно видел его силу воли. И ты знаешь, что в этом вопросе мне равных нет.
— Ты, наверное, запамятовал, Макс! Прошлый раз юноша выстрелил тебе в грудь, когда вышел из комнаты! И единственным твоим спасением стало то, что ты…
— Не надо ему об этом знать! — перебил священника хозяин дома. — Он выполняет контракт. Его задача — извлечь информацию. Остальное — не его забота!
Никель оглядел обоих собеседников недобрым взглядом:
— Чего мне не нужно знать?
— Не важно! — быстро ответил Макс. — Лучшее, что ты можешь для нас сейчас сделать, это подробно рассказать, что произошло в комнате. Остальное, тебя мало касается.
Парамонов пристально взглянул на своих собеседников, и в памяти всплыла манящая пачка желтеньких купюр, достоинством в двести евро. Его непосредственный заработок за вполне «непыльную» работенку. Хотя то, что произошло с ним этой ночью в комнате на верхнем этаже, — не окупится никакими деньгами. Убить кого-то — пожалуйста! Но встретиться лицом к лицу с древним злом — нет, уж, увольте!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И ему захотелось уволиться прямо сейчас.
— Да пошли вы к черту! Я больше не вернусь в эту комнату, ни под каким предлогом!
