— Побывав в той комнате — ты обрек себя на вечные страдания! — снова поставленный голос отца Севастьяна резанул слух.
Макс грозно посмотрел на друга, и его взгляд не сулил ничего хорошего. Никель вдруг вспомнил, что за поясом у хозяина дома находится пистолет бабки Марфы, и вздумай Макс им воспользоваться — не миновать беды! А глаза его выдавали сие желание, — слишком уж ненавистный взгляд испытал на себе отец Севастьян.
— Скажи ему правду, Макс. Он такой же человек, как и мы с тобой.
— Не такой. — Сквозь зубы процедил хозяин дома.
Его взгляд превратился из устрашающего в ненавистный. И Никель грешным делом подумал — вот удачный момент воспользоваться оружием бабки Марфы.
Но Макс стоял, словно вкопанный. Он смотрел на друга, словно пантера на свою жертву. И неизвестно чем бы все это закончилось, не вмешайся Никель в ход повествования.
Он тут же схватил за руку священника и произнес:
— Поведай правду, отец Севастьян! Поведай ее без остатка рабу Божьему Николаю, и не утаи ни слова. Поведай, словно на исповеди!
Такой прием должен был сыграть свою ключевую роль. Если перед ним настоящий последователь Бога, в чем Никель не сомневался, врать при упоминании Господа отважится не каждый священнослужитель. Тем более, в такой щекотливой ситуации.
Отец Севастьян положил левую ладонь на руку Парамонову и сказал:
— Я поведаю тебе правду, сын мой. Всю без остатка! Но для этого тебе придется задержаться в этом доме еще на какое-то время.
Прикосновение священника было мягким и проницательным. Никель, словно почувствовал прикосновение Бога, до того отеческим и настоящим было касание. Все тело пронзила мелкая дрожь, но не такая, как в комнате на втором этаже, когда граф Фургас явился во всей своей красе.
— Я готов принять твои условия. — Николай не верил, что сейчас говорит своим голосом. — Но мне нужна только правда. И ничего, кроме нее.
Макс глубоко вздохнул, понимая, что сейчас истина выльется на свет неприятной болью, но уже ничего не мог поделать. Отец Севастьян дал слово и намерен его сдержать.
— Ты две ночи провел в комнате на втором этаже. — Начал священник. — Это гиблое место. Мы случайно его нашли с Максом много лет назад. В этом месте материализуются все твои страхи и сомнения. Неверия в том месте больше, чем в любой точке земного шара. Все, существующее там настолько реально, что ты не отличишь от настоящей жизни. Там обитает древнее зло.
— Я это испытал на своей шкуре, отец Севастьян. — Слова дались Никелю так легко, словно не раз он разговаривал с посланником Господа.
— Об этом я и говорю! Встреча со злом в том месте не совсем обычным образом действует на человека. Он начинает бояться и страдать. Страдать и бояться в прямом смысле слова. Слышит голоса в своей голове, как ты и рассказывал. Они действуют по-разному на людей. Кто-то, как ты, хочет умереть, покончив жизнь самоубийством, чтобы больше не терпеть ужасные мучения. Но, многие люди поддаются неимоверному ужасу, превращаясь в животное или насекомое, словно прекращая контролировать свой разум. Они выходят из комнаты на четвереньках, будто глупая овца или коза. Кто-то ощущает себя тараканом, червем или навозным жуком. Сколько раз мы видели, как вполне обычный человек превращается в голодного зверя и бросается на первого встречного, находящегося поблизости. Это жуткое зрелище! Даже самому заядлому врагу нельзя такого пожелать.
— Я болен, отец Севастьян?
— Ты вышел из комнаты здравомыслящим человеком, сын мой. Тебе удалось пройти через неимоверные пытки, но все же твое сознание не пострадало, хотя ты и пытался лишить себя жизни. И поверь, это не слабость — это защитная реакция на происходящее вокруг. Голоса в твоей голове и ночные кошмары говорят о том, что ты вошел в контакт с «нечистью», а это грозит определенными последствиями. Мы их называем — порча. Порча твоего сознания, если говорить откровенно.
— Я одержим демоном? — нотки страха вновь пробудились, теперь уже с новой непреодолимой силой.
— Римские католики используют это слово уже давно. Много фильмов снято на эту тему, и, поверь, правды в них — ни малейшей крупицы. Нам показывают заморских священников, достающих души демонов одного за другим. Показывают, как они с легкостью умерщвляют их, зная лишь одно имя или прозвище. Но на самом деле все обстоит не так. Не буду вдаваться в подробности, а сразу отвечу на твой вопрос — нет! Ты не одержим демоном, иначе вел бы себя совсем по-другому. Они просто поработили твое сознание, смешивая отдельные видения с реальностью. Голоса, которые ты слышишь в своей голове — не иначе, как плод твоего воображения. Много долгих лет понадобиться, чтобы от них избавиться неопытному в таких делах человеку. С нами тебе нечего бояться. Ты, конечно же, можешь покинуть пределы нашего дома, но с такими галлюцинациями, ты не проживешь и трех дней. Вот, о чем я тебя предупреждал! Дом — твоя защита, хотя и комната на верхнем этаже является обителью зла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Никель одернул руку.
— Вы подставили меня! — вырвались слова наружу. — И теперь мне нет пути назад!
— У каждого свой путь. — Спокойно сказал священник. — Твой путь — помочь нам. А мы тебя за это отблагодарим. Дадим денег и избавим от непосильной ноши.
— То, что я пережил этой ночью нельзя назвать ношей. Это похоже на проклятие!
— Ты не знаешь, что такое «проклятие»! — перебил его Макс. — И дай Бог, никогда тебе не узнать!
Его глаза вспыхнули слабым огоньком. И огонек этот не вызывал отвращения или тревоги, ему действительно можно было сочувствовать.
Макс вышел из-за стола и направился в прихожую, бросив напоследок:
— Расскажи все, как есть, Севастьян! Может, после этого он все же решит нам помочь? И не утаивай ни слова. Такого крепкого союзника нам не найти. Не многие могут похвастаться тем, что столкнулись с Фургасом и не лишились рассудка!
Никель услышал, как Макс набросил кожаную куртку на плечи и вышел из дома. В маленьком кухонном помещении они остались вдвоем с отцом Севастьяном — единственным священником в этом городе, кому Никель хотел доверять.
— Правда не всегда поддается логическому объяснению. Не всегда законы природы над нею властны и уж тем более, не всегда это можно поведать так, чтобы собеседник искренне поверил. Но, чтобы жить дальше, тебе придется принять правду, какой бы немыслимой она для тебя ни казалась.
Слова священника лились на мир, словно урок в православной школе. Никель слушал внимательно, боясь упустить что-то очень важное. Но больше всего на свете ему сейчас хотелось верить! Вера становилась на первое место, особенно после того, что он лицезрел этой ночью.
— Нас было трое. Трое грешников, которых Господь не пощадил. Всегда и везде люди слышали то, что говорил Иисус Христос о прощении. Слышали о том, как он велел ученикам следовать за ним и его верой. Прощать, несмотря ни на что, какой бы злой корыстью не обросло каменное сердце. Какая бы злая сила не управляла этим миром, ставшим для сына Господня смертельной ловушкой. Люди по сей день твердят: «За что же Господь их наказывает?». Но, никогда и никто из них не задумывается о том, что Господь не имеет права карать. Ни при каких обстоятельствах он не может этого делать. Его благо — прощать! И только — прощать! Слышал, наверное, поговорку: «что ни делается — все к лучшему?».
— Ага.
— Это воля верующих! Только они знают, что Господь прощает и никак иначе. Если в твоей жизни произошло горе, значит, он избавил тебя от еще большей напасти, пожертвовав малой ее толикой.
— Мои жена и дочь погибли от рук убийцы. Это тоже его воля?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Никель посмотрел Севастьяну в глаза.
— Бог милосерден. — Спокойно сказал священник, уклонившись от ответа. — Он дальновиден и справедлив. Смерть твоей семьи, конечно, нельзя назвать благодатью. Но без нее мы бы не встретились. Может для тебя он припас более весомую задачу в этом мире? Может он первую очередь, хотел, чтобы ты в него поверил?
— Моя жена была верующей! Разве этого недостаточно?
