двое детей Мэри, к счастью, проспали весь этот кошмар. София сразу же пошла проверить сына и увидела, что он по-прежнему крепко спит, его дыхание едва приподнимало стеганое одеяло. Она осторожно опустилась на край его кровати и сидела так, глядя на него, некоторое время, пока чувство беспокойства не покинуло ее. Гарри был таким же и в младенчестве — он мог спать в любых обстоятельствах. Так же было и во время их длинных путешествий по морю. Когда наступало время его сна, София брала его на руки и уносила вниз, в каюту. Она опускала его в колыбельку, а он обнимал своими гладкими пухлыми ручками ее шею до тех пор пока его голова не касалась подушки, затем поглаживал ее по щекам своими ладошками и улыбался. Если София укладывала его сама, даже самый сильный шторм не мог разбудить ее сынишку. Иногда, когда ветер завывал над кораблем, она тихонько прокрадывалась в каюту и находила Гарри безмятежно спящим, и это успокаивало ее.
София все еще смотрела из окна на дождь, но теперь уже думала совершенно о другом.
Рядового Жака Десернея она видела еще три раза после их первой встречи. Однажды она делала покупки в маленьком магазинчике и когда вышла оттуда, то случайно увидела Десернея, ведущего группу заключенных вверх по склону. Спрятавшись в тень позади витрины магазина, София, наблюдая за действиями Жака, не могла сдвинуться с места и оторвать взгляда от него, стояла как завороженная.
Заключенные выглядели угрюмыми. Жак что-то говорил, выстраивая их по порядку. София не могла слышать его слов, но увидела, что, построившись, многие из заключенных уже смеялись. Жак тоже смеялся, и она начала понимать, что в нем так привлекало и ее. Это была мужская сильная энергетика — несдерживаемая, щедрая и неосознаваемая, — предлагаемая в дар с такой беспечностью, что он уже заставлял ее ревновать. Она хотела, чтобы его глаза смотрели только на нее, чтобы эти сильные руки обняли и привлекли ее к себе. Ей хотелось заразиться его энергетикой, чтобы ощутить свободу и наполненность жизни.
Но вместо этого она молча стояла в тени, мечтая, чтобы он хоть бегло взглянул на нее, не имея ни малейшего понятия, как бы она реагировала, если бы он это сделал. Но Жак был занят выполнением своих обязанностей и прошел мимо, не подозревая о том, что она рядом. София почувствовала тоску на сердце, будто ее чего-то лишили.
В другой раз она гуляла по возделанным земельным угодьям бухты со своим отцом. Их пригласили осмотреть сады, которые солдаты пытались там сажать. Десерней неожиданно появился из-под одного из навесов, держа лопату на плече, одетый в льняную рубаху с открытым воротом и холщовые штаны. Должно быть, он был не на дежурстве и пришел взять инструмент у садовников.
Жак увидел Софию и резко остановился. Неожиданность встречи настолько сильно подействовала на него, что он не мог даже выдавить улыбку или приветствие. Он просто стоял, смотрел на нее и ждал, что она будет делать, заговорит ли с ним или пройдет мимо. Ей это было так же ясно, как если бы он произнес это. Слава Богу, ее отец не заметил ничего нарушающего приличия. Он замедлил шаг и кивнул Десернею, давая ему время отойти в сторону.
София, стоявшая лишь на несколько дюймов дальше, не могла оторвать взгляда от его глаз. В них пылала страсть, неприкрытая и вызывающая.
У нее перехватило горло, и она не могла вымолвить ни слова.
Десерней отступил на шаг назад, Меткалф, взяв Софию за локоть, поблагодарил его:
— Спасибо, молодой человек.
Когда они оказались вне пределов слышимости, отец спросил ее:
— Это тот самый парень, который оказал тебе услугу на Главной Южной дороге, не так ли?
— Да, папа.
— Ты могла бы сказать ему несколько слов. Может быть, он груб, но у него есть своя гордость. Мне говорили, он пользуется уважением в войсках.
А затем наступил день, когда британские стрелки покидали Сидней Коув. Было жарко, солнце стояло высоко, от бликов на воде слепило глаза. Ветви деревьев вокруг дома Маккери, где София гостила в течение нескольких дней, от гнетущей жары поникли, и короткая прогулка вниз к бухте была наказанием, несмотря на то что София надела шляпу с широкими полями и вуалью, которая должна была служить препятствием для назойливых мух.
Ее сопровождали миссис Маккери и губернатор; семьдесят третий пехотный полк, которым он командовал в Новом Южном Уэльсе, отправлялся в Индию.
София знала, что личный состав британских стрелков отправлялся с ними. Их было трудно различить среди красномундирников, заполнивших площадь, отличали их на расстоянии лишь зеленые султаны на киверах. Но она увидела Десернея сразу же, в колонне, стоявшей у края пристани. На ярком солнце блестящий наконечник кивера отбрасывал черную тень на его глаза, но она могла чувствовать этот полный решимости взгляд так же определенно, как если бы они еще раз оказались лицом к лицу. На пристани Софию пригласили на помост, с которого Лаблан Маккери будет прощаться со своими солдатами, но она осталась в седле, в стороне, не имея намерения ожидать, когда закончится церемония. Тем не менее почему-то она простояла, не двигаясь, всю церемонию. К тому времени небо над головой стало темнеть с быстротой, которая никогда не переставала удивлять ее даже на этой земле с непредсказуемым климатом.
Крупные капли дождя с шумом обрушились на пыльные доски. Солдатам приказали подниматься на борт. Когда наступил черед британских стрелков, София увидела, как Десерней поднимался по сходням, а затем обернулся. Идущий сзади человек, грубо толкнул Жака в спину, но он продолжал глядеть на Софию. Последний луч солнца, выглянув из-за тучи, позолотил его волосы, высветил загорелое лицо и голубой цвет его мундира. Затем Десерней исчез вместе с солдатами, и ливень скрыл от глаз провожавших и солдат, и судно.
Лошадь Софии с трудом поднималась вверх по размытому холму. Сверкала молния, грохотал гром. Стремительные потоки стекали с холма вниз, дождь неудержимым потоком понес к бухте всю грязь с улиц поселка.
София вымокла до нитки, но, прежде чем идти в свою комнату, чтобы переодеться в сухую одежду, она пошла посмотреть на Гарри. Сын, как всегда, блаженно спал, положив под щеку ладошку. Несколько минут София стояла и смотрела на него, пока не заметила свое отражение в зеркале над комодом. Мокрые волосы, лицо хмурое, задумчивое, взгляд печальный. София еще раз взглянула на спящего сынишку, и ей показалось, что она похожа на какую-то птицу, одинокую, с черным оперением,
