Албан прочитал письмо.
— Я много лет занимался в читальне, — просияв, воскликнул он. — Позвольте мне помочь вам. У меня будет хоть какое-нибудь занятие в свободное время.
Он так желал быть полезным, что прервал Эмили, прежде чем она успела поблагодарить его.
— Возьмем разные года, — предложил Моррис. — Вы, кажется, сказали мне, что рассматриваете газеты тысяча восемьсот семьдесят шестого?
— Да.
— Очень хорошо. А я возьму следующий год. Вы потом другой. И так далее.
— Вы очень добры, — ответила Эмили, — хотела бы немного изменить ваш план.
— Каким образом? — спросил он довольно резко.
— Если вы оставите мне пять лет от семьдесят шестого до восемьдесят первого и возьмете предыдущие годы, вы лучше поможете мне.
Он выказал упорство — для нее непонятное.
— Прежде начнем с моего плана, — настаивал он. — Пока вы будете просматривать семьдесят шестой, позвольте мне заняться семьдесят седьмым. Если после этого вы предпочтете свой план, я исполню его с удовольствием. Решено?
— Не будет решено, пока я не пойму, для чего вам нужен именно семьдесят седьмой год, — спокойно ответила она, — мне кажется, что у вас есть какая-то цель.
Она говорила со своей обычной прямотой. Албан смутился.
— Почему вы так думаете? — спросил он.
— Потому, что если у меня была бы какая-нибудь цель, я непременно добивалась бы ее так, как вы.
— Мисс Эмили, вы не соглашаетесь?
— Я полагаюсь на вас — и покоряюсь, — неожиданно ответила Эмили.
Если бы Моррис не был так глубоко заинтересован в исполнении своего сострадательного замысла, внезапная покорность Эмили внушила бы ему недоверие. Теперь же желание Албана оградить девушку от страшной правды довело его до неосторожности.
Боясь, чтобы Эмили не передумала, он извинился, сказав, что немедленно должен оставить ее.
— Увидимся завтра в читальне!
И поспешил уйти.
«Почему именно семьдесят седьмой год?» — подумала Эмили.
Впечатлительный темперамент побудил ее поскорее разрешить сомнение. Она пошла в Музей на другое утро, решившись рано или поздно просмотреть тот самый том, до которого Албан старался ее не допустить.
Два дня они занимались вместе по его плану, сидя за противоположными столами, Эмили старалась ничем не возбудить подозрения Морриса. На третий день Эмили не пришла.
Не занемогла ли она?
Нет! Она была в библиотеке в Сити, и просматривала «Таймс» за 1877 год!
Глава XXIV
Мистер Рук
Первый день Эмили в библиотеке в Сити пропал даром.
Она начала читать наудачу номера, не имея никакого определенного понятия о том, чего ищет. Сознавая ошибку, в которую ее привело ее же нетерпение, она не знала, как поправить ложный шаг, сделанный ею. Ей оставалось или отказаться от надежды сделать какое-нибудь открытие, или постараться узнать, какие причины руководят Албаном.
Как разрешить проблему? Вопрос волновал Эмили весь вечер и не давал заснуть. Она вскочила в постели, когда ей пришло в голову, что, говоря о несчастье, заставившем мистера и миссис Рук закрыть гостиницу, Сесилия упомянула о следствии над телом убитого. Эмили слышала, что о таких вещах печатают в газетах. Не осталось ли какого-нибудь известия о миссис Рук, когда в газетах печатали о следствии в Зиланде? Не узнал ли об этом Албан? И не в этом ли заключается причина его непонятного упрямства?
Эмили вернулась в библиотеку на следующее утро с определенной идеей о том, что она должна искать. Сесилия не могла назвать число, в которое было сделано преступление, а сказала просто «осенью». Следовательно, поиски в газетах надо было начинать с сентября.
Труды ее были вознаграждены уже к вечеру. Эмили прочла заметку с чрезвычайным вниманием.
«Когда присяжные осмотрели тело и надворное строение, где было совершено убийство, был позван первый свидетель, мистер Бенджамин Рук, хозяин гостиницы „Рука об руку“».
Он показал, что вечером, в субботу, 30 сентября 1877 г., два господина явились в его гостиницу, при обстоятельствах, особенно возбудивших его внимание.
Младший был невысокого роста и белокур. Он нес сумку, как путешествующий пешком; обращение его было приятное, и он положительно был хорош собой. Спутник его был старше, выше ростом и черноволос, он опирался на руку спутника и казался истощенным. Во всех отношениях они ни в чем не походили друг на друга. Младший незнакомец (кроме небольших бакенбард) был гладко обрит, у старшего была отпущена борода. Не зная их имен, трактирщик называл их, при допросе коронера, господином белокурым и господином черноволосым.
Был дождь, когда они пришли в гостиницу.
Белокурый господин обратился к трактирщику со следующим заявлением: он был испуган, увидев черноволосого господина (совершенно незнакомого ему), лежащего возле самой деревни на траве у дороги — насколько он мог судить, в обмороке. Имея с собой фляжку с бренди, он привел в чувство незнакомца и довел его до гостиницы.
Это заявление подтвердил земледелец, который в то время шел в деревню.
Черноволосый господин объяснил, что случилось с ним. Он полагал, что слишком долго голодал, позавтракав рано в это утро, он ничего не ел до тех пор и мог приписать свой обморок только этой причине. Он не был склонен к обморокам. Какая причина привела его в Зиланд он не упомянул. Он не имел намерения остаться в гостинице, только хотел немного передохнуть и желал нанять экипаж, который отвез бы его на железную дорогу.
Белокурый господин, видя признаки дурной погоды, пожелал переночевать в гостинице мистера Рука, и намеревался продолжать свое пешеходное путешествие на следующий день.
Трактирщик мог только предложить своим посетителям ужин; но во всем остальном, он ничего не мог сделать для них. Посетители его маленькой гостиницы никогда не нуждались в экипаже, если бы даже он имел средства держать экипаж; а спальни все были заняты, включая комнату, занимаемую им и его женой. Дело в том, что поблизости, два дня тому назад, открылась выставка земледельческих орудий и в следующий понедельник намечалось публичное состязание между соперничающими машинами. Не только гостиница «Рука об руку» была занята, но даже и гостиницы в ближайшем городке не могли удовлетворить всех желающих.
Господа посмотрели друг на друга и решили, что остается только быстро поужинать и дойти до станции железной дороги — расстояние от пяти до шести миль, — чтобы поспеть к последнему поезду.
Пока приготовляли ужин, дождь перестал на время. Черноволосый господин спросил дорогу в почтовую контору и пошел один.
Он вернулся через десять минут и сел за ужин вместе со своим спутником. Ни трактирщик, ни кто другой в общей зале не приметили никакой перемены в нем по возвращении. Это был серьезный и степенный человек, и (в отличие от своего спутника) говорил мало.
Когда настала темнота, начался проливной дождь, и небо было черное.
Молния испугала господ, когда они подошли посмотреть в окно: бушевала гроза.
Они наотрез отказались покидать гостиницу. Возле кухни, сообщаясь с нею дверью, было надворное строение, не то чулан, не то кладовая. В числе хлама там стояла старая кровать, на которой мог ночевать один из этих господ. Тюфяк на полу можно было положить для другого. Прибавив стол и таз вместо туалета, мистер Рук мог предложить помещение своим гостям.
Путешественники согласились занять эту наскоро приготовленную спальню.
Был десятый час вечера. Гроза прошла, но дождь продолжал лить. Вскоре после одиннадцати, посетители гостиницы разошлись. Оба путешественника немножко поспорили из-за того, кто ляжет на кровать. Белокурый господин прекратил спор, предложив своим приятным тоном бросить жребий, и проиграл. Черноволосый господин первый вошел в комнату; его товарищ последовал за ним через некоторое время.
Заперев ту дверь, которая выходила на двор, мистер Рук запер и другую дверь, замок и запоры которой находились со стороны кухни. Потом он запер дверь гостиницы и ставни нижних окон. Вернувшись в кухню, он приметил, что было без десяти минут двенадцать. Вскоре после этого он и жена его легли спать.
Ночью ничто не потревожило мистера Рука.
Без четверти семь на следующее утро он встал; жена его еще спала. Ему поручили разбудить этих господ рано; и он постучался в их дверь. Не получая ответа после повторенного стука, он отворил дверь и вошел.
По свидетельству очевидцев в этом месте своего показания, свидетель изнемог от своих воспоминаний.
— Дайте мне минуту, господа, — обратился он к присяжным, — я ужасно испугался и, кажется, всю жизнь от этого не оправлюсь.
Коронер помог ему вопросом:
— Что вы увидели, когда отворили дверь?
Мистер Рук ответил:
— Я увидел черноволосого господина, распростертым на кровати — мертвым, с ужасной раной в горле. Я увидел возле него бритву, запачканную кровью. Дверь во двор была отворена настежь, другого путешественника — я говорю о господине белокуром, с сумкой, — нигде не было видно.
