Она опять легла в постель.
А если все это сделал он сам? Звонок из конторы он мог выдумать. Чтобы налить в кадку с фикусом кислоты, у него была целая ночь. Чтобы набросать светящихся палочек в бассейн — тоже.
Но какие у него могли быть на это причины? Никаких. Может, у него просто с головой не все в порядке. Во всяком случае, его застывшая улыбка — это гримаса сумасшедшего.
Много лет назад, на курсах ки-гонг[19] в Бад-Вальдбахе, она училась уподоблять свои мысли плывущим мимо облакам. Но Казутт, этот ухмыляющийся псих, намертво повис над ней тяжелой свинцовой тучей.
Колокол пробил половину.
Прохладное утро. Перед почтовым отделением шофер выгружал из машины мешок с почтой. Соня, пробегая мимо, кивнула ему. Она была в спортивном костюме и в кроссовках. Новая попытка отвлечь дух плотью.
Фрау Бруин стояла перед своим магазином, скрестив на груди руки. На рекламном щите была надпись: «Акция: герань по сниженным ценам!» Соня на бегу помахала ей рукой.
Через двадцать метров она повернула в боковую улочку. Здесь начиналась дорожка, которая описывала вокруг деревни широкую дугу. Сначала она круто уходила в гору, но потом, резко сменив нрав, добродушно петляла мимо крестьянских усадеб и пансионов и вновь спускалась к главной улице.
На подъеме Соня, запыхавшись, перешла на шаг и последние метров двадцать протопала пешком. Наверху она остановилась перевести дух.
Впереди, перед одним из крестьянских домов, стоял джип с цистерной. Водителя видно не было. Но Соня повернула назад. Убедившись, что она уже вне пределов видимости, она снова побежала.
У церкви она опять перешла на шаг. Положив ладони на бедра, она смотрела на дорогу и потому не сразу заметила женщину, преградившую ей путь.
— Извините, пожалуйста! Можно у вас кое-что спросить?
Это была женщина, которая приводила сына к фрау Феликс.
— Конечно… — тяжело дыша, ответила Соня.
— Вы ведь тоже специалист по лечебной гимнастике?
Соня кивнула, стараясь поскорее восстановить дыхание.
— У меня больной ребенок… Кристоф.
— Я знаю.
— Мы уже почти год лечим его с помощью войта-терапии. Три раза в неделю у фрау Феликс и два раза в день дома, сами. Но это не помогает. И он все сильнее плачет во время процедур. — Ее глаза набухли слезами. — Фрау Феликс говорит, что войта-терапия — единственное средство, которое может помочь. Это правда?
Соня ответила не сразу.
— Есть еще бобат-терапия.
— А что это за терапия?
— Она мягче.
— А вы умеете ее применять?
— К сожалению, нет.
Женщина посмотрела на нее с таким отчаянием, что Соня поспешила прибавить:
— Но в Энгадине наверняка кто-нибудь этим занимается.
Женщина протянула ей руку.
— Спасибо вам. Меня зовут Ладина.
— Соня.
Она проводила женщину взглядом. Ей было лет тридцать пять, не больше, но издали она выглядела почти старухой.
«Гамандер» стоял, словно кинодекорация, под софитами раннего утреннего солнца на фоне зловеще черного неба. Когда Соня вошла в свою комнату, перед полуоткрытой фрамугой трепетала вздувшаяся парусом занавеска и откуда-то издалека доносились ленивые раскаты грома. Она закрыла окно и пошла под душ.
Когда она вышла из ванной, в комнате было уже так темно, что ей пришлось включить свет. За окном поблескивали толстые стеклярусные нити дождя.
В бассейне тоже горел свет. Ветер хлестал дождем в стеклянную стену. Снаружи было так темно, что Соня видела свое отражение. Она стояла на краю термального бассейна, маленькая и одинокая, словно на берегу глубокой реки.
В спортивном бассейне Барбара Петерс невозмутимо наматывала свои утренние километры. Соня спустилась вниз, в лечебницу.
В комнате для персонала она увидела Мануэля. Он стоял на голове, опершись голыми пятками о стену. Глаза его были закрыты. Соня тихо закрыла дверь и прошла в зал отдыха. Там было темно; только слабо светился аквариум. Она подошла к выключателю.
— Пожалуйста, не надо!
Соня вздрогнула.
— Простите, что испугал вас.
Это был доктор Штаэль. Он лежал на кушетке под махровой простыней, в зеленоватом свете, исходившем от аквариума.
— Как ваши дела? — спросил он.
— Не знаю. Мне все вокруг кажется таким нереальным. — Соня присела на соседнюю кушетку. — Как вы думаете, это связано с ЛСД?
— ЛСД изменяет биохимию мозга. Он настраивает его на другую волну и задает ему другие параметры восприятия. Это не мои слова. Это сказал Альберт Хофман. А он как-никак открыл ЛСД.
— Мне это непонятно.
— То, что мы воспринимаем как действительность, рождается в нашем мозгу. Наш глаз принимает лишь десятую или сотую долю электромагнитных волн, излучаемых предметами. А мозг преобразует их в цвета.
— Недавно я видела радугу. И на краю спектра у нее был цвет, которого не существует.
— Вы знаете, из чего состоит спектр радуги? Из электромагнитных колебаний в диапазоне между 0,4 и 0,7 миллимикрона. Возможно, эйсид настроил ваш мозг таким образом, что он стал видеть на пару стотысячных больше.
— И это изменение так долго сохраняется?
— Мозг — очень понятливый и переимчивый орган.
Соня смотрела на аквариум, на странные зеленоватые блики, играющие на пустых кушетках и на неподвижном теле доктора.
— Значит, получается, что действительности, которую мы видим, вообще не существует?
— Напротив: существует бесконечное множество действительностей. И они не исключают друг друга. Они дополняют друг друга, образуя некую всеобъемлющую, вневременную, трансцендентальную действительность. Это тоже сказал Хофман — не какой-нибудь хиппи, а всеми признанный естествоиспытатель.
— Мне бы сейчас справиться хотя бы с одной действительностью… — произнесла Соня.
В коридоре было тихо. Тишину нарушал лишь плеск искусственных водопадов наверху. Когда Соня проходила мимо процедурного кабинета № 2, дверь неожиданно распахнулась, и фрау Феликс жестом пригласила ее внутрь. Закрыв за собой дверь, фрау Феликс встала перед Соней, приняв воинственную позу. Она была почти на голову ниже ее. Соня видела седину в ее черных волосах, чувствовала ее запах — смесь пота и дезодоранта. Фрау Феликс с ненавистью смотрела на нее сквозь толстые стекла своих изогнутых голливудских очков. Сонин пульс, пришпоренный внезапным страхом, забарабанил ей в виски.
— Если вы еще раз попытаетесь отбивать у меня пациентов, вы проклянете тот день, когда приехали сюда! — сдавленным голосом произнесла фрау Феликс.
— Вы о чем? — с трудом удалось выговорить Соне.
— «О чем, о чем»! — передразнила ее фрау Феликс. — Вы знаете, о чем. Вы прекрасно знаете о чем! — Она открыла дверь и прошипела: — А теперь — вон отсюда!
Соня послушно вышла, как ребенок, которого отчитали и отправили в угол.
Мануэль уже стоял на ногах.
— Что случилось? — спросил он с тревогой, когда Соня вошла.
«Ничего», — хотела она ответить, но смогла лишь покачать головой. Мануэль обнял ее, и она разрыдалась.
Мануэль был на высоте. Он ничего не спрашивал, ничего не говорил, не похлопывал ее ласково по спине, чтобы утешить. Он просто держал ее в объятиях, терпеливо дожидаясь, когда она выплачется. И источал какой-то тонкий, мужской аромат с преобладанием ярко-бирюзовой ноты.
Когда она наконец отстранилась от него, он уже держал наготове бумажный носовой платок. Она высморкалась.
Он с улыбкой смотрел на нее. Соня заставила себя улыбнуться ему в ответ.
— Похоже, здесь мне оставаться больше нельзя.
Он молчал, но в его улыбке появилось сожаление.
— И вернуться назад — тоже.
— Почему?
— Может, тогда я и смогла бы там остаться. Но вернуться сейчас туда — нет, это мне не под силу.
После обеда Соня услышала, как кто-то кашляет в римской бане. Она не видела, чтобы кто-то туда входил, и решила заглянуть внутрь. Там, на гранитной ступеньке, сидел господин Казутт. Небритый и голый. В раскаленном воздухе стоял крепкий запах алкоголя. Увидев Соню, Казутт встал.
— Господин Казутт?..
Он стоял перед ней, худой, с круглой спиной и впалой грудью. Его стеклянные глаза влажно блестели, зубы были оскалены.
— Теперь вы поняли, чего стоит ее любезность? — произнес он, тяжело дыша.
— Вам здесь нельзя находиться.
— Здесь может находиться каждый, кто купил входной билет.
— Это вредно для вашего кровообращения. Вы же выпили.
— Это вредно для отеля… Для его репутации… Труп ночного портье в римской бане… Дохлый портье, уволенный с работы! Это не пойдет ей на пользу…
Казутт опять сел и вызывающе уставился на Соню. Та сходила в комнату для персонала и привела Мануэля. Но тому тоже не удалось убедить пьяного портье покинуть баню. Не успел Мануэль прибегнуть к силе, как дверь распахнулась и на пороге появилась фрау Феликс. Протянув Казутту полотенце, она спокойно произнесла:
