— На этом уже всё? Как долго я пролежу? — я удивилась, когда тёплые лечащие пальцы отпустили мой нагретый затылок и перешли плавно к моим глазам, светя в них маленьким фонариком. В чём-то убедившись для себя, он одобрительно хмыкнул. Врач показался мне добродушным, особенно его крохотная улыбка даёт надеяться, что с тобой всё будет хорошо.
— Прогнозирую пару дней спокойного лечения и принятия лекарств. Да. Это небольшой осмотр, можете отдохнуть, Игоревна. В необходимости зовите медсестру, я приду к вам сразу.
— Огромное вам спасибо.
Иннокентий Савельевич покинул палату. А я осталась наедине с желанием уснуть или вспомнить, что на самом деле тогда произошло во время перестрелки. Ничего не возвращается в мою пустую голову! Лучше всего, наверное, сейчас думать о хорошем, но мешает реалистичное плохое…
***
Часы ходили слишком медленно, и я проспала все два дня с перерывом на еду и внимание медсестёр, ставивших уколы. Так длилось до сего двухдневного утра. Я с приливом бодрости от высыпания лишилась долгих мешков под глазами, накопившихся недельными мучениями в доме, где лишний раз я не могла и глаза закрыть. Ожидать приход Иннокентия тоже трепетало нервы, сегодня меня должны выписать, надеюсь, и я вернусь обратно домой…
Подожди-ка… домой? Анита, с каких пор мы теперь свыклись с нашей клеткой? И тем более называем её родным местом? Таблетки дают о себе знать, судя по всему! Сразу живот скрючило, словно там поселилось скопище мерцающих мошек, щекотавших нервишки.
— Анита Игоревна, доброе утро, — долгожданный голос произнёс моё имя, — сегодня вас выпишут и заберут. Можете постепенно собираться.
— Заберут? — привстаю, чтобы сложить все вещи в пакет и поправить волосы у зеркала, — кто?
— Всё верно. Вас перед выпиской встретит родственник, — напевает врач, обратно возвращаясь на выход, — я подожду снаружи и провожу к палате для сдачи анализов. Затем можете расписаться за посещение.
Я не нуждалась в тягости во времени и мигом дождалась каждого последнего осмотра и муторных вопросов по состоянию и самочувствию. Мне обещано всё выписали и выдали небольшую папку, содержащую мазь и заботливо прописанное применение от Иннокентия. Поражает, какие добродушные врачи в частных больницах, совершенно за гранью от бесплатных клиник, где кроме очередей для обычной справки ты ещё и заболеешь вдобавок. Лечим и калечим, в общем говоря. Кровь тоже пришлось сдать, и под конец мы дошли до ресепшена. Красивый, аккуратный зал, в котором не дурманил запах лекарств, хлорки и больного воздуха. Играла непримечательная музыка, и повсюду стояли горшки с маленькими деревцами. У стойки мне помогала глав-медсестра оформить анкету и перечисляла, где стоило поставить галочки. После подписи о выздоровлении Иннокентий Савельевич, выпрямив плечи, продолжал провожать меня до зоны ожидания, где люди высиживали или ждали в очереди.
— Возвращаться к нам я вам, разумеется, не пожелаю, Анита Игоревна, но предупрежу оставаться здоровой и быть прежде внимательной, — ответил он радостным лечившим голосом, — хорошего вам ожидания.
— И вы берегите себя, — бывают же хорошие люди. В таком возрасте, а по-прежнему людей лечит. Ему меньше шестидесяти и не дашь. И всё же… о каком именно родственнике шла речь? В целом это я предполагала, и тигр, как названый жених, уже существенно родственник. Аж мандраж по спине от этой правды скользко пробежал.
Я уселась на мягкий диван, смотря по телевизору на морской океан, проживающих в нём разноцветных рыбок. Мило. Может, мой родственничек не в курсе, что меня выписали? И стоит вернуться к ресепшену и спросить? А хотя, что я спрошу? Он привёз меня сюда и обратного контакта не дал. Родственником назвался и на этом всё, придётся дожидаться.
Прошло минимум тридцать минут. И ни Амир, ни Подольский не давали о себе знать, я оглядывалась на всех мужчин, сходящих на телохранителей тигра, но всё ошибочно. И наконец, дождавшись, я вижу, как у главного прохода двигались в мою сторону трое высоких мужчин. Они явно мне кого-то напоминали. Но точно не его охрану. Я насторожено вжалась в спинку, осознавая, что они на самом деле идут ко мне и Подольским здесь и не пахло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Здравствуйте, Анита. Я Константин. Можете ко мне так и обращаться в дальнейшем.
Приветствуется со мной тот, что стоит между двух амбалов. Строго одетый в серый пиджак, синий галстук, не высок, и волосы, причёсанные ежом, острые, колючие, как и сам взгляд. Броский, надменный. Одну руку мне протягивает для пожатия, вторую — чтобы помочь привстать, чего я более не хочу. Да кто они такие!?
— Какое дальнейшее, молодой человек? Я не знакомлюсь, если вы об этом. Вы кто?
— Меня отправили забрать вас, Анита, — тянет он уже насильно за ладонь, сгребая в объятие, — вернуть домой.
— Мой дом не там, где есть вы, я так считаю! — я не выдержала столь нахальной грубости, спрятанной под нежные словечки, и дёрнула кретинского Константина за плечо, — только троньте меня!
Он не сменился в лице и даже на удивление понизил голос, красуясь, выпендриваясь добротой и непониманием. — Не делайте хуже, оно не стоит того. Слушайтесь. Останетесь целой.
— Угрожать мне не надо. Я никуда не пойду.
Константин нервно вздохнул и помахал пальцем своим коллегам, что те от этого действия подхватили меня за ручки и понесли. Я в полном шоке бегаю глазами, ведь меня насильно тащат к выходу, да ещё и больничная охрана у входа не пытается найти что-либо в этом подозрительного. Мы выбираемся на улицу в сторону ожидающего водителя у дверей габаритного мерседеса. Он открыл дверцу салона при виде меня. Я натираю пятки и торможу что есть силы, утяжеляя своё тело, пытаюсь упасть. Ноги мои свободны, пусть и колено больное, но я со всей мощи пинаю с правой стороны мужика по причинному месту, отчего вторая рука приятно освобождается. Только удача мне сопутствовала пару секунд, так как второй дикарь подхватил меня всю и кинул на сидение, где дверь заперли изнутри. Я билась в агонии, кидаясь на стекло кулаками. Двое мужчин уходят от машины и садятся в ту, что позади, тем же моментом Костя садится за руль.
— Легче стало?
— Вы не имеете право на то, что совершаете! — кричу я, натирая заболевшие пальцы.
— Когда первые насильно выкрали, тоже самое несли? — Константин не сводит глаз с меня, смотря в водительское зеркало, — вас спасли от тирана, жаждущего манипулировать вашей ситуацией во благу своей. И на данном этапе вы сопротивляетесь, будто я увёл вас от самого ценного.
Я злюсь. Злюсь по-настоящему, возмутимо, невыносимо, то ли на себя, то ли на них, так как долгими годами не выражала ненависть. Впервые меня похитили глупым, не осознавшим изначально жизнь щенком, и уже после всего пережившего я выросла той ещё дикой, неприручённой сукой, которая желает загрести каждому из них бошки. А возможно ли такое… что после стольких попыток стать свободной я пожелала остаться… с… ним? С тигром… неужто я… нуждаюсь в том, от чего старалась сбежать? Нельзя хотеть калечить себя, а сейчас я и начинаю это делать. Анита, прекрати так размышлять! Живо! У тебя нагрянули проблемы вдвойне хуже предыдущих.
— Куда вы меня везёте? — прибавила я уверенности с твёрдостью и ожившим в груди опасением.
— Домой. Я вам говорил!
— А точнее? — хмурю брови, затаивая дыхание.
Докапываюсь и вижу, как это ему не нравится. Костя больше не смотрит на меня, он сосредоточен на дороге. И долго мучая меня ответом, он вёл себя прилежно и жутко спокойно. Всё же принялся ответить:
— К Богачёву.
Глава 26
Что бы ни случилось, помни, это было просто плохое мгновение,
а не плохая жизнь.
Богачёв…
Звенела в голове эта фамилия, приносящая мне не удачу. На сколько же всё плохо, раз ни Подольский, ни кто другой не знает, где я? Анита, вспомни, господи, вспомни, что тогда произошло! Напряги дурную голову! Всё может покатиться к чертям собачим, если я срочно не приму меры, чтобы спасти себя уже по-настоящему.
