Ты продала последнюю квартиру, отдала все сбережения, чтобы помочь каким-то дальним родственникам. Пра-пра-пра… и еще много раз правнукам. Они переехали на другую планету после разорения, и начали жить заново. А ты… ты осталась ни с чем. И они ни разу с тобой даже не связались, — от слов Рейгарда, от воспоминаний — до беспощадности ярких, словно все случилось только вчера, показалось — на плечи навалилась каменная глыба. Глаза защипали слезы, а мельранец вдруг прижал к груди, как маленькую и зашептал. — Но ты не озлобилась, начала все с нуля. Получила четвертое высшее образование. Стала лучшим пиарщиком в этом секторе Союза и работаешь на сотни межпланетных компаний! Купила шикарную квартиру, помогаешь подруге, отдаешь деньги на благотворительность. Думаешь, я не ценю тебя, не понимаю — через что тебе пришлось пройти?
Я попыталась отстраниться, но проще было каменную стену отодвинуть.
Рейгард прижал крепче, зарылся лицом в волосы, затих и неохотно отпустил.
Я смотрела на него, и внутри боролись два сильных желания. Расцеловать Рейгарда и шарахнуть током, как следует.
Да еще воспоминания разбередили старые раны. За что они так со мной? Почему? Я понимала, что ответа не будет. Я хотела увидеть своих пра-пра-пра… Снова обнять их, ощутить, что я не одинока в этой большой и холодной Вселенной…
Внезапно скрипнула зверь, и голос Захрама — высокий, мелодичный заставил вздрогнуть, встрепенутся.
— Господин Рейгард, Госпожа Елисса, — приторно произнес дворецкий. — Семья спрашивает ждать ли вас еще к обеду?
— Ждать! И не сметь начинать без моей невесты! — прорычал Рейгард и в мгновение ока из сочувствующего, раздосадованного мужчины превратился в жесткого начальника. — Прочь! У нас разговор!
Его высокомерные замашки бесили, взвинчивали.
Я смотрела в лицо Рейгарда, и растерянность росла внутри.
Смешанные чувства заставляли цепенеть, яростно сжимать кулаки и млеть в его горячих руках. Мне нравилась властность мельранца. Даже странно было себе в этом признаваться. Рейгард умел каждого поставить на место. И, наверное, об него так не вытирали ноги родные, как это вышло со мной. Хотя я по-прежнему ни о чем не жалела. И даже знай я тогда, как все получится, поступила бы точно также. И все равно снобизм Рейгарда бесил до чертиков.
Усиленная напитком энергия индиго полыхала как солнечная буря. Не трудно держать себя в руках, контролировать эмоции, если дело лишь в нервной системе. А как обуздать энергетическую вспышку, что приходит извне?
Дверь громко захлопнулась — удар Саркатты достиг цели, дворецкий ушел ни с чем.
В комнате повисла гнетущая тишина, навалилась на грудь, не давая вздохнуть. Мы с Рейгардом пересеклись взглядами, понимая и не понимая друг друга. В душе безумным коктейлем бушевали смешанные чувства.
Мельранец тяжело задышал, вдруг прижал меня снова, и горячий шепот обжег ухо:
— Лисаа… просто подумай. Хорошо, я дам тебе время. Мы что-нибудь придумаем. Ладно! — он резко отстранился, отступил и выпалил: — Я всем скажу, что заставил тебя. И ты ни причем! Довольна? Так тебя устроит? Рейгард Саркатта, на которого вешаются все женщины Мельраны — беспомощный насильник.
Я не могла пошевелиться, все еще раздираемая противоречивыми эмоциями. Слова не шли на ум, не скатывались с языка.
— А почему беспомощный? — уточнила зачем-то каким-то глухим, чужим голосом.
— Потому, что нет ничего беспомощней, чем заставлять любимую тебе отдаться! — почти выкрикнул Рейгард и выскочил из комнаты.
— Я жду тебя возле лестницы, чтобы вместе пойти на обед, — донеслось из-за двери. — Не раздумывай, Лиса! Должна же ты посмеяться над моим позором!
Глава 9
Барабанный бой сердца в ушах не стихал, но эмоции немного схлынули, позволив без истерик, без психоза осмыслить случившееся.
И я замерла, понимая, что мы с Рейгардом только что совершили самую большую ошибку. Мы не предохранялись!
Кровь ударила в голову.
Я понимала, что эмоции индиго сыграли со мной злую шутку. Энергия выстреливала из ауры, как лава из вулкана, заставляла чувствовать себя хуже, чем подростки в моменты гормональных бурь. Но сосредоточиться, побороть вспышки не получалось. Считалось, что это невозможно, в принципе. Но мне не хотелось капитулировать, превращаться в законченную истеричку. И ведь мельранцы не знают об этих особенностях нашей расы, никто не знает. Значит, никто и не поможет.
Я всплеснула руками, открыла дверь и обнаружила Рейгарда. Он стоял у ближайшей стены, опираясь о нее спиной. Стоило появиться на пороге мельранец напрягся, изучая мое лицо, сделал два быстрых шага навстречу и ни с того ни с сего сообщил:
— Не переживай на счет беременности. У нас есть мужские… хм… средства. Я принял еще на корабле. Не знал — смогу ли сдержаться.
Черт! Получается, он снова обо мне позаботился?
Я замерла в дверном проеме, глядя в лицо Рейгарда и пытаясь понять его. Кто он такой, этот мельранец?
Подлец, который презирает мое мнение, заставляет делать то, что хочется или мужчина, у которого сорвало крышу от близости желанной женщины?
Рейгард пожал плечами, словно я озвучила вопрос.
— Я скажу им, что заставил тебя. Объявлю публично, если потребуется. Ну если наше хм… уединение и отсутствие восприняли всерьез… Ты мне ничего не должна, — он скрипнул зубами, вдруг притянул меня — не столько властно, сколько жадно. — Лиса… Я давно за тобой наблюдал. Понимаю… я для тебя… чужак, — мельранец быстро отвел взгляд и договорил уже в стену. — Но для меня ты… я тебя знаю. Ты любишь шерстяные свитера и ненавидишь синтетику. Любишь чай и не пьешь кофе, потому что когда-то слишком часто его пила. Тебе нравятся легинсы и лосины, йога, растяжка и пешие променады… Запах какао напоминает тебе… — он запнулся и замолчал.
Я всхлипнула, к горлу подкатился колючий ком. Черт! Запах какао напоминал о маме, о доме, о семье. Как же невовремя!
— Я знаю тебя так долго, что иногда кажется, протяни руку… и ты моя, — через силу выдавил Рейгард. — И я забываю, что ты — вольная птица. А я приманил тебя вовсе не собой. Жизнью Мелинды. Ты здесь не ради меня, ради нее.
Он резко отодвинулся, отступил и замолчал. Застыл напротив каменной глыбой.
И мне вдруг захотелось утешить Рейгарда. Он так хорошо изучил меня! Столько запомнил, и говорил об этом с какой-то нежностью, теплом…
В голове роились сотни ласковых слов, внезапно засосало под ложечкой.
Я хотела сказать, что подумаю, что почти уже не сержусь, что не нужны мне никакие официальные заявления о насилии. Но сказала только:
