Наконец, мсье де Флерье, в прошлом капитан корабля, а ныне директор портов и арсеналов, лично собрал для нас карты, которыми мы должны будем пользоваться во время экспедиции. К картам он присовокупил объемный том научных инструкций с рассуждением о различных мореплавателях от Христофора Колумба до наших дней. Я должен во всеуслышание выразить ему свою признательность за те познания, которые смог почерпнуть у него, и многочисленные знаки его дружбы, оказанные мне.
Морской министр маршал де Кастри, который рекомендовал меня королю в качестве командующего экспедицией, отдал самые категорические приказы начальникам портов, чтобы они предоставили нам все, что может способствовать успеху нашего дела. Генерал-лейтенант Д’Эктор, командующий флотом в Бресте, вполне разделяя взгляды министра, уделил самое пристальное внимание подготовке наших кораблей, словно он лично должен был возглавить экспедицию.
Я лично выбирал всех офицеров. Командиром «Астролябии» я назначил мсье де Лангля, капитана 1-го ранга, который служил на «Астрее» во время моей экспедиции в Гудзонов залив и убедительно доказал твердость своего характера и способности. Сто офицеров предложили свои услуги мсье де Ланглю и мне, что позволило нам выбрать из них самых достойных и знающих.
Наконец, 26 июня я получил свои инструкции. 1 июля я выехал в Брест, куда прибыл 4-го. Я застал снаряжение двух фрегатов почти завершенным. Погрузку припасов пришлось приостановить, поскольку я должен был отобрать предметы для обмена с туземцами: я хотел загрузить их в таком количестве, чтобы их хватило на несколько лет. Я отдал предпочтение этим предметам торговли, полагая, что с их помощью мы сможем добыть свежие продукты: я знал, что почти вся провизия, которую мы возьмем на борт, через определенное время испортится.
Кроме того, у нас на борту был разобранный шлюп[41] грузоподъемностью около двадцати тонн, два бискайских баркаса[42], запасные грот-мачта, румпель и кабестан. Короче говоря, количество предметов на борту «Буссоли» было неимоверным. Мсье де Клонар, мой старший помощник, разместил грузы с присущими ему старанием и умом. «Астролябия» несла на борту в точности те же предметы.
Амбруаз Луи Гарнерай. Брест.
1821 г.Мы вышли на рейд 11 июля. Количество грузов на борту наших кораблей было таким, что мы не могли сделать поворот, пока поднимали якорь. Однако время года было благоприятным для отплытия, и мы надеялись достичь Мадейры, не испытав плохой погоды. Мсье Д’Эктор приказал нам встать на рейд на причальных якорях, чтобы нам нужно было лишь вытравить канаты, как только ветер позволит выйти в море.
12 июля наши команды прошли врачебный осмотр. В тот же день на оба корабля погрузили астрономические часы, с которыми во время стоянки в порту мы должны будем сверять ход морских хронометров. Последние находились под наблюдением офицеров и ученых на борту уже две недели. Мсье Дажеле, Монж и остальные ученые и художники приехали в Брест раньше меня. И еще прежде прибытия двух наших астрономов мсье де Лангль и Д’Эскюр наблюдали за ходом хронометров. К сожалению, астрономические часы, с показаниями которых сравнивались показания наших хронометров, оказались настолько неточными, что всю работу пришлось переделывать.
13 июля вечером мсье Дажеле подал мне следующую записку:
«По прибытии в Брест мы обнаружили астрономическую обсерваторию в саду интенданта, где мсье де Лангль и Д’Эскюр проводили наблюдения, чтобы определить ход морских хронометров. Однако инструменты академии Бреста, и в особенности астрономические часы, которые они использовали, пребывали в очень плохом состоянии, как они заметили через несколько дней, поэтому надлежало сравнить показания морских хронометров с показаниями № 25, который использовался в обсерватории. Когда мы установили на берегу наши инструменты, по высоте Солнца и звезд я определил меру отставания своих часов и ежедневно сравнивал их показания с показаниями № 18 и № 19[43] на борту фрегатов посредством сигналов».
Западные ветра удерживали нас на рейде до 1 августа. Погода в это время была туманной и дождливой, я опасался, что влажность может повлиять на здоровье нашей команды. В течение девятнадцати дней мы высадили на берег лишь одного человека с жаром. Однако мы узнали, что шестеро матросов и один солдат, больные венерическими заболеваниями, уклонились от осмотра нашими врачами.
Я вышел с рейда Бреста 1 августа 1785 года. За время перехода на Мадейру, куда мы прибыли 13-го числа, не произошло ничего интересного. Ветра все время были попутными: это обстоятельство было весьма кстати для наших перегруженных кораблей, которые плохо слушались руля. Мсье де Ламанон наблюдал в морской воде светящиеся точки, которые, по моему мнению, появляются при разложении морских тел[44]. Если бы их производили насекомые, как утверждают многие натуралисты, это явление не проявлялось бы в таком масштабе от полюса до экватора, но было бы свойственно лишь отдельным климатическим зонам.
Не успели мы встать на якорь на Мадейре, как мсье Джонстон, английский купец, прислал на мой корабль лодку, груженную фруктами. Несколько писем из Лондона, рекомендующих нас этому джентльмену, прибыли прежде нас. Эти письма весьма удивили меня, поскольку мне были неизвестны лица, их написавшие. Прием, устроенный нам мсье Джонстоном, был таким, что большего мы не могли бы ожидать от собственных родственников и самых близких друзей. Мы нанесли визит губернатору и отобедали у него дома.
На следующий день мы завтракали в уютном загородном доме мсье Мюррея, английского консула, а затем вернулись в город, чтобы обедать у мсье Мутеро, поверенного в делах французского консульства. Весь этот день мы наслаждались самой избранной компанией и подчеркнутой обходительностью наших хозяев, в то же время любуясь восхитительным расположением виллы мсье Мюррея: от созерцания пейзажа, который открывался перед нами, нас могли отвлечь лишь три очаровательные племянницы консула, доказавшие нам, что это волшебное место действительно безупречно. Если бы не существенные обстоятельства, мы с огромным удовольствием провели бы еще несколько дней на Мадейре, где все были с нами очень любезны. Однако цель нашей остановки здесь не была достигнута. Англичане чрезмерно завысили цену на местное вино: мы не смогли найти дешевле, чем тринадцать или четырнадцать сотен ливров за бочку, содержащую четыре барреля[45]. То же количество на Тенерифе стоило бы нам лишь шестьсот ливров. Поэтому я приказал готовиться к отплытию на следующий день, 16 августа.
