меньше артиллерии, оснащались в основном смешанным вооружением и не предназначались для эффективной поддержки друг друга огнем. За продолжением «линии Мажино» вдоль бельгийской границы располагался слабо укрепленный оборонительный сектор Арденн, а к северо-западу от него – укрепленный сектор Мобёжа, состоявший из четырех фортов старой постройки и четырех новых долговременных огневых сооружений[247]. Между Мобёжем и Дюнкерком капитальных укреплений было немного, и французская оборона здесь опиралась на полевые фортификации. Искусственные водоемы и подготовленные к подрыву плотины затрудняли продвижение войск противника. Однако даже сравнительно слабые укрепления, возведенные на этой территории, по своим оборонительным качествам и плотности сооружений на километр фронта могли сравниться с известными «линией Маннергейма» и «линией Сталина» [248].
С инженерной точки зрения «линия Мажино» не имела аналогов в мире. Многие ее сооружения находились под землей или были укрыты в складках рельефа, что давало дополнительную защиту помимо железобетонных стен толщиной до четырех метров. Учитывался опыт обороны Вердена в 1916 г.: именно тогда для связи между фортами и размещения технических служб впервые сооружались подземные помещения, полностью оправдавшие расчеты командования[249]. Стандартных схем строительства практически не применялось: при проектировании каждого форта учитывались условия местности, к которым адаптировался архитектурный план. Орудийные башни были оснащены бронеколпаками и лишь незначительно возвышались над поверхностью земли либо могли специально подниматься для ведения огня.
Турели форта Ферте на «линии Мажино», современное состояние.
Источник: Martial Bacquet / Wikimedia Commons
Выдвижные вращающиеся башни (турели), по словам французского военного историка А. Дютайи, были наиболее ценным сооружением «линии Мажино» и представляли собой «механический шедевр»[250]. Снаряды подавались из арсеналов на специальных лифтах. Казармы, командный пункт и системы жизнеобеспечения форта были спрятаны на глубине до 100 метров.
Под землей была создана развитая инфраструктура, которая обеспечивала гарнизонам возможность автономного существования на протяжении значительного времени: кухни, госпитали, канализация, запасы воды, вентиляция, электростанции, телефонные узлы, радиоточки, склады продовольствия, ремонтные мастерские. Доступ в форт обеспечивался через вход, находившийся в глубине позиции, с бронированными дверями, защищенными пулеметами. Между собой форты соединялись подземными галереями, тянувшимися на сотни метров. При этом в качестве средства сообщения действовали электрифицированные узкоколейные железные дороги[251]. «Линию Мажино» защищало 350 орудий калибром от 75 до 135 мм с дальностью стрельбы от 3,5 до 12 километров и около 600 противотанковых орудий. Общее число пушек на ее фортах превышало 1000 [252].
Вместе с тем «линия Мажино» имела и свои недостатки: «Ей не хватало тактической глубины, из соображений экономии необорудованными остались заградительные позиции. Ее защита требовала привлечения значительных воинских контингентов численностью до 10 дивизий. У нее не было противовоздушной обороны. Кроме того, “колокола”, защищавшие наблюдательные пункты и позиции, оборудованные ручными пулеметами, оставались слишком заметны и оказались чрезвычайно уязвимы к прямому огню германских 88-мм орудий. В особенности же линия Мажино все-таки имела преимущественно оборонительную конфигурацию»[253].
Для защиты укреплений в 1933 г. по предложению Вейгана и Гамелена был создан отдельный род войск – так называемые крепостные войска (troupes de fortresse). Они несли постоянную службу на «линии Мажино» и готовились к отражению первого удара противника. Таким образом, частично пересматривалось то положение, которое существовало после реализации законов 1927–1928 гг., когда задача обороны фортов возлагалась на личный состав пограничных дивизий действующей армии. Вейган резонно полагал, что подобное положение дел ставило под угрозу как обороноспособность укреплений, так и эффективность мобилизации, которая проводилась с опорой лишь на часть дивизий мирного времени[254]. Формирование крепостных частей, – вспоминал Вейган, – дало командованию возможность «использовать все отлично подготовленные приграничные дивизии действующей армии для проведения оборонительных или наступательных операций»[255].
Строительство укреплений развернулось в масштабные общественные работы, хотя это и не являлось непосредственной целью правительства. «Между 1930 и 1937 гг., – отмечает М. Александер, – линия Мажино создала тысячи рабочих мест. Прежде всего работы стимулировали развитие первичного сектора – строительной отрасли и транспорта; впоследствии, более опосредованно, – сталелитейной промышленности, производства железнодорожного оборудования, артиллерийских заводов, отраслей, связанных с обеспечением электроснабжения и центрального отопления, изготовлением труб. Экономики, по меньшей мере, шести департаментов, от Монмеди на границе с Люксембургом до Мюлуза в южном Эльзасе, получили, таким образом, существенную поддержку в годы депрессии»[256]. Общие затраты на строительство «линии Мажино» составили 5 млрд. франков за пять лет[257], при этом это была единственная оборонная программа, которая избежала секвестра. Однако и этих средств не хватило для того, чтобы в равной степени укрепить всю восточную границу страны.
В «линии Мажино» зияли очевидные бреши, прикрытые полевыми фортификациями. В глаза бросался потенциально опасный участок к северо-западу от Монмеди в районе Арденн, через который в 1940 г. Вермахт нанес танковый удар, завершившийся окружением французских и британских войск в районе Дюнкерка. В 1934 г. Петэн, в качестве военного министра выступая перед Сенатом, повторил доводы комиссии Гийома, которая девятью годами ранее посчитала этот район безопасным с точки зрения возможного германского прорыва: «за Монмеди начинается Арденнский лес. Эта территория будет непроходима, если мы ее соответствующим образом подготовим. Мы рассматриваем ее как зону, подлежащую разрушению (zone de destructions). Разумеется, те участки, где может пройти враг, будут защищены блокгаузами. Этот фронт не будет иметь глубины, враг там не продвинется, а если продвинется, мы встретим его у выхода из лесного массива. Таким образом, этот сектор не представляет собой опасности»[258].
Однако в Генштабе сухопутных сил раздавались голоса тех, кто предупреждал об уязвимости этого сектора французской обороны. На его угрожающую конфигурацию еще в 1932 г. обратил внимание Вейган. Зимой 1933–1934 гг. по приказу генерала состоялись штабные игры на картах, в ходе которых проверялась возможность французской стороны отразить удар через Арденны. Игры показали, что мобильные германские соединения в течение двух суток могли преодолеть Арденнский лес и выйти к Маасу у города Седан, при этом французам на подтягивание резервов и организацию противодействия требовалось не менее 15 дней. В 1937 г. командующий танковыми силами 2-й армии, прикрывавшей сектор к северо-западу от Монмеди, полковник Л. Ф. Бургиньон инспектировал район Арденн и сделал принципиальный вывод о том, что германские танки при должном уровне организации могут успешно его пройти, несмотря на все естественные препятствия. Наконец, в 1938 г. в ходе еще одной штабной игры на картах командующий 2-й армией генерал А.-Г. Претеля смоделировал ситуацию, близкую к той, которая имела место в мае 1940 г., и убедительно показал, что на прорыв французской обороны по Маасу немцам потребуется не более нескольких дней. Вывод напрашивался сам собой – «в обязательном порядке укрепить седанский стык между линией Мажино и зоной ответственности крупных соединений, предназначенных для вхождения на территорию Бельгии в
