У себя в Детинце Святослав за такое нарушение субординации с ходу велел бы гридням «поучить» горластого боярина, но здесь он был в гостях.
– Уйми своего боярина, мать!
– А ты уйми своего воеводу!
Святослав сжал кулаки, по-бычьи наклонил голову вперед…
– Княже! – быстро сказал Духарев. – Не надо. Я отдам этот лужок, не стоит того.
Святослав глянул на него бешено…
– Княже! Я тебя искал, – поспешно произнес Сергей. – Это срочно и важно.
– Говори, – процедил Святослав.
– Только тебе, – покачал головой Духарев. – Тебе… и княгине.
Вот так вот! Он сумел их заинтриговать и пресечь ссору, из которой ничего хорошего не вышло бы. Князь молод и любознателен, а Ольга хоть и княгиня, но женщина… Она какое-то время колебалась, но любопытство пересилило.
– Значит, отдаешь лужок? – спросила княгиня.
Духарев махнул рукой: не в пешки играем!
– Все вон! – скомандовала Ольга, но потом уравняла расклад: – Сотник, останься.
Двое на двое.
Бояре (никто даже не вякнул) убрались из горницы, Святославовы гридни тоже вышли и собак увели. А вот гепардов забыли, но они людям докучать не стали, улеглись в уголке и принялись вылизываться.
– Говори! – потребовал Святослав.
– Милёна, – сказал Духарев, – твоя ключница?
– Моя, – сказал князь.
– Моя, – сказала княгиня.
Мать и сын переглянулись. Святослав улыбнулся. Княгиня тоже. Помирились, это хорошо. Но вообще-то веселого мало.
– Веселого мало, – сказал Духарев. – Она непраздна. Мы все знаем от кого, верно?
Святослав ухмыльнулся. Судя по выражению лица княгини, она тоже не шибко удивилась.
– Коли сына родит, надо б ей деревеньку подарить на прокорм, – деловито сказала Ольга. – Это твой первенец будет!
– Она хочет плод вытравить, – сообщил Духарев.
Раз позиции сторон определились, можно говорить все как есть.
– Вот дурная! – воскликнул Святослав. – Зачем?
– Любит тебя, – сказал Духарев. – А ты, княже, на другой женился.
– Ну и что? – Он не понимал.
Ольга понимала, но у нее были свои приоритеты.
– Мой внук! Где она?!!
– Худого не будет, – заверил Духарев. – Я гридню своему велел, чтоб поберег ее втихую.
– А если она от твоего гридня уйдет? – воскликнула княгиня.
Святослав улыбнулся: решил, что матушка пошутила.
Духарев, впрочем, не думал, что это шутка.
– От моего гридня, княгиня, оружный нурман не уйдет, – сказал он. – За внука не бойся, а на девку не серчай. Знаешь ведь: при таких делах ум у них начисто отшибает.
– Знаю, – кивнула Ольга и вдруг уставилась на воеводу с подозрением: – А вот откуда ты про Милку проведал? Может…
– Не может! – неуважительно перебил княгиню Духарев. – К жене моей она пришла со своей бедой («Тоже мне – беда!» – фыркнула княгиня), от Сладиславы и узнал.
– Понятно. Сотник! Как Милка объявится – сразу ко мне. Тебя, воевода, тоже касается. А сейчас ступайте оба: мне с сыном потолковать надо.
Кому сын, а кому и великий князь. Духарев глянул на Святослава, тот кивнул: иди, мол.
Но прежде чем Духарев вышел, княгиня его окликнула:
– Постой, воевода! Чтоб ты знал: Шишка ту землю исполу у меня взял. Так что и лужок тот мой… Пусть тебе останется. А если выйдет так, что вы со Сладиславой мне внука уберегли, я тебе городок на Почайне отдам.
Духарев поблагодарил. Ольга, в сущности, неплохая тетка, только вот жизнь у нее непростая. Государство на ней нешуточное, а сын – воин. Погибнет, как ее первенец, никого у княгини не останется. Потому ее так крепко и зацепила беременность ключницы. Пусть челядницы дитя, а все же родная кровь. Других-то пока нет…
Знай княгиня, что будут у ее сына и другие внуки – от угорской княжны, может, и не стала бы так опекать сына рабыни.
Когда Духарев вышел из терема Ольги, ее сотник ухватил воеводу за рукав.
– Что тебе? – недовольно спросил Сергей. Сотника этого он едва знал. Слыхал, что Добрыней зовут и что у Ольги он в большом доверии. Но в походах с ним никогда не бывал и в деле его не видел. Одно слово: княгинин человек.
– Я – твой должник, воевода! – сказал сотник и низко поклонился.
– С чего это вдруг?
– Милка… Она – сестра мне.
Спустя несколько дней во дворе княжьего терема Духарев встретил молодую княгиню. Юная мадьярка смотрела, как мечется по клетке подросший леопард. Тот самый, которого детенышем привезли из Тмутаракани. Для охотничьих нужд зверь оказался бесполезен, а для людей опасен: бросался на чужих, признавал только князя да псаря, что зверя кормил.
– Воевода! – окликнула княгиня Сергея. – Могу я тебя спросить?
По-русски она говорила с заметным акцентом, но уже довольно бегло.
– Конечно, моя госпожа!
– Понравились ли тебе подарки моего отца?
Интересный вопрос. Особенно если вспомнить, что с той поры, как получил Сергей дары угорского дьюлы, уже месяца два прошло.
– Цена им велика, но еще ценнее милость твоего батюшки, – дипломатично ответил Духарев. – Но ты ведь не это хотела спросить, княгиня?
– Да, не это. Не зря, воевода, говорят, что ты видишь дальше слов. Может, ты и вопрос мой знаешь? – она улыбнулась чуточку кокетливо.
– Может, и знаю. Но ты все же спроси.
– Эта девушка, бывшая ключница… Куда ее увезли?
– В Плесков, – сказал Духарев.
– Ей не сделают плохо?
«Уже сделали», – подумал Духарев, но вслух сказал:
– Нет. Она будет жить у плесковской родни княгини-матери. С ней поехал ее брат. Ее не обидят.
Духарев еще не знал, что через несколько лет, когда Святослав уйдет брать под себя вятичей, Ольга заберет у Милёны внука. Добрыня, впрочем, останется при мальчике. Дядькой-пестуном.
– Не хочу, чтоб ей было плохо, – сказала княгиня. – Она ведь любила… моего мужа, да?
– Да, – не стал спорить Духарев.
– Его трудно любить, – вздохнула юная княгиня. – Он как этот зверь, – она показала на леопарда. – Ему никто не нужен, только война.
– Он – великий князь, – сказал Духарев.
– Я понимаю, – княгиня еще раз вздохнула. – Мой отец такой же. Но я не хотела бы, чтоб такими выросли мои сыновья…
– Ты не жалеешь, госпожа, что я привез тебя сюда? – негромко спросил Духарев. – Не жалеешь, что Святослав стал твоим мужем?
– Нет! – Она улыбнулась. – Он красивый, сильный, храбрый и… Мне с ним хорошо, когда он со мной… Но он редко бывает со мной, воевода.
– Он – государь, – снова напомнил Духарев. – Тебе придется привыкнуть, моя госпожа.
– Я привыкну, – обещала княгиня. – Но я боюсь, что в своих походах мой муж забудет обо мне.
– Не забудет, – сказал Духарев. – Таких, как ты, не забывают.
Правда, в этот миг он думал не о ней, о своей Сладе. И искренне верил, что говорит правду.
Часть вторая
Прыжок пардуса
Глава первая
Вятский поход великого князя Святослава Игоревича. Начало
Корабли шли по Оке.
Много кораблей. Столько еще не видели эти медвежьи берега. Почти полторы сотни боевых лодий под пестрыми парусами везли боевую дружину – четыре тысячи клинков. Следом тянулись насады, более сотни. Одни везли коней, другие – припас, но большинство – порожние. Эти – для дани.
Дремучи вятские леса. Дни и дни можно плыть, а вокруг будто все те же берега, все те же сосны. Но так кажется лишь необвыкшему глазу, а для опытного лесовика у каждой излучины – свой облик. Опытных лесовиков среди русов хватало.
Открыто шли лодьи, неторопливо. В удобных местах русы непременно останавливались, высаживались, разводили костры, варили в больших котлах уху, кашу, мясную похлебку. Рыбы в Оке было столько, что не бреднем – руками ловили ее русы. И дичь брали тоже, считай, голыми руками. На что уж вотчина Святослава Киевского обильна и лесом и зверьем, а вятская непролазная глушь – богаче.
Хотя непролазна она только для хузар да печенегов, а для русов что лес, что поле – всё, считай, коренной ландшафт. Даже выходец из урбанистической культуры Серега Духарев, вернее, воевода киевский Серегей в этих буреломных чащобах чувствовал себя вполне уверенно.
И старший сын его Артем хоть и вырос в Приднепровье, где в основном степи и дубравы, а таких вот хвойных медвежьих углов почти нет, тоже в вятских лесах не заплутал бы.
Да он нигде не заплутал бы, надо признать. Выучку прошел посерьезней, чем отец. Лет с пяти гонял его одноногий дядька Рёрех, а последние годы с парнем занимался сам Ольбард Красный. Три года ходил под началом Духарева Ольбардов Трувор, так что с большим почетом принял Серегиного первенца варяжский князь. Как собственного сына. То есть гонял Артема Ольбард нещадно, до полной потери ориентации. Зато в свои пятнадцать парень по праву носил золоченый пояс гридня, и потенциал выживания у него был повыше, чем у отца. А образование, по местным масштабам, считай, академическое. Мог и за кормилом лодьи стоять, и мечами обоеручь рубить, и зайца за сто шагов с седла в одну стрелу взять. Разбирался равно в судах, конях и даже верблюдах. Владел лекарским умением. Свободно болтал на всех здешних славянских диалектах, разумел по-нурмански и свейски, хузарским владел, по-печенежски говорил, как натуральный копченый, с греками-ромеями общался по-ромейски, с уграми – по-угорски. Мог даже изъясняться по-арабски и на фарси – Артак натаскал. А «кухонной» латыни Артема обучил дядька Мышата, активно торговавший с Европой. Торговать Артем тоже умел. Вернее, торговаться. Не так, конечно, как дядька, но когда вместе с отцом на рынок ходил, Сергей мог рта не открывать, только кошель развязывать по сыновней указке. В общем, таким сыном можно было гордиться – и Духарев гордился. Хотя, положа руку на сердце, признавал: его заслуга в воспитании первенца невелика. В Святослава он вложил вдесятеро больше, чем в родного сына. Но вот пришло время, когда отец и сын впервые идут вместе в большой поход.
