Наше дело — непрестанно способствовать его возрастанию, выпалывая буйно растущие мысли и желания, которые грозят его задушить (6. Семя среди терний). — Мало-помалу и по мере того, как мы будем соглашаться на это всем нашим разумением и всем сердцем, молитва Христа усилится в нас и овладеет всем нашим существом (7. Христос молится во мне). — Творить молитву, тем самым, означает не столько молиться самому, сколько внутренне присоединяться к совершенной молитве, к живой молитве Христа (8. Его молитва есть моя молитва). — Вот она здесь, вся проникнутая трепетом сыновней любви Сына к Своему Отцу; она дает нам возможность обращаться к Отцу с невообразимым дерзновением: «Авва, Отец возлюбленный!» (9. Отец возлюбленный…). — Отождествиться со Христом нам надлежит в Духе Святом так, чтобы мы могли сказать поистине: я живу, я молюсь, но это уже не я, это Христос живет и молится во мне (10. Прииди).
41. «Я молился о тебе»
Мне страшно начинать это письмо. Есть такая скорбь, перед лицом которой ничего невозможно сделать, кроме как только молиться и безмолвствовать: любой совет грозит причинить больше зла, чем добра. Ведь так легко давать советы… Я ограничусь потому лишь тем, что расскажу об одной откровенной беседе, которой однажды удостоил меня старый миссионер, у которого за плечами было добрых сорок лет жизни в джунглях. В то время, когда мы встретились, он уже несколько месяцев отдыхал на ферме у своего брата, в департаменте Высокой Юры. Пока мы прогуливались с ним по тамошним местам, суровым и прекрасным, по пастбищам и еловым лесам, он с удивительным воодушевлением делился со мной своими воспоминаниями о джунглях, захватывающими, как приключенческий роман. Но однажды, рассказывая мне об одном эпизоде своей жизни, он внезапно сделался серьезным. Он не стал бы говорить со мной об этом, если бы не мои вопросы о месте молитвы в жизни миссионера. «Я уже в течение шести лет находился в Миссии, — сказал он, — когда внезапно мощная волна искушения накатила на меня, как на лодку, брошенную на прибрежном песке. Оно неодолимо подхватило меня, приподняло, бросило, вновь меня охватило… Я попытался молиться и не сумел: отчаявшийся ребенок хочет побежать к своему Отцу и не может… Я не знаю, как и почему, но после многих дней изнурительной борьбы у меня из груди буквально вырвалась молитва, столь же внезапно, как вот эта куропатка слетела с куста. Я воззвал к Иисусу Христу: «Ты видишь, что я не могу больше молиться! Значит, это Тебе следует сейчас молиться. Молись же, молись за меня!» Почти мгновенно установился мир. Я не мог в это поверить. Я сперва принял его за затишье перед еще более свирепым натиском. Но затем, очень скоро, пришла уверенность, что я был услышан, что Христос сказал мне, как некогда Петру, чудесные ободряющие слова: «Я молился о тебе; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лк 22,32). И правда, я знавал в дальнейшем и другие часы искушений, но никогда более я не испытывал этого гнетущего чувства — быть игрушкой яростной и всемогущей бури. Слова плохо передают напряженность этого переживания. Я не в силах выразить, сколько в моем крике, обращенном ко Христу, было спонтанного, требовательного и даже, рискну сказать, повелительного: “Молись же за меня!” Если бы вы знали, как велика разница между тем, чтобы узнать из книг, что Христос молится за всех людей, и тем, чтобы внезапно обнаружить посреди отчаянной ситуации, что Он здесь, что Он действительно стоит рядом со мной, и вместо моей немощной молитвы Он, Сын Возлюбленный, молится за меня, Сам вступается за меня перед Отцом! “Я молился о тебе”. С тех пор мне достаточно в самые горькие часы вспомнить эти слова, чтобы вновь обрести мир в глубине души».
42. Он непрестанно ходатайствует за нас
Вам не следует беспокоиться из-за того, что, завершив молитву, вам случалось обнаружить, что вы не молились конкретно ни за вашего мужа, ни за ваших детей. Сосредоточиваться на Боге вовсе не значит пренебрегать своими близкими, что-либо отдавать Ему не означает лишать этого других. Я не хочу этим сказать, что бесполезно молиться за тех, кого любишь. Напротив, это настоятельный долг, пример Христа не оставляет в этом никаких сомнений. Но я прошу вас не упрекать себя в тех случаях, когда молитва ваша протекает так, как если бы на свете были только Бог и вы. Да и найдется ли лучший способ молиться за своих, чем забывать обо всем, включая их самих, чтобы пройти возможно дальше в поисках Бога, чтобы достигнуть наибольшей близости с Ним?
И разве Бог не сумеет отыскать тех, кого вы будто бы покинули, в вашем супружеском и материнском сердце? Чем ближе вы к Богу, тем ближе к Богу и они. Маленькое «мистическое тело», каким является ваша семья, все целиком ищет Бога через вашу молитву и воспевает Ему хвалу, оно все целиком в вашей молитве прибегает к Источнику Жизни. Если вы хорошо уразумели то, что я вам сейчас сказал, то вы приблизились к пониманию более высокой тайны, тайны молитвы Христа. Точно так же, как Отец умеет найти в вашем сердце всех тех, кого вы любите, Он видит в безграничном Сердце Своего молящегося Сына всех людей, за которых Сын отдал Свою жизнь. Вот почему молитва Христа так важна для нас. Через нее мы сами приближаемся к Отцу и воздаем Ему хвалу. Через нее мы преисполняемся Святого Духа, о Котором говорится в Апокалипсисе, что Он изливается, как бушующий поток живой воды, из единения Отца и Сына. Если молитва матери уже представляет собой великую поддержку для ее детей, насколько же больше молитва Христа представляет наше неоценимое богатство! В какой бы мы чувствовали себя безопасности, если бы поистине верили, что Христос во славе, сидя одесную Отца, непрестанно ходатайствует за нас, как заверяет нас Послание к Евреям (7,25)!
Приступать к молитве — значит присоединяться к молитве Христа, занимать свое место в сердце Христа, молящегося Своему Отцу.
43. «Если бы ты знала дар Божий!»
Никогда не забывайте: для того, чтобы идти к Богу, нужно пройти через Христа. Слово «пройти» может ввести вас в заблуждение: речь не о том, чтобы на пути к Богу нужно было миновать Христа, как если бы Бог ожидал нас где-то вне. Но только лишь через Христа, со Христом и во Христе мы можем найти Отца. Итак, невозможно сделать ничего лучшего, как только любить Христа. Вот почему вам незачем бояться, что молитва ваша, как вы мне пишете, будучи диалогом со Христом, отдаляет вас от Отца. «Филипп, разве ты не знаешь, что видевший Меня видел Отца?» (ср. Ин 14,19). Таким образом, предоставьте дружбе Христовой, столь непредвиденно возникшей в вашей жизни, охватить вас и проникнуть в вас. Но постарайтесь хорошо ее понять.
Вы найдете в ней все богатства дружбы человеческой, ибо Христос — истинный Человек; Его человеческая природа не была просто маскарадным костюмом, надетым на время, а затем сброшенным после тридцати трех лет земной жизни. Сын Божий поистине воплотился, и Он любит вас сердцем из плоти, а не какой-то любовью не от мира сего, о которой можно было бы спросить, в чем же она состоит? Или лучше так: Он любит вас любовью иной, нежели любовь человеческая, любовью божественной; но любовь эта, чтобы сделаться для вас доступной, позаимствовала человеческое сердце и выразилась на человеческом языке, — слово «язык» следует понимать здесь в самом полном смысле: Он не только сказал нам о Своей любви при помощи слов («Я не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями», Ин 15,15), но Он и явил нам это Своими делами и поступками. Вспомните: Женщины пришли ко Христу, подталкивая перед собой своих детей, чтобы Он их благословил; апостолы, как люди серьезные, у которых нет времени на пустяки, не давали им приблизиться; но тогда Иисус привлек к Себе этих взъерошенных ребятишек и взял их на руки, как бы в знак протеста: почему вы лишаете Меня такой отрады — общаться взглядом и словами с самыми маленькими? (Мк 10,13–16). Не правда ли, в такой реакции Христа выражается Его чисто человеческая нежность? И когда Лука показывает нам, как Он останавливает скорбную процессию, сопровождавшую на кладбище единственного сына вдовы, когда он говорит нам, что «Иисус сжалился», то как можно сомневаться в том, что при виде слез этой матери Христос вздрогнул от сострадания (Лк 7,11–17)? Еще более выразителен эпизод, который приводит св. Иоанн: Иисус при виде Марии, сестры Марфы, охваченной скорбью из-за смерти своего брата, «воскорбел духом и возмутился… прослезился» (Ин 11,33.35), и тогда стоявшие там Иудеи справедливо сказали: «Смотри, как Он любил его». Сколь же человечным предстает перед нами на стольких страницах Евангелия сердце Иисуса! Намного более человечным, чем наше собственное сердце, которому так трудно держаться верной середины между чересчур человеческой, легко приходящей в расстройство чувствительностью, и бесчеловечным самообладанием, когда оно ожесточается, чтобы не уступать. Когда вы приближаетесь ко Христу в молитве, пусть ваша вера стремится распознать Его дружбу, благоговеет, созерцая неизмеримые сокровища Его милосердия; ибо Он любит вас, Он желает вашего присутствия, и Он не может не затрепетать от радости, когда вы приходите; поскольку Он любит вас, Он с нетерпением желает наделить вас Своими благами, ибо Он Сам сказал, имея в этом опыт: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35). И еще блаженнее прощать, нежели давать. И поскольку Он вас любит, Он сочувствует — в самом прямом смысле слова — Он приобщается всем вашим чувствам. Дерзните поверить, что в любви Христовой содержатся все элементы человеческой любви: что она трепетная, сердечная, пылкая, нетерпеливая, состраждущая; так вы воздадите честь истине Воплощения. Вот чего не увидел Грэм Грин, когда писал в «Силе и славе»: «Любовь Божия! Она ведь запалила огнем кустарник в пустыне, не так ли? Она отверзла могилы, разбив их плиты, и силою ее могущества мертвые и восстали и шествовали впотьмах! О! Такой человек, как я, пробежал бы не одну милю, скрываясь от этой любви, если бы только почуял, что она рыщет где-то рядом». Сказано великолепно и в определенном смысле верно; но для писателя осталось недоступным то, что эта любовь, именно для того, чтобы приблизиться к нам, не ошеломляя, чтобы приучить нас к себе, чтобы приручить, хочется мне сказать, явила нам свое Сияние, смягченное человеческим обликом, предоставила нам свои богатства через человеческое сердце.
