чтобы любить все глубже, — тогда да, тысячу раз да: молитва должна быть размышлением. Я убежден, что множество христиан отчаиваются практиковать молитву потому, что им не удается полюбить Христа; но если они Его не любят, то это потому, что они не стараются Его познать. Невозможно полюбить некую тень, некое существо, которого не знаешь. Только познание несказанной любви, которую несет нам Христос, способно открыть в нас источники любви и молитвы. Советуя вам искать прежде всего знакомства со Христом, я чувствую, что правильно следую руслу божественной педагогики. Не так ли поступил и Бог с апостолами и учениками, чтобы привлечь их? Иисус пришел к ним и предложил им Свою дивную дружбу; они видели Его, осязали, слышали; они были покорены; они отдали себя. А затем Христос однажды их покинул, произнеся озадачивающие слова: «Лучше для вас, чтобы Я пошел» (Ин16,7). Но, несмотря ни на что, дружба Христа оказалась для них решающим событием. Так же дело обстоит и в молитвенной жизни: она должна приводить христиан к весьма тесному соединению с Богом, но у нее не может быть лучшей отправной точки и лучшей поддержки, чем восхищенное узнавание непостижимой любви, одновременно человеческой и божественной, которую дарит нам Христос.
39. Самая мудрая книга
Мне кажется, вы напрасно читаете во время молитвы. Этим вы не столько питаете вашу молитву, сколько потакаете вашему вкусу, — чтобы не сказать гурманству, — к идеям. Итак, отложите в сторону все книги, или хотя бы удовольствуйтесь «самой мудрой из них», как выразился однажды св. Кюре из Арса [10], вознося ей хвалу. «Крест, — говорит он, — это самая мудрая книга, какую только можно найти. Те, кто не знают ее, невежды, хотя бы даже они знали все остальное. Нет истинных ученых, кроме тех, кто ее любит, обращается к ней, в нее углубляется. Как она ни горька, но только вкусив эту
горечь, испытываешь наибольшее удовлетворение. Чем больше у нее учишься, тем больше хочется с ней оставаться. Время проходит с ней без скуки. В этой школе узнаешь все, что хочешь знать, и никогда не пресытишься тем, что там вкушаешь[11]». Мне кажется, я догадываюсь, что вы мне ответите: «Язык этой книги мне непонятен». Но от вас зависит изучить его. Христианин не может не знать его: это язык, на котором изъясняется Бог. Посмотрите на всех подвизавшихся в молитве, на всех святых, которых христианская иконография, гравюры, миниатюры, картины представляют нам у подножия креста или же с распятием в руках, погруженными в постижение его вести: разве не очевидно, что отныне никакая книга не сможет их отвратить от размышления над крестом, сим «посланием любви от Возлюбленного»?
40. Молиться перед распятием? Сударыня, прошу вас, не беспокойтесь. Ваше письмо меня ни в малой степени не шокировало. Вы небезосновательно задаетесь вопросом, уместно ли приучать ваших маленьких детей молиться перед изображением Христа на кресте, не смутит ли изображение Распятого их души? Но вы совершенно правы, подвергая сомнению те мотивы, которые приводят многих нынешних христиан к удалению распятия из своих домов, что может показаться неуважением к страстям Господним — словно бы Воскресение не требовало в качестве предварительного условия перехода через смерть! Как они далеки от св. ап. Павла, возвещавшего Коринфянам: «Я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор 2,2). Вопрос, подобный вашему, христианская совесть ставит с большей или меньшей остротой на протяжении всех двадцати веков нашей эры. Тому свидетельством христианское искусство и особенно — история изображения Христа распятого: картины, статуи, кальварии[12], распятия… В первые шесть веков Христа на кресте изображали крайне редко. Изображение Доброго Пастыря служило для христиан той поры тем, чем служит для нас изображение Распятого. Но в дальнейшем изображение распятия стало ведущим мотивом в христианской иконографии. Распятия множились. Они имеются теперь среди изваяний соборов, они проникают во все жилища и во все общественные помещения: больницы, школы… они возвышаются на перекрестках наших дорог. Увы! Их производство нередко преследует лишь коммерческие цели, и христианский мир наводнили распятия, лишенные художественного достоинства, лишенные души. Изображения же Распятого подлинными художниками порой оказываются более чувственными, чем духовными — я вспоминаю сейчас некоторые полотна Ренессанса. Даже художники подлинно христианские имеют на сей счет различные концепции, которые, несколько упрощая дело, можно свести к двум основным: концепции реалистической и концепции мистической. В зависимости от времени и места им приходилось исполнять неравную роль. Реалистический образ не является первоначальным: он явился значительно позже. Он стремится выразить прежде всего физические и моральные страдания Христа. Художники представляют Его обнаженным; тело Его изранено, измучено; порой оно доведено страданиями до такого состояния, что мы видим перед собой только жалкий человеческий обрубок. На голове — терновый венец, более или менее вселяющий ужас. Эти художники стремятся прежде всего взволновать, вызвать сострадание, возможно, возбудить отвращение ко греху; несомненно, они также предполагают побудить христиан присоединить свои страдания к страданиям Христа. Но некоторые из таких распятий словно бы даже лишены всякого религиозного содержания: кажется, что видишь символ человеческого отчаяния, а не знак спасения человеков Сыном Божиим, ставшим Человеком. Авторы стремятся передать истину человеческую и историческую, но на деле эти «реалистические» распятия искажают истину или, по меньшей мере, упускают основной аспект этой истины. Они изображают человека страждущего, но не Бога торжествующего; мучения плоти, а не победу любви. Если бы Христос не представлял для свидетелей Его страдания ничего, кроме зрелища человеческого отчаяния, если Он был тогда всего лишь жалким человеческим обрубком, то разве сотник, стоявший у креста, воскликнул бы: «Истинно Человек Сей был Сын Божий» (Мк 15,39)? Противоположная концепция представлена в распятиях, называемых «мистическими». Подход здесь совсем другой. Христос показан одетым, порой даже в длинной тунике; на голове Его венец, обыкновенно терновый, но иногда это царский венец. Его глаза широко раскрыты и выражают силу души и ясность. Лицо окружено сиянием славы, порой оно отмечено безграничной жалостью к людям. Его руки распростерты горизонтально, Его тело держится прямо. Художники стремятся нам напомнить, что Распятый есть прежде всего Бог, Бог Живой, Победитель страдания и смерти, и что Его жертва — добровольная. Подобные произведения не столько имеют в виду взволновать наши чувства, сколько стимулировать нашу веру в божественность Христа, в его победу. Их цель — пробудить скорее нашу надежду, чем наше сострадание, убедить нас, что страдание есть только переход к воскресению. Некоторые из них несколько даже бесчеловечны, но не мало и таких, которые излучают волны милосердия, кротости, радостного мира. Их великая заслуга в том, что они не заслоняют самого основного, но помогают нам предощутить божественную тайну. Помогли ли вам эти несколько замечаний из истории искусства ответить на вопрос, который вы себе задаете? Удаление распятий из наших церквей, из наших домов означало ужасающий религиозный упадок. Не забывайте же приучать ваших детей молиться перед распятием: оно есть «самая мудрая книга», как говорил св. Кюре из Арса. Но не менее верно и то, что вам нужно выбрать из различных распятий или изображений Христа на кресте наиболее подходящее. Отстраняйте безжалостно те, которые грозят злоупотребить чувствительностью юных душ и исказить глубокую истину о жертве Иисуса Христа. Более того, поскольку вашим детям нередко приходится видеть распятия, вульгарно исполненные или же безрелигиозно-реалистические, учите их смотреть на них глазами духа, глазами веры, которые прозревают тайну за ее несовершенным или обманчивым изображениВ этом случае распятие раскроется им в своем истинном значении: оно будет не апофеозом страданий, но знаком самой величайшей любви. Любви Отца, который так возлюбил человечество, что отдал людям Своего Сына. Любви Сына к Своему Отцу, любви Спасителя, ставшего Человеком, к человекам, Своим братьям: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15,13). Оно будет также знаком апофеоза радости, да, самой исключительной, огромной радости, ибо Христос сказал: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35).
«Живет во мне Христос»
Христианская молитва — это не просто человеческое действие, но таинственная, божественная реальность: молитва Самого Сына Божия, привитая к человеческому сердцу. Знаем мы это или нет, мы участвуем в молитве Христовой. Творить молитву значит занять наше место в сердце Христа молящегося (1. «Я молился о тебе»). — В часы уныния, расслабленности или растерянности, когда пересыхают источники молитвы, возможность молиться остается, тем не менее, всегда: молиться о том, чтобы Христос обратился от нашего имени к Отцу (2. Он непрестанно ходатайствует за нас). — Но Христос желает большего. Не довольствуясь тем, что молится за нас, Он стремится соединить нас с Собою в любви, чтобы мы жили Его жизнью и молились Его молитвой (3. «Если бы ты знала дар Божий!»). — Итак, молитва состоит в том, чтобы полностью предать себя освящающей силе Христа прославленного, непрестанно действующего и созидающего из всего творения безмерное и единое Тело, целиком пронизанное сыновней молитвой (4. «И осветит тебя Христос»). — Так, что в молитве каждого христианина, какой бы убогой она ни казалась, Отец распознает молитву Самого Сына Своего Возлюбленного (5. Уже не я молюсь…). — Эта молитва Христа в нас как семя среди терний.
