Полное или частичное непонимание друг друга партнерами в процессе коммуникации, т. е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения, ведет к коммуникативным неудачам. «<…>В самой природе общения заложена конфликтность как постоянно действующий фактор, поскольку языковое общение (в элементарном случае двух субъектов) покоится на совмещении тождества и различия их речемыслительных сознаний. Элементы тождества обеспечивают взаимопонимание друг друга, элементы различия – коммуникативный интерес (импульс). Однако если элементы тождества могут накладываться друг на друга полностью, то элементы различия образуют зоны, по-разному приспособленные к созданию некоего общего кода. Процессуальная же характеристика коммуникации сводится в конечном счете к выработке общего кода, в принципе недосягаемого и выступающего лишь как идеальный ориентир. А это означает, что ЯК [языковые конфликты. – В.К., В.Ч.], покоящиеся на невозможности полного совмещения речемыслительных сознаний, выступают в качестве неизбежного имплицитного сопровождения всякой языковой действительности» (Ильенко 1996: 4).
Говоря о принципиально важной в современной концепции речевой культуры «реабилитации адресата», А.К. Михальская подчеркивает, что «успешность деятельности самого говорящего стала определяться тем, насколько полно и беспрепятственно ему удается свое сообщение донести до слушающего, то есть по минимальному уровню помех при передаче» (Михальская 1990: 52).
В характеристике современной русской речи особое значение приобретают объем и характер лексикона носителя языка. Они являются индивидуально обусловленными и определяются многими параметрами личности (возраст, пол, образование, специальность, круг интересов, чтения, знание иностранных языков, место жительства и др.). При выдвижении на первый план личностных аспектов носитель языка «перестает быть просто медиумом, стоящим между языком и речью, и социальная природа языка приобретает конкретные очертания, будучи обусловлена активностью носителя как члена языкового социума. От носителя зависит, что именно реализуется в его речи, какие элементы языка он востребует из своего языкового опыта, имея дело с той или иной ситуацией [выделено нами. – В.К., В.Ч.]» (Живов, Тимберлейк 1997: 5).
Бурные изменения, характеризующие русскую речь последнего десятилетия, в наибольшей степени связаны с лексическим уровнем. Вхождение и активизация огромного числа новых заимствований, в том числе терминов, массовое проникновение в лексикон среднего носителя языка субстандартной лексики, возвращение в активное употребление лексических единиц, в течение десятилетий относимых к числу историзмов, и в то же время уход в пассив слов, обозначавших ушедшие реалии советского быта, – все эти процессы связаны с проблемой адекватного понимания, а понимание, в свою очередь, определяется объемом и качеством индивидуального лексикона.
Очень метко представил современное состояние языка М. Эпштейн: «Парадокс состоит в том, что чем больше расширяется язык, тем больше он пустеет и тем больше в нем появляется семантического вакуума и лексических вакансий <…>. Язык как резиновый шар, в котором по мере надувания происходит и отдаление словарных точек, так что появляется и новая лексическая разреженность» (Эпштейн 2000: 208). Эта характеристика имеет прямое отношение к соотношению активного и пассивного словаря.
Ю.Д. Апресян отмечает, что пассивные словари (словари, предназначенные для того, чтобы обеспечить понимание текстов) объемом от 100 000 входов и больше приблизительно на 60–80 % оказываются заполнены словами производными, терминологическими и терминообразными, с необычными управляющими и сочетаемостными свойствами (Апресян 2006:29). Именно в этих 60–80 % пассивного словаря языка (представленных в толковых словарях) содержится основная масса лексических единиц, «не присвоенных» конкретной языковой личностью. Изменение и заметное сокращение круга чтения у значительной массы наших современников, вытеснение экранной культурой культуры книжной ведет к неизбежному изменению соотношения между лексическим ядром и периферией. Менее четкий характер лексических связей на периферии, возрастание количества различительных семантических признаков у лексических единиц по мере их удаления от ядра являются причиной того, что многие слова или их отдельные значения оказываются непонятными или не вполне понятными современному носителю русского языка
Термин агнонимы, введенный в научный обиход в последние годы (Морковкин, Морковкина 1997:106), представляется очень удачным в терминологическом плане, в высшей степени актуальным в аспекте психо– и социолингвистики, перспективным для преподавания русского языка и культуры речи. Он удачно передает, с одной стороны, индивидуально-личностный характер незаполненных ячеек в лексиконе носителя языка, а с другой – позволяет выявить типичные для современной языковой личности зоны синонимической активности. Агнонимы — «слова родного языка, значение и правила употребления которых частично или полностью неизвестны индивиду – носителю языка, либо большому кругу носителей, представляющих совокупную (усредненную) языковую личность носителя (современного русского) языка. Эти слова нельзя отнести ни к активному, ни к пассивному словарному запасу (лексикону) субъекта или целой речевой общности» (Апресян 1999: 153).
В агнонимах отражается отношение говорящего человека к своему лексикону, способ существования лексических элементов в сознании языковой личности. Исследование индивидуального лексикона позволяет определить лакуны в словаре личности, выявить соотношение полных и частичных агнонимов, определить зоны «коммуникативного риска», связанные с возможным непониманием коммуникантов.
В системном аспекте понятие «агнонимы» соотносится с пассивным словарным составом и непосредственно связано с периферийными пластами лексики. Так, конечные ветви лексических множеств, которые представлены в «Русском семантическом словаре» под ред. Н.Ю. Шведовой (Русский семантический словарь 1998), содержат значительное число лексических единиц (историзмы, архаизмы, экзотизмы, областная и специальная лексика), агнонимичных для многих носителей языка. Например, в группе названий учащихся по типу учебного заведения, по специальной подготовке представлены слова бурсак, гимназист, институтка, кадет, кантонист, классик, курсант, курсистка, лицеист, нахимовец, паж, пансионер, пэтэушник, рабфаковец, реалист, ремесленник, семинарист, студиец, суворовец, школьник, школяр, юнга, юнкер. Очевидно, что даже в этой актуальной сфере, наряду с общеизвестными словами, представлены лексические единицы, полностью или частично агнонимичные для многих носителей языка (ср.: бурсак – «в России в XVIII – 1-й половине XIX в. учащийся бурсы, духовного училища»; классик – «в царской России учащийся классической гимназии, среднего учебного заведения с преподаванием древних языков»; кантонист – «в России в 1805–1856 гг.: солдатский сын, числящийся по военному ведомству для поступления в низшую военную образовательную школу»),
Агнонимы характеризуют словарный запас личности в каждый конкретный момент ее развития. Их количество уменьшается с увеличением образовательного потенциала человека. Как отмечал Л.В. Щерба, пассивный словарный запас связан с «начитанностью соответственного человеческого коллектива, тем кругом произведений, которые обязательно читаются в данном обществе» (Щерба 1974: 271). Не востребованные в течение определенного времени элементы пассивного словаря могут вообще утрачиваться языковой личностью.
Проблема агнонимии имеет глубокое психолингвистическое основание. Лексический уровень языковой способности человека является ответственным за лексико-семантические связи слов, основывающиеся на ассоциативных принципах. Определение реальных очертаний лексикона среднего носителя языка, качественная характеристика словаря, установление соотношения активной и пассивной его частей – актуальные научные задачи, решение которых позволяет прогнозировать степень полноты восприятия различных типов текстов, успех или неуспех предстоящей коммуникации. В высшей степени актуальным становится исследование активного словаря личности, обеспечивающего ее повседневное языковое существование, полноценное восприятие текстов как классических, так и современных.
Материалы «Русского ассоциативного словаря», создающего достоверный лексический портрет современной языковой личности (портрет современного студента, поскольку массовый ассоциативный эксперимент проводился в студенческой аудитории), демонстрируют сигналы агнонимичности ряда слов-стимулов (ими являются или реакции типа «не знаю», или реакции, явно свидетельствующие об ошибочном представлении о семантике слова и его лексических связях). Как известно, частичная агнонимия связана с нечетким, часто очень поверхностным представлением о семантике слова или просто с фиксацией широкой области, к которой слово относится. Этот тип агнонимии фиксируется реакциями «что-то в старые времена», «что-то из прошлого», «что-то из 30-х годов», «что-то в предложении».
