Мне дают брошюры. Рецепт на лекарства. Заверения, что все будет в порядке.
Я замечаю Сайласа раньше, чем он замечает меня. Его редко можно увидеть взволнованным. Он никогда не излучает беспокойство, но в ту долю секунды, пока меня не видит, его взгляд перемещается с одного места на другое, не останавливаясь.
Потом он находит меня, и – о боже – его лицо светлеет. В глазах радость. Не облегчение, а радость. Он излучает ее. Абсолютный восторг. Вскочив на ноги, он подбегает ко мне, протягивая руки, будто я вот-вот упаду, хоть это и не так. Сайлас стоит, готовый подхватить меня. И я почти ему позволяю.
– Привет, – говорит он. – Ты в порядке?
– В полном. Мы можем уйти?
Сайлас кивает и придерживает для меня дверь. Мы выходим на солнце. Глаза щиплет от внезапного потока света, и я поднимаю руку, чтобы заслонить их. Когда зрение адаптируется, замечаю группу людей, стоящих на противоположном конце парковки. Это лишь игра света, но на краткий миг все они кажутся мне личинками. Каждый держит над головой самодельный плакат. Я стараюсь не смотреть, но некоторые фразы проникают в сознание.
ПРЕСЛЕДОВАТЬ
В АДУ
ДУШИ
Сайлас ведет меня к автомобилю, подальше от толпы. Вместо того чтобы сесть за руль, я выбираю место у окна, а он ведет машину. Мы едем в тишине, пока не выезжаем на шоссе.
– Давай куда-нибудь сходим? – спрашиваю я. Врач сказала, остаток дня лучше отдыхать. Скорее всего, будет небольшое кровотечение, но не более того. Возможно, судороги. Если все будет хорошо, я уже завтра смогу вернуться на занятия.
– Куда ты хочешь пойти? – уточняет Сайлас.
– Куда угодно. Мне все равно. Только… главное, не в свою квартиру.
Мы пересекаем мост Ли по пути на Бель-Айл. Еще один мемориал погибшему генералу Конфедерации, кривая, соединяющая Саутсайд с остальной частью города. Река Джеймс течет под нами и огибает общественный парк площадью пятьдесят акров.
Сегодня лучше не гулять, но ни одна моя клетка не хочет отдыхать. Я хочу быть снаружи, подальше от своих загонов, на открытом воздухе, где можно дышать. Я не хочу быть одна.
Мы медленно делаем каждый шаг по пешеходному мосту под автомагистралью. Там слышен гул машин, проезжающих над головой, но как только ступаешь на Бель-Айл, звуки тают вдали. Словно города больше не существует.
– А ты знаешь, что раньше здесь был лагерь для военнопленных? – начинает Сайлас. – Тут морозили задницы тысячи солдат.
– С каких это пор ты стал задротом Гражданки?
– Я же из Ричмонда, – замечает он. – Я не могу быть не задротом Гражданки.
Логично. В этом городе история впитывается с молоком матери. Как факт здешней жизни. Скелеты Конфедерации просто висят в нашем коллективном шкафу.
– А можно помедленнее? – прошу я. – Чуть-чуть.
– Конечно.
На Бель-Айл в выходные надо приезжать очень рано, если хочешь опередить любителей позагорать и занять одну из широких скал на берегу реки. К счастью, сегодня октябрьский вторник. Я сажусь на приплюснутую плиту прямо на берегу реки. Едва могу разобрать имена пары, написанные краской из баллончика на широкой стороне скалы, выцветшие до цвета тусклых бурых водорослей – ЭСТЕЛЬ + КАЛЕБ, 1986.
Сайлас замечает, как я морщусь, когда сажусь. Он протягивает мне руку.
– Так. Аккуратнее.
Какое-то время мы молчим. И я не против. Мы просто наблюдаем за рекой, за бурлящими вокруг течениями, пока Сайлас наконец не спрашивает:
– Хочешь поговорить об этом?
– Говорить особо и нечего, – что сделано, то сделано.
Сначала я до ужаса боялась сказать ему, не зная, как он отреагирует. Какая-то часть меня с легкостью могла бы сохранить все в тайне и справиться самостоятельно. Но я знала, что не смогу вечно держать это в секрете от Сайласа. В конце концов, он бы все равно узнал. И он заслуживал правды. Сайлас внимательно слушал, пока я рассказывала ему новости у себя дома, молча кивая. Ни разу не перебил, просто слушал. Я ждала, как он отреагирует. Запаникует ли? Сбежит?
В итоге мы всю ночь провели вместе, обнимаясь.
На следующее утро я записалась в клинику.
Наверное, это случилось в ночь нашего рейда на Голливудское кладбище. Тогда было какое, восьмое расставание? Десятое? Да зачем уже считать? Наши периодические посмертные сексуальные контакты были в порядке вещей. Прошлое цеплялось за настоящее. Призраки любви не отпускали нас.
Я никому не рассказала. Ни родителям. Не друзьям.
Только Сайлас знал.
– Я не хочу, чтобы Амара знала, – наконец говорю я. – И Тоби. Ладно? Обещай, что никому не расскажешь.
– Конечно, – отзывается он. – Буду хранить тайну.
– До гроба, – заканчиваю я.
Когда сказать нечего, Сайлас заполняет тишину историей.
– Сюда приводили хирурга, чтобы тот осмотрел заключенных и проверял, какие обмороженные конечности нужно отпилить.
– Все в этом городе – хреновы фанаты гражданской, – бормочу я.
– Это ты дочь Конфедерации, а не я.
– Ты любишь меня настоящую или только мою родословную? – я говорю это в шутку, но многие парни хотели встречаться со мной исключительно из-за моего южного происхождения. Не говоря уже о том, что я только что произнесла слово на букву «л», хотя обычно для меня это табу.
– Настоящую, – Сайлас пересаживается на камне так, чтобы сидеть точно сзади. Теперь его ноги вытянуты рядом с моими. Он обхватывает мою грудь, и я прислоняюсь к нему спиной. Так мы и сидим, прижавшись друг к другу, и наблюдаем за течением.
Мы молчим до тех пор, пока Сайлас не говорит:
– Я никогда тебя не бросал. Ты же знаешь?
– Знаю.
– А если я скажу, что мы всегда можем быть вместе? – его дыхание греет мне шею. – Тебе надо лишь остаться. Остаться со мной.
Я не так помню то утро на Бель-Айл. В его дыхании есть что-то такое притягивающее. Руки продолжают скользить по моей груди, сжимают.
– Это может стать нашим домом. Наш дом.
– Я бы хотела, – правда? Я этого не говорила. Что происходит?
Я поднимаю взгляд на Сайласа.
Его глаза стали молочными. Кожа бледно-голубого цвета, как яйцо малиновки.
– Я знал, что ты вернешь меня, – его фиолетовые губы не шевелятся. Рот просто открывается. Язык высовывается изо рта, как шляпка гриба.
Я отталкиваю его, но снизу пронзает острая боль. Прижимаю руку к тазу, надеясь остановить жжение, но теряю равновесие. Я падаю. Падаю…
Плечо ударяется о камень, когда я соскальзываю в реку.
Меня поглощает холодная вода. Внутри все сжимается. Я пытаюсь выплыть наружу, но лишь кувыркаюсь, закручиваясь по спирали в воде цвета пепла.
Когда я наконец выбираюсь на поверхность, я уже не в Ричмонде. Я окружена черными, бурлящими волнами. Море теней, простирающееся до самого горизонта, где на фоне неба цвета сажи собираются серые облака. Мои руки бьются в воде…
– Эрин!
Но я не могу выбраться…
– Эрин, очнись!
Я закручиваюсь, снова опускаюсь…
– Эрин!
Глаза распахиваются, и я вижу Тобиаса, склонившегося надо мной. Его очки отражают свет фонаря и почти что ослепляют меня. Я чувствую, к плечам прижимается фанерный пол.
Я в гостиной дома.
Но могла бы поклясться, что была в реке Джеймс… Или что-то еще. Где-то еще. В другом месте. В холодном месте.
Мышцы болят, но, клянусь, я еще чувствую, как руки Сайласа сжимаются вокруг моей груди.
– Эрин, – Тобиас едва может скрыть волнение. – Эрин, он здесь!
Я пока не могу говорить. В горле слишком пересохло.
– Мы видели его, Эрин! Сайлас дома!
Часть меня еще не вернулась, застряла в остатках… чего? Сна? Галлюцинации? Я чувствовала все с того дня, это сильнее любого дежавю. Объятия Сайласа, ветер на коже, скалу под нами, резкое течение.
Видимо, я зашла дальше. Глубже. В холод.
Амара в гостиной, но ее здесь нет. Она больше в этом не участвует, а просто уступает Тобиасу. Я понимаю, что это конец нашей дружбы, и я готова ее отпустить.
Сайлас вернулся, и это самое главное. Сайлас здесь. Сайлас в…
