— Мне кажется, что в этом нельзя сомневаться…
Уже весной Берчик мне сказал:
— А знаете, Анна Александровна, заместо счастья, Бог-весть что в ту семью внесли!
Я уже забыла, в чем дело.
— А в Сочельник, помните?
Вспомнила.
— Ну так вот… Они поправились. Квартиру другую… и все такое… Она шляпы делает, магазин у нее… Дети — так прямо ангелочки!
— Ну так и хорошо! Что же ты ворчишь?
— А, вот, Великий Князь с того самого дня за девочкой этой бегает. Видели его с ней в городе… Не было бы худа, не знает ведь, в чем дело. Думает и вправду студент.
А раз было народное гулянье. Я ехала с детьми. Вижу — навстречу молодая девушка, везет колясочку с ребенком (калекой). Берчик указал мне:
— Эта та самая… в Сочельник которая… А это братишка её больной…
Девушка, действительно, необыкновенно красивая, однако, больше похожа на еврейку или грузинку (с зелеными глазами).
9 сентября — 10.
Сегодня опять услышала об этой несчастной Лили. Месяца два тому назад в «Новой Времени» появилась заметка:
«В воскресенье, 19 мая, в Павловской парке молодая девушка стреляла в студента. Когда раненого подняли, он отказался себя назвать. Предполагают, что это один из великосветских романов».
Больше об этом ничего не было.
Потом оказалось, что так закончилось наше «тайное благодеяние». У Великого Князя с Лили затянулся роман. Когда девушка узнала об обмане, то выстрелила в своего героя, не зная, кто он. Когда ее арестовали, она себя не назвала, боясь напугать мать. Потом Великий Князь хлопотал об её освобождении, но сказал полицмейстеру, что хотел бы избавиться от этой семьи, чтобы убрать их из Царского. А в то время Митя уехал полечиться к отцу. Отец навел справки. Оказалось, что эта дама, мать Лили, была вдова еврея; ей жить, конечно, было нельзя в Царском. Но она что-то скрыла — уж не знаю — словом, жила под чужим именем. Ну, и ее вместе с Лили арестовали. А детей у неё отняли. Она умерла в тюрьме, а Лили куда-то услали.
Все это вышло ужасно. Великого Князя не было. Он об этом узнал только когда вернулся, месяцев через восемь. Страшно волновался.
— Вот, — говорит Митя, — наши полицейские…[162]. Готовы человека живьем съесть! Перестарался, мерзавец!
Он собирался было навести справки о том, куда девалась Лили. Потом решил ограничиться выговором полицмейстеру… И еще боялся, что дойдет до Мамы.
Бедная, бедная девочка!
А мы так искренно верили в то, что наше «тайное даяние» принесет счастье всей семье.
7 мая — 11.
Старец едет[163]. Ждем его с нетерпением. Мама говорит:
— Он единственный человек, который вносит мир в мою душу.
И дети его ждут. Любят его святые слова. Оказывается, он задержался. Совершил паломничество в Саров. И не один, а с народом. Его большой душе надо, чтобы всякий, кто будет около него, возрадовался. А посему Мама сегодня отправила ему 3000 рублей на подарки для народа.
9 июня. — 1.
— И вот, — говорит старец, — эти министры — ослы: велят из Царицына убрать Илиодора, а это не понимают, что за ним сто старух поплетутся и такой рев подымут, что никакими пушками не заглушишь… Дурьи головы! Надо, чтобы все спокойно!
И опять о Л. Толстом вспомнил:
— Папе, — говорит, — на графов не везет: графа Л. Толстого за характер синод оттолкнул, графа Витте (так как он граф — Витте) зовут за большую умность — так это не годится: плохое то хозяйство, когда хозяин умного приказчика боится!
Да, прав старец, прав святой пророк!
Мама говорит:
— Если бы я не была царица, то была бы с теми, кто против царей!..
Думаю — если бы старец не был святым человеком, то был бы тоже с теми, кто против.
9 июля.
Старец говорит:
— Царские министры много дальше не видят своего носа. Вот им граф Лев Толстой чем-то не по нутру пришелся. Они синоду и напели. А этот и рад. Ведь попы — души продажные… Тоже вот, выслужиться хотели — ему отречение от церкви…[164] Думали — он заплачет, в ножки поклонится: «Дайте, мол, свое благословение!» А он и не подумал! А Папа, как стал помирать граф Толстой[165], печально так сквозь слезы сказал: «Не он перед церковью, а перед ним церковь виновата, что он не как христианин, без покаяния умирает. Церковь сумела наказать, а не сумела на свою сторону перетянуть!» Вот что сказал Папа, а они думали — царю-батюшке угодили! Щенки слепые, а не правители, дальше сиськи суки не видят!
И как он прав! Ах, как он прав!
Отречение графа Л. Толстого от церкви внесла большую горечь во всю царскую семью.
Мама говорит:
— Граф Л. Толстой — величайший мировой ум, гений… И этот человек, который жил в наше время, относился злобно к нам, потому что к нему церковники применили такую же плеть, как к любому поваренку. И это так тяжело! Особенно потому, что вся Европа это нам поставила в вину. И еще потому, что «Война и мир» это — лучшая русская книга…
Меня несколько удивило, что Мама так отозвалась об этой книге, так как граф Толстой очень откровенно высказывает в ней свои симпатии солдатам, а не генералам, и еще посмеивается над царем Александром Павловичем… И вообще над царями… Но в этом отношении Мама верна себе, она человек культурный, и от этого ей не уйти.
А раз она мне сказала:
— Ах, Аннет, если бы я не была царицей, то присоединилась бы к тем, кто нас царей, ненавидит, — так много жестокости! Такая узкость!.. Но мы, цари, — помазанники Бога и должны нести свой крест…
Папа его имеет.
Странно, когда всмотришься в Папу и Маму, оба они «Не для величия и славы», как им для них поет поэт державный К. Р.[166] Они люди глубокой веры, тишины… Любят свой покой, своих детей… Ну, и судьба поставила их царствовать Конечно, положение не только обязывает, но и развращает. Особенно власть.
Это я знаю по себе. Власть очень портит. Кружит голову. Сбивает с пути скромной, молитвенной жизни. И все же Мама — величайшая мученица. В ней, в буквальном смысле, все болит. У ней столько ответственности, столько забот и так мало чистой радости.
18 июля.
Столыпин настаивает, чтобы как-нибудь убрать Илиодора из Царицына. Он сказал Папе:
— Нельзя допустить (хотя бы и на религиозной почве) устраивать погромы. Илиодор — погромщик и опасный монах. Сильно действует на толпу. Этот сумасшедший несет позор. О нем слишком много говорят. Его надо убрать из Царицына. Там готовится бунтовское гнездо.
Я думаю — Столыпин прав. Илиодор — это злокачественная язва. Его надо обессилить. А старец говорит:
