3 мая.
Подъехали ко мне. Проф. Мигулин говорит:
— Старец обещал, но ведь он человек не от земли… Поэтому считали нужным вас, Анна Александровна, со всем ознакомить. Имеется проект образовать компанию на паях по орошению Закаспийских степей.
Оттуда, как говорит профессор, потекут богатства. И еще попутно предлагается сорганизовать банк…
Все это подробно изложено в докладной записке на имя Папы.
Я взяла докладную записку. Сказала, что подумаю. Хочу заставить этих господ разговориться. Им нужны деньги. А за деньги надо платить деньгами. Он, ученый, профессор, говорит, что старец, не от земли, а потому может и не уяснил себе, что нужно это теплой компании. Он, правда, не понял — надо ли осушить или оросить степи, но зато верно понял, что этим пакостникам дела нет ни до осушки, ни до орошения, им бы только казна. Это он верно понял. Это поняла и я.
Старец велел подождать с подачей докладной записки.
7 мая.
Хорош и муженек Саны. Говорит:
— Шурик сама еще дитя, и потому прощаю ей её увлечение старцем, но требую соблюдения приличий.
А сам около старца так и увивается.
У, продажные твари!
Баронесса Ос.-Б.[136] была на приеме у Мамы. Ее приняли очень тепло, как вдову любимого генерала. Когда она стала собираться уходить, зашел Папа. Он успокоил ее насчет её сына и дочери. Потом она дала Маме маленькую черную тетрадь.
— Это, — сказала она, — от вашего исповедника, от Феофана… Несколько слов о Григории Ефимовиче…
И, низко приседая, добавила:
— Примите это как искреннюю заботу о вас ваших верноподданных рабов.
Мама поглядела на тетрадь и передала ее Папе. Папа читал и хмурился. А потом сказал:
— Одно из двух: или Феофан был подлецом, когда привел к нам Григория, или он подлец теперь, лая на него.
Мама поцеловала Папу и сказала:
— И тогда, и теперь. Григорий наш друг и спаситель, но он человек простой, не знает ни наук, ни хитростей. А они все — и Феофан, и Гермоген, и Илиодор — они сильны в науках и казуистике. И они, когда вводили, к нам Григория, рассчитывали на то, ню сделают его орудием для себя. Но он оказался сильнее их, потому что в нем есть дух Божий. Так они теперь хотят убрать его от нас, чтобы расчистить себе дорогу. Но они ошиблись. Казуистика их подвела.
Потом Мама рассказала, как она, будучи студенткой[137], спросила у …[138] что такое казуистика. И он, не задумываясь, ей ответил:
— Это такая поповская наука, которая одним ключом открывает двери ада и двери рая — в зависимости от того, кого впускает.
Папа весело смеялся. Потом сорвал переплет, а тетрадь разорвал пополам и бросил в камин. Баронесса Ост.-Б. три раза приезжала, но Мама ее не приняла. Ее сын отсылается на Кавказ. Баронесса в отчаянии.
9 июня.
Ну, уж этого я не ожидала!
Баронесса была у старца на Гороховой. Во всем ему покаялась и просила защиты. Потом приезжала молодая баронесса. Зиночка (её дочь, совсем еще дитя). Старец назвал ее «Живчик». Подарил ей подушечку (дает немногим) и сказал:
— Ужо все будет хорошо!
Молодой барон Ос.-Б. возвращен с полпути. Дело с их имением тоже улажено. А зато теперь она уже всюду следует за старцем. Он называет ее «Мой Живчик».
Не бывать бы счастью, да несчастье помогло!
Старец рассказывает: ему когда-то Феофан говорил в первые дни, когда вводил старца во дворец:
— Сюда (т.-е. во дворцы) ходить часто не следует, а то двери начнут скрипеть. Потом помнить надо, что ходить надо через «домашний узкий проход».
И вся эта мудрая наука ни к чему не привела: для него все входы и выходы закрыты.
Мама говорит:
— Если бы не то, что он был моим духовником, я бы с ним иначе поступила. Его спасает то, что я его помню. Но и только.
13 мая.
Старец говорит:
— Вчера Сазонов и профессор возили меня к Витте. И чего этому умнику от меня надо? Глядит — будто узоры с меня рисует. А тут не иначе, как чего-нибудь надо!.. Тоже вот про эти Закаспийские степи говорил. «Про эти», говорит, «степи мы с доктором Бадмаевым[139] отцу, покойному царю Александру, говорили»… Ишь, как эти степи их за живое задели! Их послушать, так вся страна обогатится. А мне так сдается: мужику новая забота — господам пожива!.. А Витте-то? Граф так злобой и кипит, и меня ненавидит, и Папу не жалеет!… А хвостом так а вертит! «Мы да мы!.. Россия да Россия»! И что ни слово, то умность!.. Хитрый барбос!.. А банк-то, видно, и ему в зубах застрял!
Старик сказал:
— Обо всем поговорить надо с Побирушкой. Пускай обмозгует, что да как. Догореть[140] Папе недолго. А надо, чтоб с умом и с головой.
18 мая.
Когда старец привел Илиодора в Мраморный дворец[141] у меня было такое большое желание сказать ему:
— Отойди от этого пакостника!
И когда старец приласкал меня, видя мою горечь, он такими скверными глазами смотрел на меня. Не понимает такой простой истины, что старец для меня — не мужчина, и я для него — не женщина.
17 июня.
На днях стала писать о Зинотти. О том, что она была в такой тревоге по поводу романа Мамы с Орловым много лет тому назад.
А теперь, вторично, по поводу старца. Зинотти его не любит. Но боится в этом сознаться. Вчера она получила какие-то сведения о том, что старец захватил в свои руки не только Маму, но и Папу. Гневная оказала при этом:
— Эта женщина (Мама) треплет корону по грязи!
И сказала:
— Боюсь, что она будет роковой для династии!
Зинотти сказала:
— Я не люблю Гневной. Она враг Мамы, значит и мой враг. Но она очень умна, и у неё открытые глаза. И вот, я такое думаю, что Мама последняя русская царица!.. Нельзя править такой большой страной, опираясь на разум дикого мужика!
Зинотти оказала:
— Я задумала одну вещь. Если это не отвлечет Маму от этого дьявола…
Я не знаю, на что пойдет эта сумасшедшая. Но надо быть настороже.
Зинотти потом спохватилась:
— Я говорила тебе, Аня, а ты, как и Мама, запуталась в его сетях… Мухи, несчастные мухи! Этот паук вас обсосет!
Вчера говорила с Шурой относительно Зинотти. Она говорит, что её муж уверяет, что все ее считают близкой родственницей Мамы.
Она незаконная дочь какого-то итальянца и принцессы дармштадтской Алисы.[142] Так говорят. Числится воспитанницей герцогини Алисы. Это официально.
Во всяком случае, может это только чисто случайно, но между ней и Мамой большое сходство. Та же гордая поступь. Те же мрачные глаза и та же величавая красота в движениях. Может, случайно…
