– Короче, было уже темно, и началась паника. Мы только пришли на место, где хотели переночевать, чтобы утром пойти по следу, проверить капканы, а тут такое. Ну, не ожидали как-то. Пальба, крики, фонари никак вообще не помогали. У мутов оказались камни и железные прутья. Они бросали их, били нас, мы стреляли в ответ, практически вслепую. Вышло так, что в какой-то момент мы разделились и начали стрелять друг по другу, а муты очутились сзади нас и могли беспрепятственно делать все, что взбредет в их недоразвитые мозги.
Они поимели нас. Грубо и основательно. В живых остались трое из десяти. Мы кое-как сумели вырваться и вернуться обратно домой. У меня было разорвано ухо, прострелено бедро и из рассеченной брови лило так, словно там поселилась грозовая туча, до краев накачанная кровью.
Мы вошли во двор под утро, осторожно, чтобы не волновать и не будить никого. Доктор, охрана и матушка встретили нас. После того как меня подлатали и перебинтовали, было решено подождать с новостью до того, как все проснутся. У многих охотников остались семьи, а у одного так вообще новорожденные близнецы. Теперь нужно было заботиться о них в первую очередь. И нас отправили по домам.
Я тогда жил на третьем этаже, а здесь, на девятом, жил Леня-Леон. Он погиб в ту ночь, ему снесли половину черепа арматурой, прямо с одного удара…
Я еле поднялся на свой этаж. Ноги болели ужасно, сердце выскакивало из груди. В голове просто не укладывалось, что вот так вот – раз, и нету семерых моих друзей. Те, кого мы раньше убивали ради очистки нашей земли от тварей, ударили нас так больно, насколько это возможно. Пусть это и получилось случайно, потому что я не верю в преднамеренную засаду именно на нас.
– Так что ж это, они отомстили вам за себя? – приоткрыл один глаз Густав.
– Муты? Какая месть, их соображалки не хватит для высоких материй.
– Ну, не скажи. Я встречал разных мутов. Некоторые действительно тупые, а другие очень даже умные и смышленые. Как будто внутри их уродливого тела сидит обычный человек.
– Не знаю. В Тисках таких нет, уж я-то знаю, не раз сталкивался. – Семен потянулся, достал из-под кровати пустую консервную банку и затушил в ней окурок. – В принципе это дела давно минувших лет, с тех пор муты себя никак не проявляли. Мы даже сделали пару рейдов на них, но, как ты понимаешь, никакого толку с этого, жизней людских не вернешь.
Но в ту ночь, когда я буквально полз по лестнице наверх, я не думал о том, чтобы мстить или почему все так случилось. Мне хотелось плакать. Хотелось увидеть Вику, обнять ее и реально заплакать. И вот я подошел к двери. Открыл ее. Повернул выключатель, зажегся солнечный фонарь. Я, помню, тихо сказал что-то типа «Привет» или «Здрасте», но все дальнейшие слова застряли у меня в горле.
Мы жили в однокомнатной квартире с такой большой круглой кроватью. Я нашел ее в богатом доме и на переноску потратил целые сутки, уж больно тяжелая оказалась, зараза. И вот на ней лежала Вика. Помню ее глаза, большие, распахнутые, и одеяло, натянутое почти до носа. А рядом с ней лежал… в общем, этот. Он еще так переводил взгляд то на меня, то на нее, то на мою ногу. Я, наверное, странно выглядел – распоротая до пояса штанина болтается, окровавленный бинт, лицо с засохшими пятнами крови.
Вика начала кричать. Не от испуга, нет. Она кричала, чтобы я убирался вон, что она видеть меня не хочет, что между нами все кончено. Казалось, что чем больше она кричит, тем сильнее себя распаляет и начинает верить в то, что поступает правильно. Но это же очевидно, что она повела себя как шлюха, за моей спиной… Именно в тот момент, когда я в ней так нуждался.
– Следовало бы их убить, – сказал Густав. Теперь он лежал с открытыми глазами, рассматривая практически безупречный белый потолок.
– Я хотел. Я хотел взять стул и разнести его о голову этого мудака. Я хотел видеть боль и страх в их глазах, то есть отражение моих чувств в них. Но они оказались сильнее. В тот момент был убит я, а не они, причем на всех фронтах. Я потерял друзей, любовь, веру и смысл жизни.
Короче, я просто развернулся и ушел, даже не хлопнув дверью. Часа полтора я, стиснув зубы, добирался до квартиры Лени-Леона. Зашел. Лег вот на эту кровать, на которой сейчас лежу, и, ты не поверишь, завыл. Именно завыл, а не заплакал. Не дай бог кому-нибудь испытать такое. Мне казалось, что еще немного, еще секунда, и я сойду с ума. Я хотел выгнать из головы все эти образы – друзей, Лени-Леона, Вики, этого доктора, который трахал ее в мое отсутствие. Но не получалось. Они обступили меня со всех сторон.
Мне пришла в голову мысль открыть окно и спрыгнуть вниз. И я бы сделал это, если бы не рана на бедре. Оказывается, пока я поднимался, она открылась, сильно пошла кровь, и в тот момент, когда я вцепился в оконную ручку, ко мне пришло облегчение – я потерял сознание.
Так бы и умер, наверное, если бы меня не отыскали по следам крови на ступеньках лестницы.
– Стремная история, – сказал Густав. – Но ты же простил ее?
– Вику? Нет.
– Тогда что тут делает ее фотография?
– Не знаю. Никак не могу расстаться. Она вроде как часть этой комнаты, часть меня.
– Все же ты ее по-прежнему любишь?
– Самое интересное, что нет. Осталась только обида. – Семен вздохнул. – А обида от предательства самая сильная на свете. Я уже это понял. Даже сильнее любви.
– Это уж точно.
Густав с наслаждением потянулся, опять хрустнули позвонки, и он поднялся с пола. Семен пребывал все в той же позе, только теперь он что-то меланхолично искал у себя под ногтями, видимо отвлекаясь таким образом от мыслей о прошлом.
– Ну, так что сначала – поедим или покажешь меня доктору?
– Сначала тебе нужно искупаться. В душе полная бочка с водой комнатной температуры, пользуйся свободно. Полотенце там же возьмешь, у меня их много. Потом поедим и к доктору.
– Слушай, а не к тому ли доктору, с которым твоя Вика сейчас?
– Нет. У нас их двое. И я всегда обращаюсь к тому, что спас мою жизнь однажды ночью. – Семен подмигнул Густаву и рассмеялся.
Видимо, упражнение с ногтями принесло свои результаты и внезапно разбуженные призраки прошлого отступили.
Глава 13
Густав искупался, смыв с себя практически всю пыль и грязь, что прилипла к нему за последние дни. Все, кроме подпорченного лица. Мыльная вода сама уходила из пластиковой ванной по трубам куда-то вниз, эта часть системы дома работала, в отличие от канализации.
Когда он вышел, вытираясь полотенцем, Семен уже приготовил на маленькой электрической плите макароны с консервами. Как и многие здешние предметы, плита тоже заряжалась от солнца – через достаточно большое гибкое полотно батареи, занимавшей почти все окно.
Готовить в доме можно было лишь тогда, когда солнце выходило на сторону с батареей. Почти на каждом этаже работала хотя бы одна плита, но некоторые жильцы предпочитали есть в общей кухне. Вернее, это был ужин, который готовился посменно, уже на большой плите, но все из тех же продуктов. Особый выбор здесь не вставал ни перед кем. «Что Бог послал» – так говорила матушка Мария. Бог посылал обычно то, что находили в домах и магазинах, а потом хранили в запасниках третьего, пустующего здания. Ходить за едой каждый раз приходилось все дальше и дальше от места жительства, и, конечно же, в один не очень прекрасный момент идти станет уже некуда, они достигнут края города, опустошив абсолютно все доходные места.
Поэтому жизненно необходимыми здесь стали и огород, и разводимые домашние животные. Но получаемые с них дары либо заготавливались на зиму, либо предназначались самым нуждающимся. Например, молоко давали женщинам и детям, иногда – охотникам перед очередным выходом их в лес, раз в месяц охране.
Чего здесь было в избытке, так это различной зелени типа щавеля или петрушки. Некоторые любили использовать ее в качестве приправы для уже приевшихся продуктов.
Когда новоявленные соседи быстро поели прямо со сковороды, пришел черед найти доктора и показаться ему перед сном. Но сначала Семен решил сделать для Густава небольшой экскурс в историю жизни дома.
– Главная проблема для большой семьи – это вода. – Семен вышел на лестничную площадку и указал пальцем на двери лифта. – Как ты думаешь, что это?
– Шахта. Для лифта. На ней предки поднимались на высокие этажи. Я много таких видел, но они все на электричестве, поэтому сейчас ничего не работает.
– Да. И поэтому мы устроили там колодец. Смотри.
Семен поднял непонятный инструмент, прислоненный к стене в углу, который больше всего походил на большие ножницы, вставил их между створок дверей на уровне пояса, нажал, и те легко разошлись в разные стороны под давлением рычагов. Образовался проем, в который при желании мог протиснуться взрослый человек. Семен защелкнул на «ножницах» фиксатор.
– Это у нас такие меры предосторожности от детей. Сначала вообще хотели двери открыть и заблокировать, но как-то парочка сорванцов решила попутешествовать в шахте и чуть не рухнула вниз. С тех пор внушаем мальцам с малых лет, что в колодец соваться нельзя.
