что страницы покрылись пятнами или истерлись, а то и вовсе отсутствовали, а устаревший язык авторов немного навевал скуку, но когда Амале удавалось пробежать глазами две страницы подряд, она на краткие мгновения забывала, где находится. Однако разбирать буквы и слова под тусклыми светодиодными полосами было тяжело, и, когда свет из вентиляционных отверстий померк, она прекратила чтение.
Отложив «Виолетту», она снова задумалась о стоке уборной и о том, что может скрываться под полом. Если это канализационный коллектор или сток под открытым небом, она могла бы через него выбраться наружу. Оставалась проблема с тросом, но, если найти что-нибудь твердое и острое, например край железной трубы, его можно было бы постепенно отпилить.
Амала дотронулась до крюка в своей лопатке: марля вокруг него снова промокла, и, понюхав пальцы, она почувствовала неприятный запах.
«Если я как можно скорее его не отцеплю, то умру от заражения крови».
Завернувшись в одеяло, она дотащилась до уборной по самому длинному пути, который оставлял ей дополнительные полметра свободы на привязи, и, запершись в кабинке, снова покачалась на турецком унитазе, пытаясь поднять его как можно выше. Когда ей это удалось, она воткнула кусочек картонного подноса в зазор, чтобы он не закрылся. Те же манипуляции она повторила с краю унитаза, пока зазор не стал достаточно большим, чтобы просунуть пальцы и рвануть изо всех сил. Керамическая чаша накренилась градусов на двадцать, а затем застопорилась. Амала заглянула под нее, но ничего не смогла увидеть, и, вместо того чтобы поднимать унитаз, она попыталась повернуть его, используя сточную трубу в качестве оси. Преуспев, она поставила край унитаза на пол, а потом свернулась калачиком, упираясь ногами в гибкую пластиковую стену кабинки, и просунула внутрь руки до самых костяшек. Пальцы погрузились в густой, липкий слой грязи и нечистот, от которого исходила ужасная вонь.
Накатил приступ тошноты, но она подавила его и погрузила в эту гадость руки по запястья, коснувшись железной трубы.
Что-то поползло по ее руке, и она стряхнула это и смыла гадость под струей воды. В стоке с жужжанием исчезла трехкрылая, безногая оса.
Амала размяла ноющие мышцы и снова свернулась калачиком, до предела натянув трос и чувствуя, как винты трутся о ее кости. Сточная труба исчезала в бетонной плите, но, пошарив под турецким унитазом, она обнаружила отверстие размером с кулак, за которым, похоже, была пустота. Температура там была холоднее, и ей показалось, что она ощутила на коже дуновение ветра.
Вряд ли за преградой находилось открытое пространство, но возможно, там есть какое-то соединение. Орест или его работники сдвинули плиту, чтобы установить туалет, закрыв предыдущее отверстие, но справились с задачей неидеально. Требовалось что-нибудь, чтобы сломать плиту. Амала нащупала трещину в бетоне шириной с ее ладонь, но, потянув, добилась только легкого подрагивания. Отломив достаточно большой кусок, она могла бы защититься им от маньяка, даже если бы ей не удалось каким-то образом выбраться через отверстие. «Намажь меня мазью», – попросит она, а когда он подойдет поближе, она резко развернется и ударит его по голове. Оставалась проблема, как сбежать. Если она не придумает, как отцепить трос, то умрет от голода рядом с трупом своего тюремщика.
Ей вспомнились выпуски «Еженедельных головоломок» с незаконченными кроссвордами, которые отец вечно бросал в туалетах дома (мама разгадывала только кроссворды в The New York Times). Иногда там печатали карикатуры с бородатыми узниками, подвешенными к стенам средневековой темницы среди скелетов. Теперь они уже не казались такими забавными.
Когда она сменила позу, чтобы дать отдых мышцам ног, привязь провисла и зацепилась за зазор под унитазом. Амала начала доставать ее, чтобы та не защемилась, но на середине жеста остановилась и подползла по полу на животе поближе к дыре: изгиб привязи опускался в сток. Амала сложила из него своего рода петлю и закрепила за бетонный выступ. Чтобы трос не дернул за лопатку, она обернула его вокруг руки, а затем уперлась ногами и потянула. Сначала ничего не происходило, потом что-то хрустнуло, и кусок бетона отвалился, высвободив трос. Амала упала навзничь, ударившись раной, и до крови прикусила губу, чтобы не закричать, но хотя она снова пролезла рукой в отверстие, ухватить камень так и не смогла. Она услышала, как он отскочил от металлической трубы, а затем шумно покатился, как будто упав на наклонную металлическую поверхность.
Испугавшись, что эти звуки могли донестись до Ореста, она поднялась на колени и поскорее поставила чашу унитаза на место. Прежде чем она успела ее задвинуть, из дыры под ней раздался душераздирающий крик.
Охота. Наши дни
20
После очередной отвратительной ночи в доме Танкреда Франческа ворвалась в контору невыспавшейся и во вчерашней одежде: если бы она заехала к себе в квартиру, у нее не хватило бы сил выйти оттуда. В ее отдельном туалете на работе имелся маленький гардероб как раз для таких чрезвычайных случаев, и она собиралась переодеться там.
Франческа зигзагами пронеслась между столами в open space[21], кивая в ответ каждому, кто хотел с ней поговорить, и направилась прямо к столу Самуэле, который с обведенными усталостью глазами стучал по клавиатуре.
– Ты что, спал здесь? – удивилась она.
– Доброе утро, госпожа адвокат. Нет, я всю ночь работал у себя дома.
– Чем вызван такой похоронный тон? Ты что-то нашел или не нашел ничего?
– К сожалению, первое.
Желудок Франчески сжался.
– Зайди ко мне минут через десять.
Когда Самуэле явился в кабинет, она уже переоделась в чистое и сидела за письменным столом, добавляя в чай капельку коньяка. Кипа документов, ожидающих ее рассмотрения, настолько выросла, что отбрасывала тень.
– Хочешь? – спросила Франческа, покачивая бутылкой.
– Рановато для меня.
– В обычных обстоятельствах и для меня тоже, но, знаешь ли, у меня был дерьмовый день. Очень долгий дерьмовый день, хотя еще всего десять утра.
– Есть новости о вашей племяннице?
– Нет. Итак, я слушаю. Кто эта жертва?
– Возможная жертва.
– Возможная жертва. Ясно, продолжай!
– Ее зовут – или звали – София Вулло. На момент исчезновения ей было семнадцать лет.
– Когда она пропала?
– Чуть больше года назад. Но странность в том, что это случилось ровно через тридцать три года после похищения Кристины Мадзини, которую тогда считали третьей жертвой Контини.
– Девушки пропадают почти каждый день.
– Вулло – особый случай. Она жила в Понте-дель-Олио, в провинции Пьяченца.
– Я знаю, где это. Я здесь родилась.
«…А переродилась в Англии», – всегда добавляла она, рассказывая о себе лондонским друзьям. Теперь она начала задаваться вопросом,
