нет, — подмигнул Осинкин, поправляя сбившуюся фуражку и подтягивая чуть сползшие под брюшком форменные штаны. — А в Новоульяновске повадились черти коноплю варить в ацетоне. Все бы ничего, травокуры — они тихие, сырье сами добывают, на пустырях взращенное, да только участились случаи поножовщины среди любителей шалы, будь она неладна. Как накурятся, так за ножи хватаются. А это статистику нам портит, сам понимаешь, хулинганка и вред здоровью глухарями висят. Они же, стеревецы, ещё и не выдают друг друга. Мол, шел, упал, очнулся — гипс. И так три раза на ножик падал.
Я закивал. Дуриков жалко, но и неясно, как всё это пресечь.
— Ясно… А в гаражи-то вас как занесло?
— Так они в гаражах и повадились вариться, — Осинкин повернулся к сержанту и крикнул: — Метелкин, как там это шайтан-зелье по-умному называется, что они готовят?
— Гашишное масло, товарищ майор, — ответил сержант. — А в простонародье — химка называется.
— Точно, химка, — удовлетворенно закивал Осинкин. — Химия, значица. Ацетоном им в бошку ударяет, вот они и дерутся меж собой. Намешают всякого — неслабый, видно, эффект выходит. Лучше бы водку пили, чесслово…
Химку можно делать и на спирту, как потом будут говорить — экологичнее получится продукт, но вслух я своими познаниями не стал блистать. Спирт сейчас штука дефицитная, а «Ацетон» и «Растворитель 646» в каждом хозмаге имеется по приемлемой цене.
— А ты что? Гаражом обзавелся? — Осинкин пытался заглянуть мне через плечо внутрь помещения.
— Да это друга, — уклончиво ответил я. — Дал, так сказать, в безвозмездное пользование, пока я тут. Но там хламу — больше чем на свалке. Не знаю, стоит ли овчинка выделки…
— Да конечно бери, если дают. Задарма же… Если что, давай помогу вечерком разобрать. У меня и прицеп есть. Вывезем все на мусорку.
— Спасибо, дядь Петь, если что, обращусь, адресок и телефон помню… А наркоманов лучше поискать в гаражном массиве «Западный», там ближе конопля растет. Целое поле заброшенное.
Сержант, видя, что наш разговор подходит к концу, уже вскарабкался в «УАЗ» и хлопнул дверью.
Осинкин подошел ко мне вплотную, будто хотел на прощание меня обнять, и тихо проговорил, стоя спиной к своей машине:
— Да мы, Андрюх, не простых наркош ищем, а определенных. Давеча такая история приключилась. Одного товарища грабанули. Завалились на квартиру внаглую, вынесли все ценное, от видака до столового серебра. От каких-то статуэток до картин. Представляешь, прямо среди бела дня, в мешки сложили и на горбушке унесли. Так вот… Самое интересное — потерпевший не заявлял и в «02» не звонил. Это соседи милицию вызвали, бдительные бабушки на лавочке постарались.
— А хозяин квартиры?
— А он дома был, как мышь забился и не жужжал. Его те шуганули, чтобы сидел и не рыпался, он и молчал в тряпочку.
— А потом-то что? Почему не заявил?
— А вот это самое интересное… — Осинкин оглянулся на бобик с напарником, убедился, что тот закрыт наглухо, и продолжил: — Мы когда нагрянули, этот потерпевший, Красноборов Емельян Владленович, с виду безобидный пенсионерик. Этакий старикашка в велюровом халате. Причем заграничном. Но… Под окном его квартиры мы нашли пистолет модели «ТТ».
Осинкин излагал быстро и чётко — как будто буквально не мог дождаться случая поделиться деталями странного дела.
— Интересно, и откуда он там взялся? — присвистнув, поддержал я тему. — Грабители скинули?
— Мы тоже сначала так подумали, что они. Но ты бы видел квартирку этого Владленовича… Ну только унитаза с позолотой не хватает… вот скажи, откуда у советского одинокого пенсионера такие средства?
— А он кем работал? До пенсии.
— Правильно мыслишь, — одобрительно выдохнул майор и сдвинул фуражку со лба на складчатый затылок, словно она говорить мешала. — И следователь этим вопросом задался. Оказалось, что он трудился на литейном заводе в области, а в Новоульяновск перебрался уже на пенсии.
— Директором, что ли, трудился?
— Нет. И даже не замом и не завсклада или снабженцем каким-нибудь, где можно разжиться нетрудовыми доходами. Обычный инженеришка по технике безопасности.
— Хм… Нежирная должностюшка. Оклад сто с полтиной и премия раз в квартал, если нет эксцессов по линии работы.
— Сто восемьдесят, но не суть, он входил в комиссию по уничтожению криминального оружия.
— В какую-какую комиссию?
— Ну, оружие, из незаконного оборота изъятое, после решения суда направляется на уничтожение. Вещдоки всякие — от ружья до автомата, от пистолета до самодельного пугача. Все это переплавлялось в печи на заводе, где и трудился Красноборов.
Интересное кинцо выходит.
— Он, значит, тырил оружие? И продавал?
— Вот сразу видно, что ты мент от бога, — закивал майор. — Это мы не доказали, ведь пистолет он в окошко выкинул и пальчики стер. И номер заводской там спилен. Грубо и как-то варварски. Будто неумеха манипуляции делал. Так глубоко сточен, что эксперты своими этими кислотами не смогли ничего вытравить и восстановить содержание маркировки. А вот по пулегильзотеке этот ствол бьется. Совпал он с ранее отстрелянным и поступавшим на экспертизу в Главк криминальным «ТТ». Подняли заключение эксперта, а там номер дела указан. Подняли и дело в архиве в суде, а там значится определение судьи, мол, исключить из числа вещдоков пистолет модели «ТТ» с таким-то заводским номером и направить на уничтожение. И акт приложен о том, что пистолетик в доменной печи растворился. А он, как видно, не растворился.
Осинкин почесал макушку под фуражкой и осуждающе цокнул языком. Про напарника, кажется, он уже подзабыл.
— А что другие члены комиссии? Их не спрашивали? Не один же Красноборов акт подписывал.
— Подписей тьма, да только кто-то умер уже, кто уехал, а кто на месте, но толком ничего сказать не может.
— Больные, что ли?
— Да ну. Мол, подмахивали бумажки не глядя. Сам знаешь, как у нас делается. Один бегает и все подписи собирает. Вот этим бегунком и был Красноборов. Конечно, халатность можно притянуть, и других членов комиссии за это прижать. Но прокуратура не стала раздувать. Мол, все равно не доказано, что пистолетик этот из окошка именно Красноборов выкинул, а не грабители обронили. А по мне, так все яснее белого дня. Вот как дело было. Мы к нему ватагой бравой завалились, в форме и с мигалками. Он струхнул и скинул ствол. Подумал, а вдруг обыск учиним. Поэтому
