перед сном загляну к тебе обязательно. Обещаю…
Последние слова царевич произнес с нажимом, и Марья нехотя кивнула, улыбнувшись кисло и через силу:
– Как скажешь, дорогой. Не забудь, прошу, только загляни обязательно. Знаешь ведь – я ждать буду. И без того не усну…
– Ну, сказывайся поскорее, как вы с Иваном моим познакомились?
Стоило мужчинам уйти, как Ольга с жадностью прильнула к ней. Вечер для морской царевны обещал быть долгим.
* * *
– Ну ты даешь, царевич. Я извелась вся, уж думала было, ты меня вокруг пальца обвести решил!
Спустя несколько часов, уже глубокой ночью, Марья открыла дверь в светлицу, едва лишь услышала осторожный стук.
– Ого, да ты, никак, под дверью ждала прямо?
Иван округлил глаза, и в следующий миг царевна, схватив его за ворот, рывком затащила в свои покои.
– Заходи уже, словоблуд!
– Полегче, Марья! Откуда страстность такая? Никак забыла, что помолвка наша-то ведь – лишь прикрытие!
– Заткнись, – царевна шутку Ивана не оценила. – Сказывай лучше, как с Соколом разговор прошел. Сдается мне, догадался он о том, кто я.
– Да. Чародею, думаю, догадаться немудрено.
Иван оценивающе оглядел изящные изгибы царевны, сокрытые теперь лишь тонкой ночной рубашкою.
– Ну и? Он поможет?
Заметив его взгляд, Марья накинула поверх сорочки толстую распашную рубаху и скрестила руки на груди.
– Разумеется, поможет, – царевич своего разочарования ее действом не скрывал.
– Уф. Вот и славно. Не зря, значит, я битый час сестре твоей сказки про нас сказывала.
– Да уж не зря! Завтра спозаранку уж и отправляемся. Кстати, – Иван заинтересованно прищурился, – и чего рассказала? В смысле, как у нас все завертелось? Расскажешь вкратце, чтоб я при случае чего иного невпопад не ляпнул?
– Обойдешься.
Марья фыркнула и тут же нахмурилась:
– Постой, отчего только завтра?! Почему не сейчас?
– Ну ты даешь, Марья! – Иван хохотнул и тоже скрестил на груди руки. – А как мы это, по-твоему, Ольге объясним?!
– А мне какое дело? Придумай что-нибудь! Ты же вон какой выдумщик!
Вспомнив его поцелуй, она разозлилась еще пуще. Хотя недалече как пару часов назад, когда, распрощавшись с Ольгой, прикрыла за собой дверь светлицы и коснулась перстами губ, на которых, казалось, все еще остывал горячно-медовый вкус уст царевича, чувствовала что угодно, кроме злости. Смятение, смущение, оторопь. Ведь времени с тех пор, как она последний раз целовалась с мужем, прошло ой как немало.
– В общем, я желаю отправиться немедля! – царевна скривилась.
– Да? Ну так и едь одна! – Иван, наконец озлившись, махнул на дверь. – Скатертью дорога! А мы с Соколом позже подтянемся. Что до, как ты выразиться изволила, выдумки моей – так как, скажи на милость, мне еще надобно было рот твой, царевна, неугомонный заткнуть, окромя как поцелуем, когда ты Ольге едва все про нас не выдала? Я ведь тебя по-человечески молчать попросил!
Уже сильно разгорячившись, Иван вдруг смолк и, несколько раз глубоко вздохнув, куда спокойнее молвил:
– Послушай, нетерпение твое я как никто понимаю. Ведь и мой отец тоже пропал, и найти мне его хочется не меньше твоего. Да поскорее.
Царевич дернул рукой, словно хотел взять Марью за руку, но в последний миг передумал и заиграл по ладони пальцами.
– А из-за отсутствия Еремеева Царству-Государству тоже крах грозит?
Царевна спросила хмуро, не требуя и так ясного всем ответа.
– Нет. Но прошу, пожалуйста, потерпи еще немного, царевна. Ночь лишь, и завтра мы все узнаем…
– Хорошо, – Марья неохотно кивнула, – но запомни, в последний раз я тебя одного отпускаю и решать дозволяю за себя. Понял?
– Как скажешь.
Иван расслабленно улыбнулся, а после, подумав, шутливо добавил:
– Да, ну и ревнивую же мне невесту океан подкинул!
– Это я-то ревнивая? – Марья вернула ему усмешку. – Э нет, братец, ты еще с Варюшей незнаком просто. Вот уж кто тебе спуску никакого не даст. А я-то что… Я – цветочки. А вот сестренка моя – ягодки. Да притом – волчьи.
– Да? Гхм, ну ничего себе…
Иван, покривившись смущенно, взъерошил вихрастые кудри на затылке, точно услышал неприятное что-то, и вдруг переменил резко тему:
– Марья, я тут от самой деревни той спросить хотел, да все к слову не приходилось. Скажи, почему той девочке помогла, в деревне?
– Не твое это дело, – буркнула царевна, точно совершила нечто постыдное. Меньше всего на свете ей было нужно, чтобы произошедшее в деревеньке царевич принял за слабость.
– Захотелось мне так, вот и помогла. Можешь прихотью моей считать. И вообще – тебе-то что?
– Да так, ничего… Любопытно просто стало.
Иван странно посмотрел на нее, а Марья, не удержавшись, вдруг задумчиво спросила:
– Скажи, царевич, а отчего вы, люди, такие хрупкие? И век ваш недолог, и любая хворь, любая царапина убить может… Такие слабые. – Она отошла к окну и провела пальцем по стеклу. – Как вы живете с этим?
– Хм, не знаю… – Иван пожал плечами. – Веришь, нет, но я как-то особенно о таком и не задумывался никогда. Да и хрупким себя отнюдь не считаю.
– Ой ли? – Марья, обернувшись, глянула на него недоверчиво. – Хочешь, проверим? А то у меня ой как руки чешутся оплеуху тебе за выкрутасы любовные отвесить.
– Да нет, спасибо, чего-то не хочется, знаешь ли! Я тебе, царевна морская, пожалуй, на слово поверю. Силою не меряясь. Вот только знаешь, что мне думается? Может быть, в том, что ты слабостью считаешь, сила наша, людская, и есть?
– Сила в слабости? Это как же?
Марья хмыкнула.
– Да легко. Коль тебе навредить легко, так головой больше думать станешь. Хитрее будешь, ловчее да смышленее. Дабы врага с судьбою лишний раз не искушать.
– Хм, мысль любопытная, – царевна покивала. – Ладно. Все, иди уже, женишок. Раз не едем мы никуда, то хоть выспаться дай.
– Да-да. Доброй ночи.
– Доброй, доброй…
Притворив за царевичем дверь, Марья, держа ладонь на ее шершавой поверхности, улыбалась.
* * *
К полудню следующего дня Марья, Иван со своими витязями и присоединившийся к ним Ясный Сокол достигли брода речки. Блестя на солнце рябью, точно россыпью драгоценных каменьев, она стремительно несла свои воды куда-то в сторону моря, рассекая надвое густой, богатый березами, дубами и осинами лес, сквозь которой пролегал их путь.
– Вот там переходить будем. Там брод, от тех камней слева, – Иван, спешившись, пустил свою серую кобылку по воде. – Только пусть сперва животины напьются вдоволь, вон как печет.
Марья, хоть и была не в восторге от очередной задержки, спорить не стала. Солнце с самого утра и впрямь словно старалось отыграться за все предыдущие ласковые деньки и нещадно одаривало землю своим жаром, к полудню добела раскалив вытертую кожу седел.
– Пойду попью и я.
Последовав примеру царевича, она спрыгнула с коня и отправилась к реке. С того самого разговора с сироткой Настасьей в деревеньке Марью не переставала тревожить мысль о том, что ее связь с Морем-Окияном, и так далеко не столь сильная, как у Володыки, слабеет с каждым днем. И,
