– Как вы сюда попали? – искренне удивился Николас.
– Вот лосиная башка, как обычно, – воскликнул Хесси, усмехнувшись, – через двери!
– Что… что это… за место? – поинтересовался Николас.
– Это место, где делаются все игрушки и тому прочее, – ответил пузатый гном. – Ты ведь знаешь, наверное, что такое – игрушка?
– Конечно, знаю, – ответил Николас неуверенно.
– Дети играют в игрушки. Почти везде, – сказала Сара. Она улыбалась.
– Интересно – где? – буркнул Хесси. Его маленькие глазки блестели, когда он рассматривал вокруг себя игрушки одну другой смешнее.
– Ну конечно, – пробормотал едва слышно Николас, пытаясь по возможности скрыть свое незнание. Во всяком случае, он не мог припомнить, чтобы приходилось играть чем-нибудь иным, кроме как сделанными из шишек коровками и деревянными мечами.
– Мы готовы идти, – сказала Сара, кивнув толстопузому гному.
Он вывел их наружу на трескучий мороз.
– Идти – куда? – спросил Николас.
– Надеюсь, что есть, иначе я умру с голоду, – зафыркал недовольный Хесси.
– Сейчас ты отправишься на встречу с тем, кто знает дорогу к хозяйке темных льдов Калматар, – ответила Сара.
– Я? Как это так? Почему всегда я? Разве раньше ты не говорила что-то про нас, что мы отправимся вместе! Разве он не может прийти сюда? – начал было возмущаться Николас, но они уже подошли к воротам самого большого дома в деревне. Гном посмотрел на них, затем открыл дверь, впустил внутрь и сказал извиняющимся тоном:
– Великий шаман немного странный.
В комнате, куда они дружно вошли, было жарко натоплено. По обе стороны вдоль стен стояло семь огромных чанов, под которыми в очаге весело плескался огонь.
В каждом чане по грудь в горячей воде сидело по краснолицему, потному гному, у каждого на голове было по красному колпаку, перед каждым было по украшенному резьбой столу, на котором лежало по большой книге и стояло по чернильнице. Гномы-писцы что-то сосредоточенно писали. Рядом с ними по ленте двигался нескончаемый ряд наполненных до самых краев пивных кружек: гномы опрокидывали их в рот одну за одной, утирались красными полотенцами и продолжали писать. Повсюду суетились одетые в беличьи шкурки и меховые шапки гоблины и упыри, которые подносили нацарапанные на бересте послания и вновь исчезали из виду.
В другом конце комнаты возвышался богато украшенный стол, а за ним в самом большом и красивом чане с самой красной физиономией и в самом высоком колпаке сидел – это было видно по всему – самый уважаемый, старый главный писарь. Он взглянул на Сару, затем перевел взгляд на Николаса, а потом и на Хесси. Вздохнув, он опустил перо, откинувшись назад, скрестил руки на животе и сказал Саре что-то такое, из чего ни Николас, ни Хесси не поняли ни бельмеса.
Сара ответила на том же языке, но на этот раз Николас разобрал свое имя, а еще «шаман» и, наконец, «Калматар».
Услышав ее имя, главный писарь вздрогнул, вскрикнув:
– Калматар?
Сидевшие в чанах другие писари бросили свои дела и уставились на них с широко раскрытыми глазами. Перья попадали на пол.
– КАЛМАТАР! – воскликнули гномы в один голос.
Начался хаос. Вода в чанах плескалась через край, пивные кружки полетели на пол, бумага взлетела в воздух. Словно сговорившись, гномы, как один, зажали указательным пальцем правой руки ноздрю и поднялись в воздух. Наступила полная тишина.
– Здорово получилось! – рассмеялся Николас, не веря своим глазам.
И прежде чем главный писарь решил повторить этот трюк, Сара ухватила его за руку.
– Ну-ка и не думай бежать, – сказала она, удерживая гнома.
– Что-то не так? – спросил Николас и подошел ближе к Саре, чтобы помочь ей.
– Все в порядке, – ответила он, с трудом удерживая вырывающегося гнома. Наконец главный писарь сдался.
– Что же вам все-таки нужно? – спросил он.
– Мальчишка должен попасть к хозяину Сувантолы, – сказала Сара. – Он освободит нас от проклятия Калматар.
– Вот этот, что ли, мальчишка? Настанет день, и Калматар достанет нас и здесь. Если парень на это дело годен – пускай идет! – сказал главный писарь и начал ковыряться в крутилках и вертелках на боку своего чана: он потянул за одну из них, и тут подсвечник неожиданно рухнул с крыши на пол. И если бы Николас и Хесси не успели вовремя отскочить, то удар пришелся бы им точно в темечко.
Гном смущенно улыбнулся и потянул за другую ручку: висевшая позади него штора отодвинулась, открывая вход в пещеру, обрамленный покрытой замысловатыми письменами каменной планкой. Дверь с тяжелым скрипом поднялась наверх.
Гном пробормотал что-то невнятное, зажал пальцем нос и тут же взлетел к потолку.
– Еще бы сказал, что это за пещера? И нужно ли нам туда идти? – спросил Николас.
– Точнее, нужно ли ТЕБЕ туда идти, – ответила Сара, – ОДНОМУ. Встречаться с шаманом.
– Хотите сказать, шаман живет в пещере среди этих любителей игрушек? Разве это не странно?
– Точно! – рассмеялся Хесси. – Чертовски странно, что великий шаман счастлив в компании этих милых шустриков. Отчего же у него нет друзей под стать его возрасту и размерам?
– Послушай, Николас. У гномов свои потайные пути даже в самые отдаленные уголки по всему северному миру. Так что получается, что этот проход ведет прямехонько к шаману в Сувантолу. И это самый короткий путь.
Николас с недоверием посматривал то на Хесси, то на пустые чаны писцов.
– Давай уже иди, – сказала Сара ободряюще и подтолкнула Николаса ко входу в пещеру. Ее улыбке нельзя было не поверить. – Ты должен доверять гномам, они уж точно знают дорогу, – добавила она и робко поцеловала его. – На удачу! – добавила Сара смущенно и пихнула Николаса внутрь. Дверь захлопнулась, и совершенно озадаченный Николас оказался по другую ее сторону.
Глава 22
Стою один в темноте. Поцелуй Сары горит на губах. Вижу, как передо мной в проржавевших, покрытых паутиной светильниках один за другим зажигаются тусклые огоньки.
Замечаю, что через несколько шагов проход делает изгиб, и любопытство толкает меня вперед. В светильниках пляшут языки пламени, и пещера начинает меняться на глазах. Ее стены оживают. Тени удлиняются, и когда я достигаю темного поворота, я оказываюсь посреди темного леса. Никогда в жизни мне не приходилось видеть настолько мощных деревьев: их ветки кажутся огромными змеями, от чего мое сердце сжимается. Поднимаю с земли палку – так будет спокойней.
Вздрагиваю от шепота: «Чего ты боишься?» Оборачиваюсь, но никого не вижу. Снова слышу голос, который спрашивает: «Чего ты на самом деле боишься?»
Чего же я боюсь? Бесчисленное множество мыслей путаются у меня в голове, я ничего не понимаю. Слышится сипение: пепельного цвета гадюка тянется ко мне. Отмахиваюсь от нее палкой, змея злобно впивается в нее и продолжает ползти ко мне. Мой крик разлетается по лесу, я начинаю остервенело трясти палкой. Почему змея не отцепляется? Бью палкой по дереву – змея падает, но прежде чем она упадет и исчезнет в никуда, я слышу шаги и вижу, как на меня бежит огромный волк, – от палки в руке нет ровным счетом никакой пользы. Я пытаюсь бежать, но останавливаюсь, натыкаясь спиной на дерево. Дальше – некуда.
Волк останавливается передо мной и начинает говорить. У него из пасти течет слюна, и он приказывает мне ничего не бояться. Но ведь я и не боюсь ничего! И вообще никогда не боялся, я только хочу, чтобы мои отец и мать вернулись ко мне. Хочу домой. Я закрываю глаза и вижу доброе лицо матери, а когда открываю, серебристая луна светит сквозь деревья и волк уже исчез. Тут начинают двигаться тени, и у меня захватывает дух: передо мной стоит мама, отец подходит и останавливается рядом с ней. Мама улыбается так, как она делает, когда хочет скрыть печаль. Она стоит на месте и говорит, что они не желали этого.
Я хочу им все рассказать, но не могу вымолвить ни слова. Слеза стекает по щеке, мама раскрывает объятия, я бросаюсь к ней, но прежде чем я оказываюсь рядом, кто-то дергает ее назад. Я вижу огроменного, покрытого татуировками калевальца, вижу, как он вцепляется ей в горло, как позади него другой такой же заносит меч над головой отца. Мое сердце взрывается яростью, я изо всех сил бью корягой по голове калевальца. Он отпускает руки, но тут что-то попадает мне в голову, и я падаю на землю. Чувствую во рту вкус крови. Все переворачивается.
Я один, лишь темнота вокруг. Поворачиваюсь и сквозь деревья вижу красные ворота.
Голос приказывает мне подняться и войти. Поднимаюсь на ноги – в голове шумит – и вытираю лицо. Рука в крови. Мои мать и отец исчезли, не видать и калевальцев. Было ли это лишь сном? Касаюсь рукой ворот, они открываются. Вхожу.
Надо мной каменные своды, кажется, очень древние. Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного: стены выложены тем, кто ничего не смыслил в стройке, крыша расколота, и внутрь проросли корни деревьев. Пол украшен фигурами, но плиты растрескались, и повсюду разбросаны глыбы. Посреди на стульчике сидит древний старец и доит козу. На нем замаранная накидка, а спутанные волосы настолько длинные, что достают до покрытого трухой пола. В волосах у него пророс мох. Рядом лежит огромный ржавый меч. Стульчик скрипит.
