мечтал проучить этого мальчишку, но останавливало только одно – это был всё-таки ребёнок. Именно поэтому кофевар сменил тему:
– Кстати, почему ты пошёл с нами?
– Это же остановка. Я не могу находиться в автобусе, – Кит пожал плечами. В лучах солнца его веснушчатое лицо казалось таким же рыжим, как взлохмаченные волосы.
– Но ты исчез в прошлый раз. Где ты был? – Никита сощурил глаза: что-то в этом мальчишке настораживало его, и не только отсутствие воспитания и природная наглость. «Что же может скрывать этот трудный подросток?» – внезапно подумал юноша. Кит отвёл взгляд, отвернулся, пнул попавшийся под ноги булыжник и как можно небрежнее бросил:
– Это не твоё дело.
– Прекрати огрызаться, – Мира сжала плечи мальчишки и развернула к себе. Девушка действительно была сильной противницей. Никита всё ещё не мог забыть, как она самоотверженно сражалась с гигантскими воронами, ослепляя врагов яркими вспышками. Кит попытался оттолкнуть девушку, но её руки оказались слишком крепкими.
– Тебя в детстве, что, облили ведром с краской? – не нашёл более оригинального оскорбления мальчик.
Мира не ответила, отпустила его, достала из сумки влажные салфетки и тщательно вытерла руки.
– Этот червяк такой слизкий, – пробормотала она. Никита прыснул от смеха: с Мирой точно не соскучишься.
– На самом деле, – пояснила она уже Никите, – цветные волосы – это состояние души. На очереди – синий цвет, затем – зелёный и, может быть, что-то ещё. Я не собираюсь останавливаться.
– Мне очень нравится, – ответил бариста.
Фраппе с мятой оказался чем-то вроде торгового пригорода. По крайней мере, ребята сразу попали на ярмарку, и от количества товаров на прилавках разбегались глаза. Впрочем, никакого разнообразия тут не было: Никита заметил, что в каждой торговой палатке продаются только часы. Настенные, наручные, электронные, напольные, карманные… Казалось, здесь всё подчиняется велению брегета; то и дело слышалось кукование кукушки, которая напоминала о бренности всего живого и чувствующего. Мира сняла ветровку и завязала её на бёдрах. Палящее солнце душило несчастных прохожих. Никита расстегнул верхние пуговицы на рубашке и закатал джинсы до колен. Жара породила жажду, и всё потеряло какой-либо смысл, пока простейшая физиологическая потребность оставалась неудовлетворённой. Бариста подумал, что название этого места вполне объяснимо: если и пить кофе в такую погоду, то, разумеется, ничего кроме фраппе. А мятный сироп как-никак приятно освежает. Кит достал из рюкзака бутылку воды и приложился к горлышку. Никита отвернулся, чтобы не видеть, как неприятель жадными глотками пьёт священную жидкость.
– Знаешь, сразу вспоминается картина Сальвадора Дали, – заметила Мира.
– Ага. «Постоянство памяти», – согласился Никита. Когда в такую жару смотришь на циферблаты часов, они кажутся расплавленными.
– Интересно, как ему вообще пришло это в голову? Мягкие часы на ветке дерева…
– Он просто смотрел на плавящийся сыр. Ну и пошло-поехало. Это же художник, видит мир не так, как все.
– Помнишь фразу: «Всё течёт, всё изменяется?»
– Конечно.
– По-моему, отлично передаёт идею картины.
– А ты уверена, что у сюрреалистов вообще есть идеи? Мне кажется, картина Дали – плод расплавленного воображения.
– А я думаю, это о том, что человек – заложник времени. На картине спит некое существо… Мне кажется, это душа.
– Возможно. Думаю, ты права, – спор с девушкой практически всегда заканчивался поражением Никиты. К тому же юношу не покидало ощущение, что она продолжает читать его мысли.
– Это вообще картина о жизни. Там ведь ещё изображено яйцо, – Мира всё больше увлекалась. Когда она так рассуждала о чём-то, то не переставала жестикулировать – это был необходимый аккомпанемент для её торопливых мыслей.
– А муравьи – это, наверное, о смерти, – вспомнил Никита.
– Да ваш Дали – параноик и шизик, – внезапно прервал их Кит. Он втиснулся между ними, ударил Никиту толстым рюкзаком и вырвался вперёд.
– Выбирайте, покупайте! На что вам нужно потратить время? Предлагаю два часа на отдых у телевизора, полтора часа на чтение, три часа пятнадцать минут на прогулку по парку! – торговец временем напоминал гоголевского Манилова. В чертах его лица, казалось, было передано чересчур много сахару, и слишком обворожительная улыбка обезоруживала случайного покупателя. Никита заметил, как какой-то мужчина протянул Манилову несколько смятых сотен, а тот спрятал их в пестрядёвый мешочек. Покупатель исчез так внезапно, что юноша не успел даже рассмотреть приобретённый им товар. Мужчина как будто испарился в воздухе, но сколько бы странностей ни происходило вокруг, Никите всё же было трудно поверить в фантастическое исчезновение.
– Ты понимаешь, что происходит? – он перевёл взгляд на Миру. Она продолжала оглядываться по сторонам и хлопать длинными ресницами в такт собственным суетливым движениям.
– Понятия не имею, – медленно покачала головой Мира. – Даже меня это сбивает с толку…
Она хотела добавить что-то ещё, но замолчала: её внимание привлекли два молодых человека, весьма странно одетых, точно они шагнули в будущее из XIX века. Один из них был в щегольском сюртуке и боливаре, нахлобученном на коротко стриженную голову. Руки в бархатных перчатках сжимали длинную трость с набалдашником из слоновой кости. Он был невысокого роста, но так задирал нос и поднимал кверху острый подбородок, что казался немного выше. Идеальная осанка и широкие плечи придавали чудаку степенный вид. Его товарищ, по всей видимости, был гораздо моложе; горящий взгляд выдавал юношескую пылкость. Он не носил головного убора и, вероятно, презирал модные причёски. Длинные до плеч кудри дополняли романтический образ страдающего поэта. Создавалось впечатление, что в кармане длинного плаща прячется перо, которое готовится выпрыгнуть наружу, чтобы начать диктовать хозяину вольнолюбивые строки.
– Добро пожаловать, господа! – улыбнулся Манилов: его золотой зуб ослепительно блеснул в лучах солнца. – Чем могу быть полезен?
– Мы бы хотели… мы бы предпочли… возможно ли приобрести время на дуэль? – сбивчиво, спотыкаясь на каждой фразе, заговорил длинноволосый романтик. Ему хотелось выглядеть хладнокровным и уверенным в себе, но попытка потерпела сокрушительное поражение, и от собственной беспомощности юноша густо покраснел. Ухмылка едва заметно искривила тонкие губы его молчаливого приятеля. На лбу Манилова выступила испарина, с минуту он переводил взгляд с одного покупателя на другого и наконец спросил:
– Сколько вам нужно? – некогда бодрый голос звучал теперь приглушённо и слабо. Что, если один из этих интеллигентов достанет револьвер и застрелит бедного продавца?
– Хватит и пятнадцати минут, – хрустнув пальцами, сказал модный шляпник. Соперник бросил на него презрительный взгляд, но ничего не ответил. Продавец собрался пробить чек, но хладнокровный чудак отказался, заметив, что это лишнее.
– Они и вправду будут драться на дуэли? – охрипшим голосом поинтересовался Никита. Какая-то женщина опередила Миру:
– Вижу, что вы тут впервые. Ничему не удивляйтесь. Совсем не важно, XIX это век или XXI. Здесь
