«Красивая, пустая кукла, злой и бессердечный!» — подумала Катя, но, не выдержав его взгляда, снова опустила глаза и принялась рассматривать татуировки и шрамы, украшавшие грудь артиста.
— Терпеть не могу татуировки, — сказала она.
— Правда? Это интересно. Простите, что не спросил у вас разрешения сделать их. Врач моего деда! Просто баба-яга — костяная нога, сломавшая свой костыль, — улыбнулся самой противной из всех противных улыбок на свете Герман.
— Плохой из вас герой-любовник, если вы говорите женщине такие вещи, — спокойно сказала Катя, полная решимости достучаться до железобетонного сердца Германа.
— Это судить зрителям, а не тебе, — презрительно фыркнул он, отступая внутрь.
Его спортивная фигура исчезла внутри домика, Катя, секунду поразмыслив, решительно вошла следом.
— Ни один нормальный человек не может оставаться безучастным, если другого человека подстерегает опасность, — сказала Катя, входя через небольшую прихожую в комнату средних размеров. Обстановка внутри была выполнена в простом, деревенском стиле. Деревянный пол из широких ровных досок, низкий потолок, простая мебель и два плетеных кресла, в одном из которых расположился Герман, так и не удосужившийся накинуть на себя хоть какую-нибудь одежду.
— Вот пусть люди и позаботятся. Моя мать жила без отца, и я рос без деда, и ничем я этому человеку не обязан, — вяло ответил Герман.
— Но так же нельзя… Вы его единственный родственник! Забудьте обиды! Помогите старику!
— Если вы такая сердобольная, вот и помогайте, — смерил безразличным взглядом ее этот красавец.
— Я бы с удовольствием, но что я могу?! Ваш дед, мне кажется, попал в руки мошенников, — и Катя вкратце рассказала о подозрениях, которые зародились в ее голове. — Понимаете, почему я приехала к вам? Я ничего не могу! Иван Федорович не хочет меня видеть.
— Правильно делает, — фыркнул Герман.
— Я не могу пойти в милицию, так как у меня нет никаких доказательств, одни только подозрения. И потом, на каких основаниях я к ним пойду. Вы его единственный родственник, и вас в милиции послушают, а от меня не примут даже заявления.
— А вам не кажется, что вы ненормальная и ваши подозрения всего лишь глупые домыслы? — спросил Герман.
— На моем участке умерла женщина от сердечного приступа, которая тоже пользовалась услугами «Ангелов с поднебесья», а у моей подруги умер преподаватель, связавшийся с этой фирмой, — сказала Катя, чувствуя сквозняк, так как у Германа было нараспашку открыто окно и входная дверь тоже не была закрыта до конца.
— А вы думали, что старые люди живут вечно? — усмехнулся Герман.
— Ну что вам стоит, Герман? А вдруг я права? Спасите деда! Поговорите с ним, пусть он перепишет квартиру на вас, тогда он не будет нужен «Ангелам с поднебесья», и они отстанут от него, — предложила Катя, — главное, чтобы не было поздно.
— Мне не нужна его квартира, и кому он ее завещает, мне все равно.
— Ради его спасения, — умоляюще посмотрела на него Катя, почему-то сфокусировавшись на его руках и только сейчас заметив синяки и следы уколов.
«Бог мой, с кем я говорю?! Он же законченный наркоман! Вот это да! Вот это богема!» — мелькнула мысль у Кати.
— У меня нет желания никого спасать и больше слушать этот бред. Вы предложите свои услуги деду, может, он клюнет на ваше молодое тело и красивые глаза и отпишет вам квартирку? Он ведь у нас в семье известный ходок был, а такие и в старости не успокаиваются, — спокойно сказал Герман и пронзил ее взглядом темных глаз. — А сегодня ныряй в постель ко мне, твоя хромота там будет не помеха, все равно я сегодня один.
Катя встала с кресла и, хромая, пошла на выход. В дверях она остановилась.
— Не могли бы вы, Герман, оказать мне одну услугу? Сообщать о всех ваших новых ролях, фильмах и проектах, в которых вы будете участвовать, чтобы я случайно не увидела вас по телевизору?
— Странно это слышать от тебя, — вдруг сказал Герман каким-то другим голосом.
Катя насторожилась и внимательно посмотрела на него, но кроме нахального выражения лица ничего не увидела.
— Я и раньше считала, что вы плохой актер, но сейчас боюсь, что меня просто стошнит. А то, что я зря приехала, я уже поняла.
— Была бы ты мужиком, получила бы в рыло, — спокойно сказал Герман.
— От такого «героя-любовника» всего можно ожидать, — сказала Катя, — я сама предупрежу Ивана Федоровича, хоть он не хочет меня видеть и слышать.
Катя вышла из домика, с силой шарахнув дверью, и заковыляла на автобусную остановку, внутренне чертыхаясь.
«Идиот! Дебил! Дурак! Нет, самодур! Звезда! Чемпион мира! Красавец с фиговым листком! Продавший душу наркоман! Зря! Зря приехала!»
Она шла эти три километра назад, спотыкаясь и чертыхаясь, очень долго. Вокруг была темень. Катя даже думать не хотела о том, что она лишилась второй трости, это уже был словно злой рок.
Какие-то пьяные люди горланили на автобусной остановке. Сначала Катя испугалась, что пьяные могут пристать к ней, но потом поняла, что они пьяны до такой степени, что им и с лавки не встать. Она купила билет до Москвы и целых сорок минут ждала автобуса, отправляющегося ночным рейсом до Москвы. Домой Катя добралась без сил и сразу же легла спать, стараясь больше не думать о своей неудачной попытке примирить Ивана Федоровича с внуком, а заодно и оградить старика от опасности.
Глава 8
Высокий блондин с лохматыми волосами, в майке и трусах посмотрел на светящийся в темноте циферблат часов и протер глаза. Было два часа ночи, при этом во входную дверь настойчиво стучали, потому что звонка не было.
— Да иду я… иду… Сейчас дверь выломаешь! Черт! Герман, только ты так стучишь мне в дверь, — парень босиком дошел до двери и открыл ее настежь, впуская внутрь высокого брюнета в кожаной куртке.
— Ну ты и спишь, Сеня, я полчаса колочусь в дверь.
— Гера, ты соображаешь? Два часа ночи на дворе.
— И что? Весь наш план валится к чертовой бабушке из-за этой назойливой девчонки. Два месяца псу под хвост! Эх, Сеня, хреновый ты частный детектив, не все ты предусмотрел.
— А ты артист никакой, раз она тебя раскусила! — огрызнулся Сеня.
— А она меня и не раскусила, только заподозрила, — отмахнулся Герман, — но думаю, надо что-то быстро предпринимать.
Семен посмотрел на своего друга, с которым они вместе служили в армии и с тех пор поддерживали приятельские отношения. Герман долго занимался профессиональным спортом, затем занялся бизнесом, а вот сейчас еще стал известным актером.
Семен мысленно вернулся на некоторое время назад, когда к нему в частное детективное агентство пришел Герман, вызвав бурю эмоций у сотрудниц его офиса.
— Ты — мой друг, и я уверен, что не откажешь мне в помощи, — начал беседу Герман. — Как ни странно, но только после его смерти я узнал, что он у меня был.
— Кто? — не понял Семен. Они с Германом были ровесниками, но Семен выглядел пацаном по сравнению с другом.
— Мой дед. Представляешь, у меня, оказывается, все это время был настоящий дед. Мать не рассказывала о своем блудном отце, и у меня никогда не было деда. А тут меня нашли как единственного наследника моего деда Константина Львовича Чадаева. Так интересно… а потом сказали, что, оказывается, я не наследник, что дед отписал свою квартиру какой-то фирме, ухаживающей за ним.
— Если дед был одинок, он мог это сделать. Это вполне законный бизнес, — ответил Семен.
— Я все понимаю, он даже мог не знать, что у него есть внук. Мало того, я особо не расстроился из-за его кончины. Ведь я даже ни разу не видел этого человека. Также ты, прекрасно зная меня, понимаешь, что я не испытываю разочарования по поводу потери его квартиры. У меня достаточно жилья у самого, а также денег, чтобы купить новое, и его квартира в центре Москвы мне не нужна.
— Что тогда? — уточнил Семен.
— Мне не понравилось, что сказал нотариус. Представляешь, за последнее время произошло три похожих истории. Старики отписывают свои квартиры «Ангелам с поднебесья» и затем благополучно умирают.
— Старики вообще умирают, — заметил Семен, — родственники-то, небось, проводили свое расследование, чтобы получить квартиру себе?
— Еще как! — утвердительно кивнул Герман. — Тщательнейшим образом! Нескольких старичков разобрали на атомы, пытаясь найти хоть какую-то зацепку о преднамеренном убийстве. Ни-че-го!
— И что ты хочешь от меня? — спросил Семен.
— Не спеши! Я ведь и в милицию пошел. Задело меня сильно, понимаешь? Если бы я знал, что у меня есть живой родственник, мой дед ни в чем бы не нуждался, я бы простил ему все грехи. И ему не пришлось бы нанимать чужих людей, чтобы за ним ухаживали, да еще и подписывать эти неприятные документы. Я бы не допустил, чтобы одного из Чадаевых убили, как крысу! Ты меня знаешь.
