Так что, если подумать, выход у него только один.
Он, Ринсвинд, подыграет этой Красной Армии, но при первой же возможности возьмёт ноги в руки и смоется отсюда подальше. Гнев Бабочки — куда более предпочтительная альтернатива, чем кол. Конечно, какое-то время придется пожить в шкуре лицемера и обманщика, но это всё же лучше, чем некоторое время пожить на острие кола.
В мире и так слишком много героев. Тогда как Ринсвинд на Диске только один, и его святая обязанность перед окружающим миром заключается в том, чтобы охранять и оберегать этот редкий вид, постоянно балансирующий на грани вымирания.
* * *
Придорожная гостиница. Двор. Стойло для Сундуков.
В стойле гигантские сундуки, способные вместить всё, что нужно целой семье на две недели. Рядом стоят скромные сундучки торговцев-коммивояжеров с образчиками товара, простые квадратные ящики на грубо обточенных ножках. Тут же расположились аккуратные небольшие дорожные сумки, какие берут с собой на одну ночёвку.
В багажном стойле жизнь не прекращается ни на секунду: то чья-то ручка загрохочет, то какая-нибудь старая петля заскрипит. Периодически резко хлопает крышка и раздается приглушённое топ-топ-топ — это багаж поменьше торопливо разбегается в стороны, подальше от неприятностей.
Три здоровенных Сундука, обтянутые грубо выделанной кожей, с виду относились к той категории дорожных принадлежностей, которые обычно болтаются поблизости от дешёвых отелей и бросают непристойные предложения дамским сумочкам.
Но на сей раз объектом их пристального внимания стал небольших размеров Сундучок с незапертой крышкой и изящными ножками. Бедняга, пытаясь избегнуть наглых взглядов, тут же забился в самый дальний угол стойла.
Пару раз на попытку больших Сундуков приблизиться шипастая крышка Сундучка с угрожающим скрипом приотворялась.
Но дальше отходить уже было некуда. Задние ноги Сундучка уперлись в ограду стойла.
Из-за стены, отделяющей двор от улицы, вдруг донесся громкий топот. Стремительно приблизившись, топот неожиданно оборвался.
После чего раздался приглушенный «плюх», как будто некий тяжёлый объект приземлился на туго натянутую матерчатую крышу фургона.
Какой-то квадратный предмет исполнил медленное сальто-мортале на фоне восходящей луны.
Затем этот предмет тяжело приземлился прямо перед тремя большими Сундуками и, не долго думая, бросился в атаку.
Вскоре, разбуженные шумом, из гостиницы повыскакивали встревоженные постояльцы. Двор устилала изорванная и втоптанная в землю одежда. Три больших Сундука, изрядно потрепанные и напуганные, были обнаружены на крыше. Они долго не позволяли к себе приблизиться, лишь яростно щёлкали крышками, скребли ножками по черепице и пихались друг с другом, пытаясь забраться как можно выше. Остальной багаж, запаниковав, проломил стену, окружающую постоялый двор, и умчался в бескрайние поля.
В конце концов весь багаж отыскался. Кроме одного Сундука.
В этот вечер, усаживаясь ужинать, члены Орды так и раздувались от гордости. «Ну точь-в-точь мальчишки, вылезшие из коротких шортиков и надевшие свою первую пару настоящих, взрослых штанов», — усмехнувшись, подумал Профессор Спасли.
Что отчасти соответствовало действительности. Каждый ордынец стал гордым владельцем пары мешковатых шаровар и длинного серого халата.
— Мы ходили по магазинам, — с гордостью в голосе произнёс Калеб. — И платили за покупки деньгами. И мы одеты как самые настоящие цивилизованные люди.
— Что есть, то есть, — откликнулся Профессор Спасли тоном, каким обычно хвалят детишек.
Он очень надеялся, что Орда не поймет, какого именно типа одежда на них надета и к какому именно типу цивилизованных людей они теперь относятся. Единственная проблема — бороды. Цивилизованные люди, носящие данного типа одежду, бородатостыо не отличаются. Более того, они прямо-таки славятся своей безбородостью. Но куда больше они славятся тем, что не имеют кое-чего ещё, намного более важного.
Коэн поерзал.
— Чешется, — пожаловался он. — Это и есть штаны? Никогда их раньше не носил. И рубах тоже. Что толку в рубахе, если она не кольчуга?
— А всё-таки здорово у нас получается, — заметил Калеб.
Калеб-Потрошитель даже побрился. Брадобрей, первый раз в жизни столкнувшийся с настолько запущенным случаем, вынужден был прибегнуть к помощи стамески. Сейчас Калеб всё время потирал внезапно оголившийся подбородок, сверкающий розовой, как у младенца, кожей.
— Ага, мы теперь по-настоящему цивилизованные, — согласился Старик Винсент.
— Если не считать момента, когда ты подпалил ту лавку, — подал голос Малыш Вилли.
— Да я так, чуточку, она даже не совсем сгорела.
— Чиво?
— Проф?
— Да, Коэн?
— А почему ты сказал тому торговцу фейерверками, что все, кого ты знал, умерли внезапной смертью?
Профессор Спасли осторожно постучал кончиком башмака по большому свёртку под столом, лежащему рядом с красивым новым котелком.
— Чтобы он молчал о моих покупках, — откликнулся он.
— Но зачем тебе понадобились пять тысяч фейерверков?
— Чиво?
Профессор Спасли пожал плечами.
— Кстати, я рассказывал вам, что, после того как преподавал географию в Гильдии Убийц и Гильдии Ассенизаторов, я в течение нескольких семестров преподавал её и в Гильдии Алхимиков?
— Алхимики? Вот уж чокнутые типы, все до одного, — выразил своё мнение Маздам.
— Однако к географии испытывают большой интерес, — заметил Профессор Спасли. — Иногда крайне важно правильно определить, где именно ты приземлился. Ешьте досыта, господа. Не исключено, что ночь выдастся длинная.
— А что это за штуковина? — Маздам ткнул палочкой в свою тарелку.
— Э-э. Чау-чау, — ответил Профессор Спасли.
— Я почему-то так сразу и подумал. Но что такое чау-чау?
— Такая порода… э-э… собак.
Взоры Орды дружно устремились на него.
— В этом нет ничего плохого, — поспешил заверить он со всей искренностью человека, который для себя заказал бамбуковые стебли и бобовые лепешки.
— Я ел всё на свете, — нахмурился Маздам, — Но собаку есть не стану. У меня однажды был пёс. Пиратом звали.
— Как же, помню, — отозвался Коэн. — Это тот самый, с шипованным ошейником? Который ещё людей жрал?
— Говори что хочешь, а мне он был другом, — Маздам оттолкнул тарелку с мясом.
— Зато всем остальным — смертью от бешенства. Я съем твою порцию. Закажи ему цыпленка, Проф.
— А я однажды съел человека, — пробормотал Хэмиш Стукнутый. — Во время осады, вот так вот.
— Что, в самом деле съел? — спросил Профессор Спасли, одновременно подавая знак официанту.
— Не целиком, только ногу.
— Это ужасно!
— Да нет, с горчицей нормально. «Стоило мне только подумать, будто я их знаю…» — Профессор Спасли покачал головой и потянулся за бокалом с вином. Ордынцы, внимательно следя за каждым его движением, нерешительно взяли свои кубки.
— Господа, у меня родился тост, — произнёс он. — Да, кстати, не забывайте, пить нужно небольшими глотками, а не вливать сразу всё вино себе в глотку. Иначе можно подавиться. Ну, за Цивилизацию!
Орда присоединилась со своими собственными тостами.
— Пчарнь'ков![80]
— Все мордами на пол, и никто не пострадает!
— Чтоб жил ты на интересном стрёме!
— Как там эта волшебная фраза?… Ах да, гони всё, да поживее!
— Смерть большинству тиранов!
— Чиво?
* * *
— Стены Запретного Города поднимаются в высоту на сорок футов, — сказала Бабочка. — Ворота сделаны из бронзы. А сам город охраняют сотни стражников. Но ведь с нами Великий Волшебник!
— Кто-кто?
— Ты.
— Прошу прощения, иногда я об этом забываю.
— Ничего страшного.
Бабочка смерила его долгим, удивленно-уважительным взглядом. Ринсвинду припомнилось, что преподаватели иногда смотрели на него точно так же — когда он получал высокие оценки (согласно закону вероятности, иногда вы просто угадываете правильные ответы).
Он поспешно перевёл глаза обратно на кривую, нарисованную углём схему, которую начертила Цветок Лотоса.
«Кто-кто, а Коэн знал бы, что делать, — подумал Ринсвинд. — Он бы просто взял и перерезал всех на своём пути. Ему даже в голову не приходит, что можно чего-то бояться. Вот кто пришёлся бы сейчас как нельзя кстати…»
— О да, стена очень крепкая, но ты наверняка знаешь заклинания, которые разнесут её на мелкие кусочки, — благоговейно произнесла Цветок Лотоса.
Ринсвинд опять задумался — а что с ним сделают, когда выяснится, что он таких заклинаний не знает? «Если я возьму с места в карьер, — решил он, — то, скорее всего, ничего». Ну, проклянут вслед, обзовут как-нибудь, но к этому он был привычен. «Словом шкуру не испортишь», есть, кажется, такая пословица. Ринсвинд всегда очень трепетно относился к собственному кожному покрову.
