— Похоже, ещё одного взяли, — Достаби показал головой. — Наверное, поймали за развешиванием листовок.
— Одного из кого? — не понял Ринсвинд.
— Из Красной Армии. Ха!
— А.
— Я на это не очень обращаю внимание, — продолжал Сам-Себе-Харакири. — Все твердят, якобы сбудутся какие-то древние легенды насчет императоров и прочего. Я лично в это не верю.
— Вид у него был не слишком легендарный, — заметил Ринсвинд.
— Люди доверчивые, верят всему подряд.
— И что с ним сделают?
— Сейчас, когда император вот-вот умрет, трудно сказать. Скорее всего, отрежут руки и ноги.
— Как? Почему?
— Потому что молодой ещё. К нему проявят снисхождение. Будь он постарше — торчать его голове на пике на дворцовых воротах.
— Такое жестокое наказание за то, что он просто наклеил листовку!?
— Зато потом ему уже нечем будет клеить.
Ринсвинд бочком попятился.
— Спасибо, — вымолвил он и заторопился прочь. — О нет, — бормотал он, прокладывая себе путь сквозь толпу. — Я не ввязываюсь в истории, в которых людям так запросто рубят головы.
И тут кто-то опять огрел его по затылку. Но на этот раз вежливо.
«Интересно, а что сталось со старым добрым „Эй, ты!“?» — только и успел подумать Ринсвинд, падая сначала на колени, потом на подбородок.
Серебряная Орда бродила по переулкам Гункунга.
— И как это называется? — гундел Маздам. — Режь всех подряд, поджигай всё, что горит? Что-то не похоже… Раньше я ходил с Брюсом-Гуном, так вот, чтобы мы проникли в город, прикинувшись какими-то ё…
— Господин Дикий, — поторопился прервать его Профессор Спасли, — по-моему, сейчас самое время обратиться к списку, который, между прочим, я специально для тебя составил.
— К какому ещё списку, чёрт побери? — Маздам воинственно выпятил челюсть.
— К списку приемлемых и цивилизованных слов, помните? — Этот вопрос Профессор Спасли адресовал всей Орде. — Помните, я вам рассказывал про ци-ви-ли-зо-ван-ное по-ве-де-ние? Для осуществления наших долгосрочных стратегических планов цивилизованное поведение жизненно важно.
— А что такое долгосрочные стратегические планы? — полюбопытствовал Калеб-Потрошитель.
— Это то, что мы будем делать дальше, — объяснил Коэн.
— И что мы будем делать дальше?
— Будем действовать по Плану, — ответил Коэн.
— Да я все эти планы… — начал Маздам.
— Список, господин Маздам, не забывай, что пользоваться можно только словами из списка, — оборвал его Профессор Спасли. — Когда речь идет о пересечении пустынь, тут я полагаюсь на ваше знание предмета, но сейчас мы говорим о цивилизации, и вы, господа, должны использовать правильные слова. Уж будьте любезны!
— Лучше делай, как он говорит, Маздам, — посоветовал Коэн.
Маздам неуклюже вытащил из кармана засаленный клочок бумаги и развернул.
— «Ёлки-палки»? При чём тут какие-то ёлки?! — Он словно не верил своим глазам. — «Гори оно всё ярким пламенем»? «Накрыться медным тазом»?
— Это… цивилизованные ругательства, — объяснил Профессор Спасли.
— Ну, так можешь взять их и…
— И? — Профессор Спасли предостерегающе поднял палец.
— И запихать себе в…
— Да?
— В…
— Куда?
Маздам закрыл глаза и сжал кулаки.
— Да горят эти все ёлки-палки ярким пламенем!
— Отлично, — похвалил Профессор Спасли. — Так гораздо лучше.
Он переключился на Коэна. Тот откровенно веселился над страданиями Маздама.
— Коэн, — сказал Профессор Спасли, — видишь, вон там прилавок с яблоками. Не хочешь ли попробовать яблочка?
— Не откажусь, пожалуй… — уступил Коэн в осторожной манере человека, который отдает фокуснику часы, при этом ни на секунду не забывая, что тот как-то подозрительно ухмыляется, а в руке сжимает молоток.
— Хорошо. А теперь, реб… я хотел сказать, господа. Чингиз хочет яблоко. Неподалеку мы видим прилавок, за которым торговец продает фрукты и орехи. Как следует поступить Чингизу? — Профессор Спасли обратил на свою паству исполненный надежды взгляд. — Кто-нибудь знает ответ?
— Делов-то! Пришиваешь этого му… — опять послышался шорох разворачиваемого листка, — мужика за прилавком, а потом…
— Неправильно, господин Дикий. Кто-нибудь еще?
— Чиво?
— Ну, можно поджечь…
— Нет, господин Винсент. Ещё варианты?
— Насилуешь…
— Да нет же, господин Потрошитель, — покачал головой Профессор Спасли. — Мы достаем де… де?… — он устремил на них вопрошающий взгляд.
— Деньги! — хором откликнулась Орда.
— А потом… Что мы делаем потом? Ну давайте же, мы повторяли это сотни раз. Мы?…
Это была самая трудная часть. И без того изборожденные морщинами лица ордынцев теперь и вовсе пошли гармошкой в яростной попытке вырваться из тенет привычного образа мысли.
— Да?… — неуверенно промолвил Коэн.
Профессор Спасли широко улыбнулся ему и ободряюще кивнул.
— Даем?… Их… — Губы Коэна побелели от напряжения. — Ему?
— Точно! Прекрасно. В обмен на яблоко. О сдаче и «спасибо» мы поговорим немного позже. А теперь, Коэн, вот монета. Вперёд.
Коэн стёр пот со лба. Он начал обильно потеть.
— А может, просто сделать ему подсечку и?…
— Нет! Мы в цивилизованном мире.
Коэн, поёжившись, кивнул. После чего, расправив плечи, решительно направился к прилавку. Торговец, с подозрением наблюдавший за странной группкой стариков, натужно улыбнулся ему.
Глаза Коэна остекленели, варвар беззвучно зашевелил губами, как будто повторяя про себя некую роль. Наконец он произнёс:
— Эй, ты, жирный торговец, гони мне все свои… одно яблоко… а я… дам тебе… эту монету…
Он оглянулся. Профессор Спасли поднял большой палец.
— Одно яблоко, и всё? — уточнил торговец.
— Да!
Торговец выбрал яблоко. Меч Коэна снова спрятали в инвалидном кресле, однако торговец, словно предчувствуя что-то, предварительно осмотрел яблоко со всех сторон и удостоверился, что оно хорошее. И только потом взял монету из пальцев Коэна. Что оказалось несколько затруднительным, поскольку клиенту крайне не хотелось расставаться с ней.
— Ну же, почтенный сан, теперь плати, — сказал торговец.
Далее последовали семь очень насыщенных событиями секунд.
Некоторое время спустя, когда вся Орда остановилась в безопасном переулке, Профессор Спасли произнёс:
— Ну а теперь вопрос ко всем: кто может сказать, что Чингиз сделал не так?
— Он не сказал «спасибо»?
— Чиво?
— Нет.
— Не сказал «до свиданья»?
— Чиво?
— Нет.
— Он ударил ему по голове дыней, после чего втоптал в клубнику, сровнял с орехами, поджёг прилавок и отнял все его деньги?
— Чиво?
— Правильно! — Профессор Спасли вздохнул. — Чингиз, у тебя всё так хорошо шло… До последнего момента.
— А чего он начал обзываться?
— «Сан» на агатском языке означает «господин», Чингиз.
— А-а… В самом деле?
— Да.
— Гм-м… Но я же все-таки заплатил за яблоко.
— Верно, но, видишь ли, при этом ты отнял у него все остальные деньги.
— И все-таки за яблоко я заплатил, — с заветным раздражением повторил Коэн.
Профессор Спасли вздохнул.
— Чингиз, у меня складывается впечатление, что несколько тысяч лет планомерного развития частной собственности, закрепленной товарно-денежными отношениями, каким-то образом прошли мимо тебя.
— Что-что?
— Иногда бывает так, что деньги по закону принадлежат не тебе, а кому-то другому, — терпеливо перевел Профессор Спасли.
Орда примолкла, пытаясь освоиться с данным утверждением. Разумеется, им было известно, что теоретически это действительно так. У торговцев всегда есть деньги. Однако в мысли, что эти деньги им принадлежит, виделось что-то глубоко порочное — на самом деле деньги всегда принадлежат тому, кто сумеет их отнять. Торговцы, по сути, не были владельцами, они лишь временно хранили деньги, пока в них не возникала нужда у других людей.
— А теперь, вон там, видите, пожилая дама? Она продает уток, — продолжал Профессор Спасли. — Пожалуй, следующей стадией будет… Господин Вилли, эй, я тут. Уверен, то, на что ты смотришь, очень интересно, но убедительно прошу не отвлекаться. Итак, следующей стадией будет оттачивание навыков социального взаимодействия.
— Ур, Ур, Ур, — утробно пробурчал Калеб-Потрошитель.
— Я это к тому, господин Потрошитель, что тебе сейчас нужно будет подойти к ней и спросить сколько стоит утка, — сказал Профессор Спасли.
— Ур, ур, ур… чего?
— И при этом ты не должен пытаться содрать с неё одежду. С дамы, разумеется, не с утки. Потому что это нецивилизованно.
Калеб поскреб в затылке. Обильно посыпалась перхоть.
— Ну спрошу я, а что потом?
— Э-э… Потом завяжи с дамой разговор.
