правда ничего больше не интересует, кроме этих ужасных кораблей. Вернемся назад и переждем день в каком-нибудь укромном месте. Пускай себе идут куда им надо, сейчас мы все равно ничего не сможем поделать, а подойдем ближе, и нас зачарует их темная песня.
У Феликса все никак не могла выйти из головы эта картина, и он до самой ночи думал о ферасийцах, которых снова заковали в цепи. Неужели они не могли дать отпор? Или может тут замешаны какие-то злые силы, как та странная песня, которая смогла завладеть умами великанов? Когда же он заснул, то ему снилось, как он вновь идет по пустыне, но теперь, где-то в отдалении слышались звуки труб и замученные стоны закованных в цепи великанов. Но продолжалось это не долго, и вскоре Феликс почувствовал, как кто-то дергает его за плечо, пытаясь разбудить.
— Вставай, никс. — проговорил твердый голос, отдающий женственной красотой.
— Что? А, это вы, господин Эн. — прохрипел Феликс, щурясь от направленного в его лицо луча света. — Уже мой черед сторожить?
— Нет. — только и ответил ювелир. — Вставай, я желаю тебе кое-что показать.
Слова Эна заинтересовали Феликса, и остатки сна быстро улетучились. Теперь он понял, что луч света, который был направлен ему в лицо, исходил от взошедшего на небо белого месяца. И когда он только пойдет на убыль? Уже больше недели как не меняет свою форму.
— Что показать? — поинтересовался Феликс, беря в руки сумку со скрижалью, которая до этого времени лежала у него под головой.
— Можешь оставить. — ответил Эн, и Феликс понял, что тот говорит про сумку. — За ней приглядит пастух.
Как только Эн это сказал, Феликс тут же увидел, что за спиной Эна стоит улыбающийся Дэй.
— Постарайтесь не долго. — проговорил тот, садясь у костра. — Скоро мне меняться с Милу, а уж этот мальчишка точно всех перебудит, как увидит, что тебя нет.
Феликс оставил сумку со скрижалью на хранение Дэю, а сам направился вслед за Эном, ведомый сильным чувством любопытства и толикой страха. Все же места эти были неспокойные, и зоарийцы все еще могли рыскать где-то поблизости. Пока Феликс думал про это, то заметил, что в руках у ювелира был тот самый погребальный меч, который он так старательно заматывал белоснежным саваном несколько дней назад.
— Куда мы идем? — еще раз спросил Феликс, но вновь не получил ответа.
Они вышли из своего укрытия в скалах и направились в сторону еще одной каменной громадины, которая виднелась на горизонте. Ее наполненный древним величием вид внезапно показался Феликсу смутно знакомым, будто бы он уже видел ее где-то раньше. В белом свете месяца, который будто бы специально выделял эту гору среди остальных подобных ей скал, Феликс подумал, что в этом живописном пейзаже чего-то не хватает. И как только он это подумал, до его ушей донесся еле уловимый всплеск воды. Пройдя дальше за Эном, он преодолел очередную песчаную дюну и увидел, что внизу, по пути к горе, протекает красная река. Как только он ее увидел в его памяти тут же возник образ золотого города великанов, купающегося в ярких лучах полуденного солнца. Вот где Феликс видел эту гору — в своем сне про Арка! Здесь когда-то возвышался белокаменный Ферас — город великанов, разрушенный варварской армией ашурийцев. Теперь же этот красивый город лежал в руинах, похороненный под толщей сверкающего песка. На некоторых скалах еще можно было различить остатки древних статуй и куски высоких стен, сумевших удержаться под напором безжалостных завоевателей. Где-то высовывались из песчаных волн острые смотровые башни, а вдалеке можно было увидеть обложенные мозаикой стоки, через которые в город попадала вода из красной реки. Они так и вовсе остались нетронутыми. И все же было грустно видеть этот великий город, который, вопреки наказу Арка, так и не смог возродиться. Утешением служило лишь то, что его благородную архитектуру смог отчасти перенять Эль-Хафа, и знания ферасийских зодчих не сгинули окончательно.
Погруженный в свои мысли, Феликс сам не заметил, как спустился вместе с Эном к красной реке. Теперь она была не такой полноводной, как раньше. Песок взял ее в свои неумолимые тиски, захватив оба берега и сжимая их, словно кузнец клещи. Теперь река больше походила на ручеек, и пересечь ее не составило большого труда. Оказавшись на другом берегу, Эн повел Феликса дальше, прямо к тому месту, где когда-то находились исполинские резные ворота. Теперь на их месте была лишь огромная расщелина в скале, доверху занесенная песком и тяжелыми камнями.
— Очень обидно, что мы не смогли увидеть это место в расцвете его величия. — грустно промолвил Феликс, когда они шли к воротам.
С каждым их шагом месяц все сильнее освещал гору, и вскоре глаза Феликса стали уставать от такого яркого свечения. Ночь совсем не ощущалась, и если бы Феликс не знал сколько сейчас времени, то подумал бы, что идет к горе под лучами полуденного солнца. Это все было очень необычно, но Феликс так и не получил ответа на самый первый заданный им вопрос — зачем вообще Эн привел его сюда? Ясно же, что город заброшен, а увидеть его они могли и днем, когда снова отправились бы в путь. И тут взгляд Феликса вновь упал на замотанный меч, который держал Эн, и разгадка сама собой появилась у него в голове.
— Ваш покойный друг был из племени ферасийцев? — высказал он свое предположение, уже зная, какой будет ответ.
— Твои мысли опять оказались верны, никс. — наконец ответил Эн, остановившись, и внимательнее осматривая гору. — Когда-то я дал ему свое обещание, и сегодня его исполняю. — Эн бросил взгляд на меч в своей руке, а затем прибавил: — Пусть ты и был упрямым стариком, неумело скрывающим от меня свои мысли, я все равно не вправе отказываться от своих слов.
Феликс догадался, что эти слова были адресованы не ему, но после них Эн обратился уже к маленькому никсу. Все еще находясь к Феликсу спиной, тот немного повернул голову и уже насмешливо бросил через плечо:
— Ты, как я помню, хотел увидеть настоящий народ кирфал?
Подул ветер, сначала легкий, словно любовное дуновение молодой девушки, но с каждой секундой все прибывающий в силе. Взметнулись плащи, и Феликс увидел, как светящийся песок кружит вокруг них, скрывая от взора все, кроме самой горы, которая стала видна еще более отчетливее. Белый свет месяца на секунду ярко вспыхнул, да так, что на гору стало больно смотреть, словно она превратилась в слепящее солнце,
