девчонка, как только она переступила порог нашего дома. Катя не хочет этого признавать, потому что, конечно, именно она привела эту чертову женщину в их круг. Еще одна чертова глупость, которую совершила Катя, но она всегда удивляется, когда все это разлетается у нее перед глазами.
— Ясмин Уэзерхед работает в PR, а не в IT, — сказал Страйк.
— Вы ошибаетесь, — сказал Иниго со всем высокомерием человека, не привыкшего к противоречиям. — Она очень хорошо разбирается в компьютерах, очень знающая. Однажды у меня были проблемы с моим, и она все исправила.
— У вас есть причины думать, что она Аноми, кроме того, что она работает в IT?
— Конечно. Я слышал, как она призналась в этом, — сказал Иниго, теперь уже со злобным торжеством. — Я сопровождал Катю на рождественскую вечеринку в этом проклятом арт-коллективе. Мне понадобился туалет. Свернул не туда, а там была Ясмин в обнимку с тем отвратительным человеком, который там заправляет.
— Нильс де Йонг? — сказал Страйк, впервые доставая и открывая свой блокнот.
— Я не знаю, как его зовут, черт возьми. Огромный стог сена. От него воняло травой. Он только что говорил мне об Эволе.
— Эвола? — повторил Страйк, теперь он писал. У него возникла мысль, что он недавно слышал это имя, но не мог вспомнить, где.
— Юлиус Эвола. Крайне правый философ. Умопомрачительные расовые теории. Мой довольно решительно эксцентричный одноклассник в Рэдли был к нему неравнодушен. Он таскал с собой “Миф крови” и демонстративно читал его во время еды.
Эти двое не поняли, что я там был. Там, где они стояли, было темно, и я не сделал никаких шагов, очевидно, — сказал Иниго, снова указывая на свое инвалидное кресло. — В любом случае, я слышал, как она сказала. “Я — Аноми”.
— Вы уверены в этом? — спросил Страйк.
— Я знаю, что я слышал, — сказал Иниго, его челюсть сжалась. — Идите и допросите этих двоих. Насколько я знаю, они заодно. Он может быть Морхаузом, не так ли?
— Ах, вы знаете имя партнера Аноми?
— У меня не было другого выбора, кроме как знать, — фыркнул Иниго. — Между Катей и Блэем, бесконечно болтающими об Аноми и этой проклятой игре, и Кеа, беспокоящейся, что ее обвинят, я настолько хорошо информирован, насколько может быть информирован человек, практически не заинтересованный в этом деле.
— Вы рассказали Кеа свою теорию об Аноми? — Страйк спросил Иниго.
— Да. — Его тон смягчился. — Она не верит в это. Она наивная в некотором смысле. Нездоровая. Она убеждена, что Аноми — недобросовестный скаузский художник, который живет в этой чертовой Норт Гроув. Нечто Пресли, кажется, его зовут. Он тоже был на той вечеринке. Он наглый маленький ублюдок, и, судя по всему, однажды он совершил сексуальное насилие над Кеа, когда затащил ее в свою спальню. Отвратительно, — сплюнул Иниго. — Естественно, это оставило свой след. Кеа говорит, что этот Аноми затеял с ней сексуальную игру в Интернете, что навело ее на мысль, что это и есть тот самый Пресли.
Кеа невинна, — сказал Иниго, и цвет его лица снова стал ярким. Она не понимает, в какие игры играют люди. Ей и в голову не придет, что женщина попытается заманить ее в сексуально компрометирующий разговор.
— Как вы думаете, чего Ясмин могла бы добиться, сделав такое?
— Власти над ней. Что-то, что можно использовать против нее, угрожать ей. Ясмин очень манипулятивна, не говоря уже о том, что она шпионит.
— Что заставляет вас так говорить?
— Ее поведение в нашем доме, — сказал Иниго. — Она придумывала предлоги, чтобы зайти, если Блей и Ледвелл были недоступны, или забывала передать электронную почту, или еще что. Глаза повсюду. Маленькие вопросы. Поиск информации. О, я понимаю, как Катю сначала взяли в оборот. Ясмин притворялась обеспокоенной и сочувствующей, ничего сложного. Потом, постепенно, пришло понимание, что она паразит, чистый и простой. Она — Аноми.
Они услышали, как открылась входная дверь, и появился Гас, нагруженный пакетами с продуктами из “Сэйнсбэрис”, а за ним Робин, которая выглядела напряженной.
— Папа, — сказал Гас, — мне придется уйти, если я хочу успеть…
— И я должен все это убрать, да? — потребовал его отец.
— Я уберу молоко и прочее, — сказал Гас, который, казалось, разрывался между страхом и отчаянным желанием уйти, которое сделало его, возможно, нетипично напористым, — но если я не уйду сейчас…
Он поспешил на кухню и начал доставать из пакетов бутылки с молоком и другие скоропортящиеся продукты и торопливо укладывать их в холодильник.
— Кто виноват, — злобно крикнул отец через плечо, — что тебе нужны дополнительные занятия, потому что ты отстаешь? Кто виноват, ты, чертов малявка?
Гас, чье выражение лица было скрыто дверцей холодильника, не ответил. Иниго снова повернулся к Страйку и безапелляционно сказал,
— Я больше ничего не могу вам сказать. Это все, что я знаю. Все это вызовет у меня бесконечный стресс и расстройство, — добавил он с новым приливом гнева.
— Но кто виноват, — сказал Страйк, поднимаясь на ноги — он устал от этого надутого, высокомерного, озлобленного человека, и ему не нравился контраст между тем, как он обращался со своими детьми, и тем, с какой заботой он относился к симпатичной молодой женщине, которая так искусно ухаживала за ним, — что вы скрыли от жены, что тайком общались с Кеа Нивен?
Робин увидел, как Гас оглянулся, широко раскрыв глаза, когда закрывал холодильник. На краткий миг казалось, что Иниго задыхается. Затем он произнес низким рыком,
— Убирайтесь к черту из моего дома.
Глава 78
Зачем мне хвалить тебя, блаженная Афродита?
Ты не направляешь,
А скорее с противоречием разделишь мой разум…
Кэтрин Брэдли и Эдит Купер
Ψάπφoι, τί τ?ν πoλύoλβoν— Aφρóδιταν
— Кто это был по телефону? — Страйк спросил Робин, как только оба вернулись на тротуар. Ему показалось, что ее напряженное выражение лица связано со звонком, который она только что приняла. Робин отошла на несколько футов от входной двери Апкоттов и повернулась к нему лицом.
Полиция. Они следят за парнем из Халвенинга. Час назад он поехал на Блэкхорс-роуд и сфотографировал квартал, где находится моя квартира.
— Черт, — сказал Страйк. — Ладно,
