Юлиус Эвола. Крайне правый философ.
— Эвола? — повторила Робин. — Мне кажется, что я где-то видела это имя…
— Да, мне тоже казалось, что я недавно слышал его, но я не мог вспомнить где.
Робин посидела немного, перебирая в памяти, потом сказала,
— О, конечно. Я сказала это тебе. Я — Эвола.
— Что? — сказал Страйк, сбитый с толку.
— Это имя пользователя одного из троллей, которые ошиваются в Твиттере среди фанатов Чернильно-Чёрного Сердца. Я — Эвола. По сути, он второй Ученик Лепина, который говорит девушкам, чтобы они убили себя, или что они уродливые шлюхи.
— А, — сказал Страйк. — Да, я помню… Я полагаю, тебе нужно будет купить кое-что, если мы собираемся остановиться в пансионе? Потому что мне нужно. Нет, к черту, — сказал он, потянувшись в карман за своим телефоном. — Я не в том настроении, чтобы прозябать. Это деловые расходы; давай поедем в приличное место.
Когда он опустил взгляд на экран своего мобильного, то обнаружил, что его ждет новое сообщение от Мэдлин. Судя по паре видимых предложений, оно было длинным. Он смахнул его, не читая, и погуглил, где можно остановиться в Уитстейбле.
— Marine Hotel выглядит неплохо. Три звезды, на берегу моря, прямо по дороге… Я позвоню им сейчас…
Но прежде чем он успел это сделать, телефон в его руке зазвонил. Это была Мэдлин.
— Я выйду на улицу, — сказал Страйк.
На самом деле, он не хотел, чтобы Робин видела, как он отправил звонок на голосовую почту. Он вышел из машины. Гас и Range Rover уже уехали: на их месте стоял старый Peugeot, из которого высаживалась семья с двумя маленькими мальчиками. Страйк отошел от BMW, его телефон все еще звонил, и поднялся по короткой бетонной лестнице, которая вела вверх с парковки, остановившись на вершине, чтобы посмотреть на широкое морское пространство за галечным пляжем. Он хотел бы спуститься по ступенькам с другой стороны, но его протез определенно не справился бы с неустойчивой поверхностью, поэтому вместо этого он глубоко вдохнул знакомый, успокаивающий солоноватый запах, наблюдая, как море закручивается в кружевную рябь вокруг длинного деревянного волнореза, а его мобильный звонил в руке. Когда он наконец перестал звонить, он открыл сообщение, которое Мэдлин, несомненно, ожидала, что он прочтет перед их следующим разговором.
Если ты сердишься на меня, я бы предпочла, чтобы ты сказал мне об этом, а не молчал. Чего я не могу вынести, так это когда мне лгут и принимают за дуру. Когда мужчина делает вид, что женщина, с которой он работает, обслуживает номер, он не должен удивляться, что его девушка что-то заподозрила и разозлилась. Я слишком стара, чтобы играть в глупые игры, я проходила через подобное дерьмо слишком много раз, и я не согласна с тем, что тебе говорят прозрачную ложь о том, где ты и с кем ты. Я уверена, что ты сочтешь меня собственницей и неразумной, но для меня это вопрос элементарного самоуважения. Меня предупреждали, что ты такой, я не послушала, и теперь чувствую себя чертовой дурой, раз вообще к тебе подошла. После вчерашнего вечера я думаю, что должна поговорить с тобой по-настоящему, а не гоняться за тобой по смс, так что, пожалуйста, позвони мне.
Страйк, ничего не выражая, набрал номер голосовой почты и прослушал сообщение, которое только что оставила Мэдлин, состоящее из трех слов, произнесенных холодным голосом: “Пожалуйста, позвони мне”.
Вместо того чтобы сделать это, Страйк позвонил в отель “Марин”. Сняв два номера на ночь, он вернулся к BMW и Робин с пустым лицом.
— Мы остановились в отеле “Марин”. Ты в порядке?
— В порядке, — сказала она, взяв себя в руки.
— Хорошо, — сказал Страйк. Пойдем, перекусим, купим зубную пасту и носки, и мы сможем снова войти в эту чертову игру, как только окажемся в отеле.
Глава 79
Любовь приходит только по зову любви,
И жалость просит его напрасно;
Потому что я не могу дать тебе все,
А ты мне ничего не возвращаешь.
Мэри Элизабет Кольридж
Неискреннее пожелание, адресованное нищему
Купив различные необходимые вещи для ночлега и перекусив сэндвичами в местном кафе, Страйк и Робин прибыли в отель “Марин” в два часа дня. Длинное здание из красного кирпича со множеством фронтонов и дверей на улицу имело белые деревянные балконы по всей длине. Отделенное от тротуара низкой аккуратной живой изгородью, оно выходило на пляж через дорогу и выглядело нарядным и ухоженным.
По телефону Страйку сказали, что ему повезло снять два последних свободных номера на эту субботу вечером, и, когда он увидел фасад отеля, когда они выезжали на заднюю парковку, у него зародилась оптимистичная надежда, что он сможет по крайней мере провести предстоящий разговор с Мэдлин с одного из этих балконов с видом на море, желательно с виски из мини-бара в руке.
Это горько-сладкое видение было разбито на стойке регистрации, где крупный мужчина в костюме бодро повторил, что им очень повезло, что им достались только два свободных номера, которые находятся на последнем, свободном от балконов этаже.
— Номера тридцать и тридцать два. Поднимитесь по лестнице, пройдите два раза назад, поднимитесь на следующий пролет, затем еще один пролет до ваших комнат.
— Есть ли лифт? — спросил Страйк, взяв ключи и передав один Робин.
— Есть, — ответил тот, — но не до этих комнат.
С короткой улыбкой он повернулся, чтобы поприветствовать пару, стоящую прямо за Страйком.
— Отлично, — прорычал Страйк, когда они поднялись по первой узкой лестнице, покрытой ковром в стиле семидесятых с узором из оранжевых и коричневых листьев. — И никакого предложения помочь с багажом.
— У нас нет никакого багажа, — резонно ответила Робин: у каждого был небольшой, не особенно тяжелый рюкзак.
— Не в этом дело, — пыхтел Страйк, когда они подошли ко второму пролету. Его подколенное сухожилие устало от лестниц, и конец культи снова начал побаливать.
— Три звезды не означают обслуживание типа “Ритц”, — сказала Робин, забыв о негласном табу на упоминание “Ритца” после их вечера там. — В любом случае, я думаю, это лучшее, что бухгалтер позволит нам получить.
Страйк ничего не ответил: его культя начинала дрожать от усилий при подъеме, и он боялся, что спазмы предыдущего утра вот-вот повторятся. Третий лестничный пролет привел их
