Затем в зале суда появились две свидетельницы – жена фонарщика Ульяна Шаховская‚ «совсем опустившаяся женщина в изорванном платье»‚ и нищенка Волкивна‚ оборванная‚ спившаяся‚ с осипшим от пьянства голосом. Женщины начали обвинять друг друга во лжи: Шаховская утверждала‚ что Волкивна говорила ей о человеке с черной бородой‚ который тащил мальчика в печь‚ а Волкивна категорически отрицала. Это о них сказал председатель киевской судебной палаты: «Свидетели эти из той категории‚ к которым сама обвинительная власть не может относиться иначе‚ как с брезгливостью».
А чиновник департамента полиции в ту же ночь телеграфировал в Петербург: «Версия похищения Ющинского человеком с черной бородой не подтвердилась».
5
Процесс над Бейлисом шел своим чередом‚ и чиновники обеспокоено докладывали в Петербург: «Жандармы‚ охраняющие присяжных‚ передают‚ что присяжные между собой говорят: «Як судить Бейлиса‚ коли разговоров на суде о нем нема»…»
Обвинители получили письмо от «группы русских дворян‚ горячо относящихся к вашей работе»: «Ради Бога‚ – писали они‚ – говорите же наконец о Бейлисе… Ведь он сидит на суде‚ как невинный агнец‚ о нем ни слова‚ ни звука… Если Бейлис лично не виноват‚ то, во всяком случае, убийство Ющинского жидами должно быть доказано. На вас вся надежда…» Департамент полиции поставил под надзор почтовую переписку‚ которая имела отношение к процессу; письмо «группы русских дворян» было просмотрено и доставлено адресату. Но когда некий адвокат из Вильно направил защитнику Бейлиса письмо с полезными советами‚ директор департамента полиции повелел собственноручно: «Послать в день окончания процесса».
В зале суда крепло убеждение‚ что Ющинского убили в квартире Чеберяк‚ и после ее допроса гражданский истец Шмаков записал в дневнике‚ не предназначенном для посторонних глаз: «Провралась стервоза Чеберячка… В этом заключается всё дело». Но тот же самый Шмаков заявлял на суде: «Шайки не было. Шайка выдумана защитой… Я понимаю‚ что русский человек может зарезать‚ может зверски убить сразу‚ в два-три удара. Но чтобы он сорок семь ран нанес‚ чтобы он так истязал невинного младенца‚ творение Божие‚ допустить этого русский человек не может».
Защитники Бейлиса вызвали на суд свидетеля С. Махалина‚ в присутствии которого вор Сингаевский однажды сказал: «Да‚ это наше дело… Я‚ да Борька‚ да Ванька Рыжий убили байстрюка‚ чтобы не болтал». Тот же Сингаевский говорил‚ что напрасно они спрятали тело так близко: надо было «в Днепр спустить или повезти в корзинке в Москву и по дороге сбросить». Встреча Махалина с Сингаевским стала одним из кульминационных моментов процесса. В газетах писали: «Очная ставка с Махалиным захватила Сингаевского врасплох‚ и он‚ видимо‚ был потрясен ею. Взглянул‚ сразу признал‚ но долго не решался сказать‚ что знает. Эти мгновения произвели более сильное впечатление‚ чем весь допрос. На лице Сингаевского был прямо животный страх…» – «Показания Махалина произвели огромное впечатление… Присяжные зашевелились. Большое движение в публике. После таких показаний обвинение Бейлиса просто немыслимо…» – «Когда выходили в перерыве лица‚ видевшие очную ставку‚ везде только и было слышно: преступление открыто‚ мы видели убийцу…»
После допроса свидетелей началось слушание экспертов. Хирурги профессор Е. Павлов и профессор А. Кадьян определили‚ что преднамеренного обескровливания не было‚ и чиновники сообщили в Петербург: «В общем‚ медицинская экспертиза – не в пользу обвинения». Психиатры академик В. Бехтерев и профессор А. Карпинский опровергли психиатрическую экспертизу обвинения‚ исключив предумышленное «собирание крови», и установили‚ что у убийц было «единственное намерение – лишить Ющинского жизни». Наконец подошла очередь католического ксендза Иустина Пранайтиса‚ которого вызвали из Ташкента‚ и чиновник докладывал в Петербург: «Весь ход процесса будет зависеть от того‚ насколько воспримутся темной массой заседателей аргументы ксендза Пранайтиса‚ убежденного в наличности ритуальных убийств».
На предварительном следствии священник А. Глаголев – профессор Киевской духовной академии, знаток еврейского языка и Талмуда – отрицал употребление евреями христианской крови. Прокуратуру не устраивало такое заключение‚ а потому появился на суде ксендз Пранайтис‚ единственный эксперт обвинения по ритуальным вопросам. В секретной переписке его именовали «лицом‚ сведущим в вопросе о ритуальных убийствах»‚ в полиции на него составили такую характеристику: «Ксендз Пранайтис известен департаменту как лицо‚ относящееся весьма не сочувственно к евреям и‚ в частности‚ к их деятельности в Туркестанском крае». Лондонский корреспондент писал о нем: «Пранайтис – одна из самых поразительных фигур на процессе: это тощий католический священник с нависшими бровями‚ одетый в рясу‚ с большим золотым крестом с изображением Христа‚ свисающим с пояса на серебряной цепи».
Выступление Пранайтиса на суде длилось одиннадцать часов. Он пытался доказать‚ что Ющинского убили по всем правилам ритуального убийства‚ и в подтверждение своих выводов ссылался на книгу монаха Неофита из Молдавии. Неофит выдавал себя за крещеного раввина‚ знакомого с еврейскими тайнами‚ и утверждал‚ что «человеконенавистные и христоненавистные евреи» употребляют кровь при обрядах бракосочетания‚ погребения‚ обрезания младенцев‚ а также при изготовлении мацы, поэтому «они воруют во множестве детей, которых держат взаперти до своей пасхи».
В книге Неофита «Опровержение иудейской религии и ее обрядов», в главе под названием «Тайна сокровенная, но ныне открытая», сказано: еврейский народ подлежит проклятию за то‚ что не принял Иисуса Христа. По этой причине «все европейские евреи имеют коросту на седалище‚ все азиатские имеют на голове паршу‚ все африканские имеют чирьи на ногах‚ а американские имеют болезнь глаз‚ то есть страдают трахомой, вследствие чего безобразны и глупы…»; против этих болезней «вселукавые раввины» нашли лекарство для исцеления – христианскую кровь.
Но и это не всё: четыре раза в году‚ как уверял Неофит‚ «на кушаньях евреев… сверху‚ из воздуха‚ оказывается какая-то кровь… и если от этих кушаний вкушает какой-нибудь еврей‚ то он тотчас умирает»: единственное спасение – христианская кровь. На суде зачитывали отрывки из этой книги‚ и в лондонской газете отметили с удивлением: «Если Неофит прав‚ то непонятно‚ каким образом такой обширный спрос на кровь и не менее обширное предложение до сих пор были скрыты от всеобщего внимания?»
После выступления Пранайтиса его учитель краковский архиепископ Симон заявил: экспертиза Пранайтиса «несерьезна и лишена теологического значения»‚ а его «познания в Талмуде и еврейской письменности поверхностны». На суде в этом могли убедиться многие; защитники просили Пранайтиса объяснить значение некоторых терминов из Талмуда‚ а он отвечал: «Не знаю‚ не знаю». Пранайтису даже приготовили ловушку – по поводу названия одного из трактатов Талмуда «Баба Батра»‚ что в переводе означает «Последние врата». Защитники спросили его: «Когда жила Баба Батра и в чем заключалась ее деятельность?» Пранайтис и на это ответил: «Не знаю»‚ а чиновник-наблюдатель немедленно доложил в Петербург: «Ввиду дилетантских знаний… экспертиза Пранайтиса имеет весьма малое значение».
На суде выступали гебраист академик П. Коковцов и профессор Петербургской духовной академии И. Троицкий‚ который сказал среди прочего: «Еврейская религия вообще против убийств. Основные заповеди евреев заключаются в том, что им запрещены разврат и убийство…» Чиновник-наблюдатель отметил в докладе начальству, что эти эксперты «дали заключение‚ исключительно благоприятное для защиты‚ восхваляя догматы еврейской религии‚ не допуская даже возможности совершения ими религиозных убийств». Многочасовую речь произнес московский раввин Я. Мазе; со ссылками на Библию и Талмуд он доказывал‚ что Закон запрещает евреям употребление какой бы то ни было крови. «Это немыслимо. Скорее у евреев можно было бы допустить изуверство в смысле доведения до крайности догмы неупотребления крови».
Римские папы в своих буллах неоднократно запрещали обвинять евреев в ритуальных убийствах‚ но ксендз Пранайтис заявил на суде‚ что эти буллы подложны. За несколько дней до начала процесса защита попыталась получить копии булл из архивов Ватикана‚ и по просьбе лорда Ротшильда статс-секретарь Ватикана кардинал Мерри дель Валь заверил копии своей подписью. Закон требовал‚ чтобы кардинальская подпись была подтверждена в русском посольстве при Ватикане‚ лишь после этого копии можно было представить в суд. В посольстве решили не давать в руки защиты столь важный документ‚ и заверенные кардиналом копии пролежали там до вынесения приговора. Западные газеты перепечатали переписку Ротшильда с кардиналом; о существовании заверенных копий знали председатель суда‚ прокурор, гражданские истцы, а также защитники Бейлиса‚ которые не могли представить суду эти документы‚ – ничего не знали только присяжные заседатели‚ изолированные в здании суда от всех событий в мире. А Шмаков издевательски говорил в заключительной речи: «Таких булл не только не бывало‚ но и не могло быть».
