Давид замолчал, сделав осознано паузу и, Ваня, заглотив крючок, вдохновенно продолжил за него:
— Постой-постой… Выходит, весь полночный бред, весь заоблачный кошмар любого из нас, может выскочить на прогулку? На прогулку в реальность? Я правильно понял?
— Не округляй глаза! В принципе, ты был готов услышать это. Мне остаётся подправить тебя там, где ты не совсем корректно допонял. Паника, отчаяние — рассадник нежелательных флюидов. Страх, я скажу тебе, аморфное вязкое чувство, передающееся по воздуху от одного биологического вида к другому. От другого к третьему. В многолюдье страх особенно осязаем. Это зараза из зараз и охватывает поголовно всех тонущих в море, спасающихся в огне, в общем, там, где присутствует риск гибели. Это касается ВАШЕЙ реальности. Здесь же, представь себе, что над вами установлен мощный усилитель и любой мерзлявый страшок не просто перекатывается в воздухе, а ухитряется уйти через проход и подпитать отстойники «чёрных дыр» тонкого мира. Носителей тогда распирает в три крата. Их вибрация настолько непомерно велика, что они способны одеть ваши страхи в одежды и вытолкнуть наружу. К ВАМ. Вот таков механизм передачи данных. Никакой мистики, всё элементарно. Теперь детали… Рождаемые прообразы по структуре своей крепче, чем видения, но, отнюдь, не органическая плоть. Жизнь таких подкорочных созданий непродолжительна. Составляет от десяти до тридцати минут. Сюда входят ошибки молодости, тяжкие воспоминания, просто кошмары… Вся эта подножная часть разума, может статься, пожаловать в гости. Шибко не загостится, да и физически никого не ранит. А вот психически… Может пошатнуть. Однако ж, не зря говорят: предупреждён — вооружен. Хотя… Не обольщаюсь на этот счёт. По возвращение назад, твой мозг отсеет ЭТО как хлам, как не нужное. Но зато когда запахнет жаренным, ты наверняка будешь готов. И помни! Кресты, молитвы, матерки — всё это пустое, всё это мимо. Ключ не к той замочной скважине. Самый лучший антогоник страху — это пренебрежение к нему. Смейся, язви, иронизируй! Ты это умеешь лучше всех, тормоши остальных! Особенно свою Наташу…
Ваня громко рассмеялся и тут же понял: переиграл актеришка. Не больно-то тебе весело…
— Спасибо, зёма, за цэу, нет слов! Бродячий по тайге маразм — это мило! Это замечательно и даже оригинально! Знаешь, я думаю, пережить это можно и даже словить кураж, наверное. Ты же утверждаешь в физическом плане, нет угрозы?
Давид отрицательно помотал головой.
— Во-о! А коли знаешь расклад, значит, знаешь чего ждать. Спасибо тебе отдельно за предупреждение и моё вооружение! Только, Давид, вопрос в другом. Проблема иная! У нас шляпа: мы не можем распрощаться с этим чудесным холмиком. Спустимся, а он нас обратно к себе: «цыпа, цыпа!» Дважды вот так возвращал. Нельзя ли пошагово объяснить, что надо сделать или не сделать, чтобы эта гора сто пудово отъе…сь!
Давид, в отличие от Вани, рассмеялся искренне.
— Крепкое словцо у вас в чести Иван Валерьевич.
— Не Валерьевич… Петрович.
— Не Петрович, а именно Валерьевич. Ну, об этом потом. Вернёмся к насущному! Ванюша, тут нет конкретного решения. Выход, конечно, существует, но сложность состоит в том, что проходы каждого из вас открыты одновременно. А это значит, исходящие нити тянутся хвостом за вами в ВАШ мир и всё бы ничего, но они эти хвосты туго переплетаются между собой, что уже создает неразрешимый парадокс. Ну, представь, к примеру, запутавшиеся настройки кабеля! Невозможно протащить свой провод и три метра, сцепка с соседями не даст. Метафорично, но нечто похожее и ЗДЕСЬ. Вы запутались плотненько, и размотать этот путаный клубок сможет самый терпеливый, самый дотошный, самый злой и упрямый. Я не берусь моделировать исход. Их может быть несколько. Но даже самый безысходный вариант не означает физическую смерть. Вы, ребята, подвешены на стыке двух миров, время здесь реверсивно и как таковое абстрактно, что сводит само определение в пыль. ЗДЕСЬ границы возможностей другие. Следовательно, и понимание должно быть иное. Молчи! — Давид сделал останавливающий жест. — Слышу твою резкую шутку «короче, Склифосовский!» Буду короче, буду! Если выход найдётся, Ваня, то через определённый путь. И дорогу вымостит один из вас. Не все! Только один. Не факт, что ты! Не факт, что Люся! Но… Один только сможет разобраться и один вытащит группу… Если захочет.
— Что? — Ваня недоумённо поглядел на Давида. — К чему это? Последние два слова? Если захочет…
— Есть нюансы, Ваня. Есть нюансы… В трёх словах не объяснить. Мозаика в голове сложится не сразу и не сейчас. А пока не могу ничего добавить к тому, что сказал.
Давид сидел к Ивану вполоборота и тот только сейчас обратил внимание, что собеседник поменял облик. Густая волнистая шапка волос, здоровый цвет округлого лица, узкие стильные очки — Давид представлял молодого сына Шелеха до возникновения онкологической проблемы. Смена внешности Давида никак не удивила Климова, особенно если учесть ту череду чудес, что пронеслась вокруг него недавно. Карябало внутри другое. Необъяснимое чувство чего-то пропущенного в разговоре с Давидом беспокоило ум. А вот что Ваня не мог определить, вспомнить… Что же там было? Чем он его задел.
— Тебя беспокоит вопрос твоего настоящего отчества. — Ответил на его мысль Давид. — Именно настоящего, а не того, что тебе присвоили в детприёмнике. В детдомах используют принцип алфавитного порядка. При приёме подкидышей шибко не заморачиваются. Иван, Василий, Пётр — не углубляясь, лишь бы заполнить метрику. То же самое обстоит с отчеством. Если мама — икс, а папа дважды икс, в дело вступает фантазия. Так и получаются Андреевичи, Петровичи и Владимировичи. Спросишь, откуда я знаю твоего отца? Я твоё подсознание и знать твои подкорни — моя прямая суть.
— И? — Ваня сделал глубокую паузу. Желание боролось с каким то психозом, страхом узнать лишнего. Он сглотнул слюну, но вопреки себе затянул молчание. Давид сам пришел к нему на помощь.
— Тебе не терпится узнать обстоятельства твоего происхождения. Обычная история, каких пруд пруди. Молодую девушку охмурил некогда пылкий юноша. Девчонка, приехавшая из далёкого села, была проста и доверчива, а молодой человек прожжённый коллекционер наивных дурочек. Впрочем, их роман остался бы романом, если бы влюблённая девочка не потеряла бы голову напрочь. Их встречи отнюдь не носили пуританский характер, и кончилось тем, что довстречалась она с парнем до первых признаков беременности. Поскольку они оба являлись студентами первого курса педагогического института, то каждый отнёсся к проблеме по-своему. Она предвосхищала скорую свадьбу и счастливую семейную жизнь. Он же, понятно, не видел себя в роли папаши и давал ей уклончивые невнятные ответы. Валера, как ты понял, это был твой отец, мучительно искал выход из создавшегося положения. Грубо порвать с девушкой мешала боязнь приобрести нежелательную огласку, что в корне подрывало реноме комсомольского вожака. Жениться — за вариант даже не принимался и не шёл в расчёт, поскольку Валера планомерно строил свою жизнь и в будущей семейной фамилии не видел Наташу… Твою маму.
— Мою мать звали Наташа? — Округлил глаза Ваня.
— Да. Может, поэтому ты патологически тянешься к этому имени. В общем, батька твой словчил тогда, как нельзя удачно. Благодаря связям своих родителей он перевёлся втихарца в такой же пед. институт только при другом городе, благо и в Ангарске у него жили родственнички и могли подставить тёплое крылышко.
— Тварь. — Сдавленно прошипел Ваня.
— Что? — Вопросительно поднял бровь Давид и, не дождавшись ответа, бодро продолжил: — Наташа была в страшном ударе. Кроме того она упустила момент, когда прерывание было допустимо. Теперь оставалось только рожать. Но что ждало мать-одиночку, имевшую комнатёнку в общаге и не имевшую возможности даже доучиться. Родители далеко, а если бы были близко… Чтобы сказал отец, когда бы увидел её живот и не увидел рядом зятя. А мать? Как бы повела себя она, та, что учила её с малолетства искусству осторожных взаимоотношений с сильным полом. Выход был один. Тяжёлый, но верный. И девушка, пока носила тебя в себе, совершала это преступление часто в образах и представлениях. Поэтому когда настал момент истины, она это сделала легко и без колебаний. Ты остался на летней скамейке, в припарковой зоне, брошенный и плачущий. Не понимаю, чего бы ей на прощание не сунуть тебе титьку в рот! Извечный эгоизм. Тебя подобрала милиция, А к вечеру ты уже был в детдоме. Таково твоё восхождение в жизнь, под казённым именем и чужой фамилией. Настоящая, если хочешь знать, Кришевич — по отцу. А по матери — Лапин.
Ваня подавленно молчал, пока не зная, что делать со свалившейся на голову информацией, но Давид похоже не собирался останавливаться.
— Хочешь по отцу полную развёртку? — Спросил он и сделал небрежный тычок пальцем, куда-то в сторону. Тут же в ночном воздухе появилась светящаяся точка, величиной сначала с муху, затем увеличилась до размера яйца и, неожиданно кружок вытянулся диагоналями в правильный прямоугольник. Перед сидящими в креслах людьми возник, ни дать ни взять, экран на голом месте без намека, на какой либо источник питания. Молочный фон «телевизора» сменился портретом розовощёкого юнца в косоворотке и с длиннющей, но ухоженной гривой волос, расчёсанной наискось чёлкой на правую бровь. Улыбочка знающего себе цену ловеласа и нахальный прищуренный взгляд напоминали Климову кого-то, уж не себя ли…
