– Отец, это возмутительно!
– И деньги, понимаете ли, достанутся ему.
– Отец, я не думаю о деньгах.
– Тем лучше. – Граф со злорадством взглянул на сына. – Деньги, деньги, деньги! – произнес он радостно. – Они для того, чтобы жить в свое удовольствие. Пожалуй, я все и потрачу. – На самом деле граф был намного богаче, чем думал сын, и это чрезвычайно его веселило. – А знаете, Боктон, – спохватился он вдруг, – я собираюсь построить на следующий год новый дом. В Риджентс-парке.
Во времена недееспособности несчастного короля Георга страной управлял его наследник, принц-регент; этот период длился так долго, что был назван Регентством. И что бы ни думали о принце-регенте – человеке, бесспорно, пустом и ленивом, – никто не отрицал, что он обладал стилем. Широкую, обустроенную колоннами городскую артерию Риджент-стрит проложил его архитектор Нэш, уже приступивший к проекту еще замечательнее – оштукатуренным домам и великолепным особнякам по контуру подковы Риджентс-парка. Граф наблюдал за лордом Боктоном, который, пребывая в неведении насчет всего этого, не сумел скрыть гримасу, исказившую лицо при мысли о дороговизне затеи.
– У вас есть внук, сэр, о котором тоже не следует забывать, – с укоризной произнес он.
При упоминании внука взгляд графа немного смягчился. Маленький Джордж был совершенно другим делом. Но мужчина не собирался испортить себе развлечение.
– И возможно, отец, вы все-таки чуточку стары для таких затей, – продолжил лорд Боктон.
– Вовсе нет, – искренне возразил тот. – Я проживу до ста. А вам будет за семьдесят. – Он выглянул в окно. – Никакого бунта. Все спокойно, Боктон. Ступайте домой.
И старый великосветский повеса ушел с Карпентером под руку.
Когда они прилично отошли от дома, лорд Боктон обратился к своему мрачному спутнику:
– Что скажете, мистер Силверсливз?
Силверсливз покачал головой.
– Любопытный случай, милорд, – согласился он и помедлил, прежде чем с сожалением продолжить: – Хотя я не могу… – Он чуть не брякнул «по совести говоря», но передумал. – На сей момент я не могу последовать вашему предложению.
– Но надежда есть?
– О да, милорд, – ответил Силверсливз с профессиональной вескостью. – Его чувство ответственности, несомненно, снижено. Считает, что доживет до ста: бред. Транжирит свои деньги: недееспособность. Его радикальные взгляды – а их я, сэр, считаю ядром – суть именно то, что вызреет в безумие. – Он вздохнул. – Я наблюдал это не раз и не два, милорд: человеком овладевает идея, она разрастается и в итоге добивает его. От энтузиазма к одержимости, от одержимости – к невменяемости. Это вопрос времени и терпения.
– Значит, вы сумеете его запереть? – напрямик спросил Боктон.
– О, я в этом уверен, милорд. Рано или поздно.
– Надеюсь, что рано, – заметил лорд Боктон. – Я рассчитываю на вас.
Это было так, потому что мистер Корнелий Силверсливз являлся заместителем суперинтендента знаменитого Вифлеемского госпиталя, недавно переехавшего в просторные новые хоромы в Саутуарке. Или в обиходе – Бедлама.
Пенни повезло с крестным. Джереми Флеминг жил в удобном узком старом доме неподалеку от Флит-стрит в нескольких минутах ходьбы от кондитерской деда. Вогнутое лицо вдовца, чьи дети давно переженились и покинули дом, расплылось в восторженной улыбке: наконец-то у него будет компания! Он заверил Юджина, что тот волен жить у него сколь угодно долго. Также он приветствовал намерение крестника освоиться в мире финансов, потому что приобрел энциклопедические знания о Сити, снискав огромное уважение за многолетнюю службу клерком в Банке Англии.
В первый день Флеминг показал Юджину Тауэр и собор Святого Павла. Во второй они посетили Вестминстер и Уэст-Энд. На третий он уведомил Юджина: «Сегодня мы возьмемся за твое обучение». Ровно в девять утра они погрузились в двуколку, и пони зацокал по Лондонскому мосту в сторону Гринвича.
– Если хочешь понять Сити, то начинать нужно отсюда, – объяснил Флеминг, когда они взглянули на панораму, открывшуюся с Гринвичского холма.
Вид разительно отличался от того, что встретил Юджина тремя днями раньше. Дул свежий восточный ветер, небо очистилось; далекий город предстал столь ясно, что выглядел нарисованным, а ниже сверкал широкий изгиб реки. Но Флеминг обратил его внимание на череду водных проблесков, которые напоминали большущие пруды по соседству с рекой.
– Это Лондонские доки в Уоппинге; слева – Суррейские, прямо напротив – Вест-Индские, а Ост-Индские еще дальше. – Лицо Флеминга озарилось счастливой улыбкой. – Доки, Юджин! Правда, они прекрасны?
Река, почти не менявшаяся со времен Тюдоров, за последние двадцать лет преобразилась. В Лондонском Пуле ниже Тауэра стало так тесно, что пришлось что-то делать. В приречных топях соорудили сперва один огромный док, затем другой, потом создали систему каналов, построили набережные и дороги, положив начало Лондонским докам. У Юджина голова пошла кругом, когда Флеминг сообщил объем товарооборота в неуклонно разраставшейся Британской торговой империи – внушительные поставки сахара из стран Карибского бассейна, поставки чая из Индии, где Англия, благодаря ряду блестящих кампаний, ныне успешно правила значительной частью субконтинента; широкую торговлю с Европой, Россией, Северной и Южной Америкой. За последние сто лет Лондон превратился из крупного порта в столицу мировой торговли.
– Но никогда не забывай, что это все возможно благодаря одному, – продолжил Флеминг и указал на два фрегата, пришвартованные в Дептфорде. – Военный флот.
После двухвековой борьбы с испанцами, голландцами и французами корабли, заложенные и построенные на дептфордской военно-морской базе короля Генриха Тюдора, подтвердили свое господство на море. Если начало английской торговой империи положили буканьеры королевы Елизаветы, то Нельсон с его продолжателями обеспечили ее сохранность.
– Без флота, Юджин, не будет и города, – изрек крестный.
Юджин расспросил его о многом. Например, не повредила ли торговле Война за независимость США?
Флеминг пожал плечами:
– Да не особенно. Торговля, знаешь ли, подобна реке. Ее останавливаешь, а она знай просачивается. Когда-то главным товаром был табак, а теперь это хлопок. Они выращивают, мы обрабатываем. Есть независимость, нет ее, нравится или не нравится, а торговля идет.
– Но не всегда, – возразил Юджин.
Во время затяжного конфликта с Наполеоном, когда могущественный французский император отрезал Англию от большей части Европы, выстояли только контрабандисты.
– Это верно, – согласился Флеминг, – и спасибо флоту, что мы воспользовались слабостью других рынков. Азиатские и южноамериканские сейчас развиваются вовсю. Но кое-что, Юджин, оказалось не по зубам даже Наполеону.
– Что же?
– Деньги, Юджин. Деньги. – Он усмехнулся. – Видишь ли, пока Наполеон опустошал Европу, все состоятельные иностранцы переправили свои капиталы в Лондон, включая французов! Старина Бонапарт превратил нас в мировой финансовый центр! – И Флеминг хмыкнул, поражаясь причудливости маршрута денежных средств.
На следующий день Флеминг сказал, что им предстоит последняя экскурсия, ибо дела не ждут, и провел Юджина по Чипсайду в Полтри, где и замер, с трудом скрывая волнение. У подножия Корнхилла перед ними высился грандиозный фасад Королевской биржи. Справа стояло прекрасное здание в классическом стиле.
– Мэншн-Хаус, – произнес Флеминг. – Официальная резиденция лорд-мэра. Построена во времена моего отца.
Его тон полностью изменился, когда он указал на другой вытянутый и откровенно римский фасад слева, отделенный от биржи узким переулком под названием Треднидл-стрит.
– А это, Юджин, Английский банк, – произнес он благоговейно.
Зажив своей собственной жизнью в Мерсерс-Холле как акционерная компания, Английский банк пережил всех конкурентов. «Компания Южных морей превратилась в пузырь и лопнула в тысяча семьсот двадцатом», – напомнил Флеминг. Даже могущественной Вест-Индской компанией управляли так скверно, что банк помог правительству приобрести над ней власть. Англию втягивали в войны, а банк снова и снова изыскивал средства, поддерживая страну. Крестный Пенни с гордостью расписал, как учреждение выручало правительство из каждого кризиса, как его сотрудники ныне распоряжались большинством государственных счетов, содержали армию и флот и даже проводили государственные лотереи. Банк, строго говоря, был частной компанией, но фактически стал частью государственной машины.
– Его резервы настолько внушительны и так исправно обслуживаются, что при нужде туда обращаются все лондонские финансовые и торговые дома, – объяснил Флеминг. – Авторитет банка несокрушим. Это единственный банк в Лондоне, который имеет право выпускать банкноты для широкого обращения. Билет Английского банка, Юджин, надежен, как… как… – Здесь красноречие покинуло его. – А эта надежность, Юджин, достигнута благодаря осторожности! – вскричал клерк в своего рода экстазе. – Банк очень осторожен. – Он буквально лучился. – Осторожность, Юджин, – это залог выживания. – Молодой человек собрался поблагодарить его за лекцию, но Флеминг, донельзя довольный, продолжил: – Теперь, Юджин, я поделюсь с тобой кое-какими новостями. Мой старый друг помог мне исхлопотать тебе место. – Он выдержал паузу, подчеркивая важность момента. – В Английском банке.
