Метр Баратто попытался вырвать завещание из рук Сальватора, как в подобных обстоятельствах хотел сделать и Лоредан де Вальженез; однако посетитель угадал это намерение и, предупреждая движение, так сильно сдавил его руку, что тот взмолился:
— Ах, господин Конрад, вы сломаете мне руку!
— Ничтожество! — поморщился Сальватор, выпустил нотариуса и убрал бумагу в карман. — Ты и теперь будешь клясться перед Богом и людьми, что не получал и даже не видел завещания маркиза де Вальженеза?
Он отступил назад, скрестил руки на груди и продолжал, глядя на нотариуса:
— По правде говоря, любопытно посмотреть, как далеко может зайти человеческая подлость! Вот передо мной негодяй, который, должно быть, полагал, что из-за его преступления несчастный молодой человек двадцати пяти-двадцати шести лет пустил себе пулю в лоб; и это ничтожество, этот мерзавец шел за его гробом, а потом зажил без угрызений совести, принимая общественное признание, которое просто сбилось с пути, когда заглянуло в его контору. Он жил как все, имел жену, детей, друзей, смеялся, ел, спал и даже не подумал, что его место — не в изящном кабинете за бюро работы Буля, а у позорного столба, на каторге, на галерах! Поистине, общество, где возможны такие чудовищные несправедливости, устроено дурно и нуждается в коренных преобразованиях.
Он нахмурился и уже в другом тоне произнес:
— Покончим с этим поскорее! Отец завещал мне все свое состояние, движимое и недвижимое: в качестве возмещения убытков, не говоря уже о преступлении, предусмотренном Уголовным кодексом, вы мне должны вернуть все имущество моего отца, оценивавшееся, согласно завещанию, в четыре миллиона франков. Прибавим сюда проценты с этой суммы за семь лет… ну, скажем, миллион четыреста тысяч франков, не считая сложных процентов, а также ущерба, нанесенного мне согласно статьям тысяча триста восемьдесят второй и тысяча триста восемьдесят третьей. Значит, если оставить на время в стороне вопрос об ущербе, вы мне просто-напросто должны в эту самую минуту пять миллионов четыреста тысяч франков. Как видите, моя просьба более разумна и скромна, чем вы говорите, раз то, что я требую, не составляет и десятой части моего состояния. Придите же в себя и покончим как можно скорее с этим отвратительным делом.
Нотариус, казалось, ничего не слышал; он стоял, глядя себе под ноги и свесив голову на грудь; застывшие руки его были словно приклеены к телу, как у манекена; подавленный, ошеломленный, уничтоженный, он был похож на последнего грешника перед карающим архангелом во время Страшного суда.
Сальватор похлопал его по плечу, чтобы вывести из оцепенения, и спросил:
— О чем это мы задумались?
Нотариус вздрогнул, словно его коснулась рука жандарма в суде присяжных. Он поднял на собеседника затравленный, испуганный, бессмысленный взгляд, потом снова уронил голову на грудь и вернулся в прежнее состояние мрачного отчаяния.
— Эй, метр мошенник! — окликнул его Сальватор; вид этого человека вызывал у него только отвращение. — Давайте говорить мало, но быстро и вразумительно. Я вам сказал и повторяю, что мне нужны пятьсот тысяч франков завтра к девяти часам утра.
— Это же невозможно! — едва слышно пролепетал нотариус, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом с молодым человеком.
— Это ваше последнее слово? — спросил Сальватор. — Брать легче, чем отдавать, верно? А мне они очень нужны.
— Клянусь вам… — попытался было возразить нотариус.
— Ну вот, еще одна клятва! — презрительно усмехнулся Сальватор. — Уже третья за последние полчаса, и я верю ей не больше, чем двум предыдущим. В последний раз — слышите? — спрашиваю: угодно ли вам передать пятьсот тысяч франков, о которых я вас прошу?
— Дайте мне хотя бы месяц, чтобы собрать их!
— Я вам уже сказал, что они мне нужны завтра в девять часов утра. Я сказал — в девять; в десять будет уже поздно.
— Повремените хотя бы неделю!
— Ни часа, говорю вам!
— Это просто невозможно! — в отчаянии вскричал нотариус.
— В таком случае я знаю, что мне делать, — сказал Сальватор и двинулся к двери.
Видя это, нотариус вернулся к жизни, опередил Сальватора и преградил ему путь.
— Ради Бога, господин де Вальженез, не губите меня! — взмолился он.
Сальватор с отвращением от него отвернулся, отстранил его рукой и шагнул к двери.
Нотариус снова забежал вперед, схватился за ручку двери и вскричал:
— Господин Конрад! Именем вашего отца, питавшего ко мне дружеские чувства, спасите меня от бесчестья!
Он произнес эти слова едва слышно.
Сальватор оставался непоколебим.
— Дайте пройти! — приказал он.
— Еще одно слово, — не унимался нотариус, — в эту дверь войдет не только гражданская, но и реальная смерть, если вы отворите ее со столь страшными намерениями. Предупреждаю, что я не только не переживу позора, но и не стану его дожидаться: как только вы выйдете, я пущу себе пулю в лоб.
— Вы? — недоверчиво спросил Сальватор, пристально глядя на нотариуса. — Это единственный благородный поступок, который вы могли бы совершить и именно поэтому никогда этого не сделаете.
— Я покончу с собой, — прибавил нотариус, — и, умирая, унесу ваше состояние с собой, а если вы дадите мне время…
— Вы глупец, — заметил Сальватор. — Разве мой кузен Лоредан де Вальженез не ответит мне за вас, как вы отвечаете за него? Прочь с дороги, говорят вам!
Нотариус упал молодому человеку в ноги, с рыданиями обхватил его колени и, обливаясь слезами, вскричал:
— Сжальтесь, добрый господин Конрад! Сжальтесь надо мной!
— Назад, негодяй! — оттолкнул его ногой молодой человек.
И он сделал еще шаг к двери.
— Я согласен, на все согласен! — завопил нотариус, хватая комиссионера за полу куртки и пытаясь его удержать.
Было самое время: Сальватор уже взялся за ручку двери.
— Ну наконец-то! Это было нелегко! — заметил Сальватор и вернулся на свое место у камина, а нотариус снова сел за бюро.
Усевшись, метр Баратто вздохнул; казалось, он сейчас снова впадет в апатию.
Сальватору это не понравилось.
— Ну-ка, поторопимся! Я и так потерял слишком много времени на это дело. У вас здесь есть необходимая сумма или ценности на эту сумму?
— В конторе я держу около сотни тысяч франков в экю, золоте, билетах, — сообщил нотариус.
Отперев сейф, он выложил на стол сто тысяч франков.
— А остальные четыреста тысяч? — спросил Сальватор.
— У меня здесь восемьсот тысяч франков или около того в ценных бумагах, купонах, облигациях, акциях и так далее и так далее, — ответил метр Баратто.
