них не смог утвердиться.
Апанаж герцогов Бурбонских, расположенный в северных предгорьях Центрального массива и граничащий с Берри и Бургундией, находился в двусмысленном положении как географически, так и политически. Сам герцог томился в плену в Англии а его супруга и сын, которые находились в Париже, когда город был захвачен
бургиньонами, были в руках герцога Бургундского. Но герцогские чиновники на месте спонтанно признали власть Дофина[757].
Такое быстрое и мирное распространение власти Дофина не могло быть достигнуто одними административными мерами. Ключом к успеху Дофина стала инстинктивная поддержка провинциального дворянства и олигархии городов. Поскольку король был марионеткой в руках того, кто контролировал Париж, даже те, кто не был убежденным арманьяком, понимали, что регентство неизбежно. Как только концепция регентства была принята, стало очевидно, что оно по праву принадлежит наследнику престола. На конференции с англичанами в Алансоне послы Дофина утверждали, что их поддерживает "почти все дворянство Франции"[758]. Английские делегаты насмехались над этим бахвальством, но оно подтвердилось неудачей герцога Бургундского в Бове и окончательным отделением всех провинций Франции, которые находились вне досягаемости его армий. За пределами своих владений политическая база Иоанна Бесстрашного оказалась почти такой же узкой, как и у графа Арманьяка. Она была ограничена его собственными вассалами и приближенными, а также населением крупных городов севера. Только в двух регионах южной Франции шла серьезная борьба за власть. Одними из них были Маконне и Лионне, а другим — Лангедок. В обоих случаях Дофин унаследовал сложную ситуацию от правительства графа Арманьяка.
Маконне было богатым графством, расположенным к югу от Бургундского герцогства, которое было частью королевского домена с середины XIII века. До 1417 года регион был мало затронут гражданскими войнами. Макон, столица провинции, был процветающим городом и важным административным центром. В 1417 году провинцией управлял Филипп де Бонне, верный сторонник Орлеанского дома, который совмещал должности бальи Макона и сенешаля Лиона. В июле 1417 года, когда подстрекательский манифест Иоанна Бесстрашного распространялся по городам севера, его копии появились в Маконе, прибитые к дверям церквей и общественных зданий. Один из адвокатов герцога, проживавший в городе, убедил большинство своих сограждан выступить в поддержку своего господина. Их примеру последовало большинство других городов региона. В сентябре канцлер Бургундии Жан де Со прибыл в город, чтобы вступить в управление им. Он привел с собой большое количество войск из Бургундии, чтобы сделать свои подходы к местным общинам "более эффективными". За ним последовала группа чиновников из Счетной палаты Дижона, чтобы наложить руки на все местные источники дохода, постоянно сетуя о "странностях" местных жителей, препятствиях со стороны королевских чиновников и низком качестве маконского вина[759].
Однако главной целью Жана де Со были не Маконне, а Лион. Крупный промышленный город на границе Франции, стоявший на пересечении торговых путей в Нидерланды, Германию и Средиземноморье, Лион тоже не пострадал от последствий войн принцев. Городом управляла консервативная патрицианская олигархия, избранная пятьюдесятью или около того главами торговых гильдий. У них были сильные роялистские настроения, как и у их собратьев в других частях Франции. Но, как и остальным, им приходилось противостоять бургиньонской партии среди низших классов, которые несли на себе основную тяжесть королевских налогов. Ведущий горожанин Лиона, богатый адвокат и консул Жан Ле Вист, титулярный королевский советник, близкий к арманьякам, был уверен, что бургиньоны захватят город после следующих коммунальных выборов, которые должны были состояться в декабре 1417 года. Он сплотил олигархию вокруг бальи и организовал быстрый внутренний переворот. Выборы были отменены, а с горожан была взята клятва верности. Были наняты профессиональные наемники и введены высокие муниципальные налоги для выплаты им жалованья. Стены города были отремонтированы, а в дальних замках региона размещены гарнизоны. В начале 1418 года обе партии подняли ставки. Жильбер де Лафайет, который недавно командовал неудачной обороной Фалеза от англичан, был послан арманьякским правительством в Париже, чтобы возглавить оборону Лионне. К нему присоединился Гумберт де Гроле, молодой профессиональный солдат из Дофине. Они привезли с собой подкрепление. В ответ королева и герцог Бургундский назначили Жерара де ла Гиша, уроженца Маконне, служившего тогда в бургиньонском гарнизоне Понтуаза, бальи Макона и сенешалем Лиона. Жерар появился в регионе в январе 1418 года с новыми войсками. Последовала длительная и изнурительная война с осадами и засадами, которая сделала дороги в регионе непроходимыми и быстро привлекла банды рутьеров из соседних областей в поисках легкой добычи. Это противостояние укрепило существующие партийные приверженности. Когда Париж пал перед бургиньонами в июне 1418 года, Лион немедленно отправил делегатов в Бурж, чтобы пообещать Дофину свою поддержку. Дофин, в свою очередь, осыпал их любезностями и обещаниями учреждения собственного регионального Парламента и возможно, даже Университета. Отношения Лиона с правительством в Париже были разорваны. К концу 1418 года южная часть Маконне стала границей между Парижским и Буржским королевствами. Герцог Бургундский никогда не контролировал Лион[760].
* * *
Лангедок был более крупным призом. Он включал в себя три королевских сенешальства — Бокэр, Каркассон и Тулузу, занимая огромную территорию, простирающуюся от Роны на востоке до Гаскони на западе. На севере она была ограничена более мелкими провинциями, которые зависели от нее административно и в некоторой степени экономически: Руэрг, Керси, восточная часть Гаскони и горные районы Веле, Виваре и Жеводан на восточном склоне Центрального массива. Лангедок отличался рядом особенностей. Это был регион главенствующих городов с высоко урбанизированной аристократией. Он имел давние традиции автономии и активной общественной жизни, которые придавали ему определенное единство, несмотря на его огромные размеры и разнообразную географию. Юг Франции внес свой вклад в гражданские войны на севере, отсюда происходили граф Арманьяк, сеньор д'Альбре и виконт Нарбонский. Но кроме этих знатных дворян, чье политическое видение выходило далеко за пределы их собственной провинции, регион оставался в стороне от раздоров между принцами. Вопросы, которые разделяли политиков в Париже, не имели здесь особого резонанса. Всепроникающие сети вассалов, арендаторов и союзников, через которые Бургундский и Орлеанский дома осуществляли свою вражду, не распространялись на Юг. Связь была плохой, особенно в условиях анархии 1418 года, когда гонцу могли потребоваться недели, чтобы добраться до Луары по окольным дорогам, чтобы избежать враждебных отрядов солдат[761].
Жгучим вопросом в Лангедоке было налогообложение. Генеральные Штаты Лангедока, регулярно собиравшиеся с 1340-х годов, были главным органом политической жизни провинции и средством, с помощью которого назначались налоги и рассматривались коллективные жалобы. Но с 1393 года созыв Генеральных Штатов был фактически отменен, а налоги вводились ордонансом, как это было на севере в течение
