не левые, а оппозиция готовилась завалить Трепова.
Примечания
1 Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 625.
2 Красный архив. 1933. Т. 1 (56). С. 82–87.
3 Там же. С. 100.
4 Там же. С. 115–117.
5 Там же. С. 114–115.
6 Шульгин В. В. Дни. Л., 1925. С. 60–62.
7 Аврех А. Я. Царизм и IV Дума. М., 1981. С. 116.
8 Государственная Дума. 4-й созыв. Стенограф. отчет. 5-я сессия. С. 11.
9 Там же. С. 35–48. См. также: Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 237–238.
10 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 238; Шульгин В. В. Дни. С. 62. Позже выяснилось, что кадет использовал статьи известного троцкиста К. Радека.
11 Государственная Дума. 4-й созыв. Стенограф. отчет. 5-я сессия. С. 48.
12 Родзянко М. В. Крушение империи // Архив русской революции. М., 1993. Т. 17. С. 146–147.
13 Речь. 1916. 3 (16) ноября. См. также: Слонимский А. Г. Катастрофа российского либерализма. Душанбе; Ирфон, 1975. С. 47; Аврех А. Я. Указ. соч. С. 120.
14 ТырковаВильямс А. На путях к свободе. Лондон, 1990. С. 400.
15 Гессен И. В. В двух веках // Архив русской революции. М., 1993. Т. 22. С. 346–347.
16 Седых А. Далекие, близкие. Нью-Йорк, б/г. С. 157. См. также: Резанов А. С. Штурмовой сигнал Милюкова П. Н. Париж, 1924.
17 Государственная Дума. 4-й созыв. Стенограф. отчет. 5-я сессия. С. 6771.
18 Гессен И. В. Указ. соч. С. 347.
19 Родзянко М. В. Указ. соч. С. 147.
20 Государственная Дума. 4-й созыв. Стенограф. отчет. 5-я сессия. С. 131.
21 Там же. С. 29–33. См. также: Родзянко М. В. Указ. соч. С. 146.
22 Речь. 1916. 11 (24) ноября; см. также: Аврех А. Я. Указ. соч. С. 126.
23 Утро России. 1916. 17 ноября.
24 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 238.
25 Родзянко В. М. Указ. соч. С. 149.
26 Красный архив. Т. 1 (56). С. 118–120.
27 Там же. С. 122–131.
28 Там же. С. 132.
29 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 238.
Дума. Царь. Смута
Как было согласовано и решено, заседания Думы возобновились 19 ноября 1916 г. Трепов выполнил свое обещание, данное Родзянко, и выдержал свою декларацию в примирительном духе. «От лица правительства» он «открыто и прямо» заявил, что «исходит из желания посвятить свои силы на совместную с законодательными установлениями положительную работу», но подчеркнул, что его власть не зависит от думского одобрения и вручена ему державной волей государя императора. Первейшее место в области законодательства будет предоставлено законом, «соприкасающимся с делом обороны», но правительство учитывает, что существуют неотложные проблемы, потребность народного просвещения, профессионального образования. В марксистской историографии сложилась стойкая негативная оценка программы и действий Трепова, она расходится с фактами и представляется субъективной. Шульгин был ближе к истине в оценке этого деятеля. Его требование — в первую очередь исходить из нужд обороны — было правильным и единственно возможным. От реформ он не отказывался, уважение к закону подчеркнул, заявив, что власть сильная и твердая использует законы во всей полноте.
Трепов продолжал, иначе он и не мог, политику своих предшественников, направленную на обеспечение победы. Ведь речь шла о защите общенациональных государственных интересов. Премьер указал, что победа обеспечит России получение контроля над проливами, обеспечит беспрепятственный выход в Средиземноморье. Милюков при этих словах воскликнул: «Браво, Сазонов» — напомним, что соглашение с союзниками о переходе к России Царьграда подписал С. Д. Сазонов. Милюков хотел уязвить премьера, но фактически невольно подчеркнул преемственность внешнеполитической стратегии русского императорского правительства. Ведь Сазонов проводил курс, намеченный императором, сохранившим в своих руках всю полноту власти в области внешней политики и военных дел1.
Обсуждение правительственной декларации открыл остроумный и ироничный В. М. Пуришкевич. На этот раз он был неузнаваем, серьезен, взволнован и решителен. Родзянко вспоминает, что Пуришкевич произнес речь, «исключительную по силе и вдохновению». Его речь по значимости, по резонансу, по последствиям не уступает «экспромту» Маклакова. С необычной для думских речей откровенностью — «с невыразимым душевным волнением выхожу я на эту трибуну» — оратор заявил: «Я самый правый из всех, кто сидит в правом лагере». Он подчеркнул, что настало время, когда надо отрешиться от личных, местных симпатий и пристрастий, принести их в жертву, смотреть не с уездной или губернской башни, а, взойдя на колокольню Ивана Великого, окинуть взором и оценить все, что творится на святой матушке-Руси, и бить в набат! Оратор резко осудил правительство, «где каждый работает на свой риск и страх». «Министерская чехарда» вознесла на вершину власти Протопопова, несущего ответственность за беспорядок. Оратор далее напомнил, придав своей критике форму эпиграммы: «Русь, что ни день, меняет няньку, / предавшись горькому посту, / в лицо скорей узнаешь Ваньку, / чем министра на посту».
Главным бичом общественной и государственной жизни оратор посчитал четыре положения: бессмысленную цензуру, ложь и паралич власти, торжество германофильских течений в правительственных кругах и отсутствие ясной перспективы, полную неизвестность, тревогу за завтрашний день. Конкретному обоснованию выдвинутых положений — ложь и паралич власти и тревога за будущее страны — и была посвящена вторая часть речи. Пуришкевич бичевал камарилью в лице виднейших влиятельных лиц: дворцового коменданта, генерала В. Н. Воейкова (зятя графа Фредерикса, несменяемого министра двора), графа Бобринского, которые погрязли в спекуляциях, обвинил Штюрмера во взяточничестве (!) и германофильстве (???) и под конец нанес удар по «старцу», который и был главным объектом его разоблачений. «Откуда все это зло? <…> Все зло идет от тех темных сил, от тех влияний, которые продвигают на места тех или других лиц и заставляют взлетать на высокие посты людей, которые не могут их занимать, — от тех влияний, которые возглавляются Гришкой Распутиным». Не все в речи было обосновано и выверено, прежде всего голословными были фразы о германофильстве и сепаратном мире.
Концовка речи была необычайно эффектна. Оратор поставил задачу — «избавить Россию от распутинцев больших и малых», немедленно броситься в ноги государю с этой мольбой, и сделать это должен премьер. Невольно возникала мысль: а если Трепов этого не сделает или государь не прислушается к мольбе, что тогда? Запустить в дело иные средства избавления, уничтожить источник
