мешков. 
— Хорошо.
 Пока четвероногих готовили к походу, я дошел до келаря по поводу продуктов в дорогу. Он ожидаемо отправил меня к ключарю Гиппелю. Толстяк, хлопотавший на кухне, выделил мне весьма щедрый пай из хлебов, сыра и даже выделил круг кровяной колбасы.
 Выйдя за ворота верхом на Ифрите, с мулом в поводу, я кое-как доковылял до Мощеной улицы. Эйхе вместе со своим «пасынком» Миххелем ждал меня у порога.
 — Отлично! Кхорн побери, просто великолепно! Высоченный молодой жеребец! Как у вас получилось, Энно?
 — Наверное, брат Гонорий просто хотел бы увидеть меня с переломанными ногами! И, Ренн, я очень надеюсь, что с конем ничего не случится!
 — Не беспокойся. Вот твой мул! Жаль, что на конюшне нет охотничьих собак!
 — Собак нет. Но ты можешь арендовать рогатину или охотничий меч у мастера Кана!
 — Непременно, дружище! Непременно!
 — Я, кстати, отправляюсь к нему. Миххель, перегрузи торбу с жеребца на мула.
 — Я займусь сборами. За мной должок, Энно! До встречи!
 И Эйхе взялся за сборы на свою охоту, а я поехал к оружейнику.
 Подъехав к мастерской Кана, я позвал Азалайсу. Сначала выглянула кухарка, потом — жена Кана, а через пару минут и сама Аззи. Она была в камизе и робе, явно ей маловатой.
 — Нам пришлось выдать ей рубашку и платье, чтобы она выглядела прилично, — с недовольным лицом сообщила мне супруга Кана.
 — Благослови вас Свет. Я заплачу за эту одежду при расчете с мастером за доспех, — сообщил я.
 — Не задерживайте с этим, сударь, — надменно попросила фрау Кан и величественно удалилась.
 — Садись на мула, фройляйн, — обернулся я к Аззи. — Извини, он без седла.
 — Я могу и так пойти, — сообщила мне Аззи. — Я не имею привычки отягощать своим телом других живых существ.
 — Ну, хочешь — иди пешком.
 Аззи действительно не села на мула — она взяла его под уздцы и легкой упругой походкой отправилась за мною. Она была в прекрасном расположении духа.
 — Куда мы идем?
 — В деревню в десяти лигах отсюда.
 — Десять лиг — это сколько?
 — Если будем идти также как и сейчас — до заката поспеем.
 — Отлично. Наконец-то прочь из этого ужасного места! Тут задохнуться можно, и постоянно кого-то убивают.
 — Кого убивают?
 — Сегодня в доме, где я жила, зарезали петуха. А вчера — ягненка. Это очень нехорошо — убивать таких маленьких ягнят только из-за того, что у них мясо мягче, чем у взрослых! А уж как воняет и на улице, и в доме.…А люди друг на друге живут, спят в одной кровати по трое, по четверо!
 — Ну и прекрасно. Ты мне вот что расскажи. Тебя когда с костра стащили, у тебя половина одежды уже сгорела. А на тебе — ни ожога. Как ты так сделала?
 Азалайса слегка нахмурилась.
 — Я могу так делать с самого детства. Умела, с тех пор как себя помню.
 — Так-так. И как ты это делаешь?
 — Я не могу это объяснить непосвященному.
 — Ну, уж как-нибудь постарайся объяснить непосвященному мне, иначе придется объяснять какому-нибудь вполне компетентному инквизитору!
 — Вот зачем вы пугаете бедную девушку!
 — Тебя, похоже, не так-то просто испугать.
 — Да уж, насмотрелась я всякого, что есть, то есть.
 — Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. А вот как ты копыто лошади залечила?
 — Травами, — лукаво улыбнулась Аззи, на ходу поглаживая морду своего мула.
 — Да это же отлично! Ты нарастила ей с полдюйма копыта за одну ночь, и все это- травами! А как называются такие травы?
 — Ну, уж и не полдюйма, неправда это, намного меньше…
 — Но за одну ночь?
 — Так я всю ночь тогда не спала, разве вы не видели?
 — Видел, видел. В общем, копыто ты нарастить можешь…
 — Сколько-то могу, правда.
 — А зубы? Зубы умеешь?
 Она замялась.
 — Ну, это немного другое.… Да и надо ли? Если лошадь теряет зубы, значит она старая. Что ей растить зубы, все равно скоро помрет!
 — Я, на самом деле, не про лошадь. Мне тут зуб недавно выбили. Может, посмотришь, а?
 Она оторопело посмотрела на меня.
 — Я, сударь, больше быков и коров лечу, людей я не очень-то умею!
 — А ты попробуй. Мы не так уж сильно отличаемся. Если будешь лечить людей, да еще и так успешно, как ту лошадь, тебе будут платить ОЧЕНЬ хорошие деньги. Доктора всегда в цене.
 — Доктора?
 — Да. Такие люди. Лекари. Залечивают раны, болезни. Предотвращают эпидемии. Я думаю, ты смогла бы!
 Она задумалась.
 — Раны я умею лечить, и очень хорошо. Правда, в деревне мне приходилось многое скрывать, но всё же ко мне обращались, и людей я, бывало, тоже лечила, не только скотину.
 — Вот и славно. Клиентов я поначалу смог бы тебе поискать, потом — сами потянутся. Тут главное — не попасть в инквизицию.
 — Это те, кто сжигают людей?
 — Ведьм. Вурдалаков, ведьм, оборотней, гхоллов, прочую нечисть. Иногда, конечно, ошибаются. Вот тебя, например, взяли и отпустили.
 — Вот чего мне совсем не хочется, сударь, так это — на костер. Лучше без денег, но зато не изойти на дым и золу. А вот как «предотвращать эпидемии»?
 — Ну, вот будет эпидемия, мы с этим и разберемся. Скажем, во время чумы палатки окуривают дымом. От холеры — вроде надо кипятить воду. От тифа — морят вшей… Кстати, Аззи. А не можешь ли вывести у меня вшей? Уже замучили, право слово.
 — Могу, конечно, — Аззи усмехнулась, — как и любая женщина, не ослепшая от шитья.
 — Нет, не просто выбрать их, а вот, чтобы их никогда уже не было, вообще. В наших местах, скажем, на собак надевают ошейники от блох, и пока такой ошейник надет на собаку, блохи ее не беспокоят.
 Аззи хихикнула.
 — Думаете, вам пойдет ошейник? А я слышала, господа предпочитают золотые цепи!
 Болтая таким образом, мы достигли городских ворот. Тут я увидел знакомую фигуру. Рыцарь Беренгард и еще трое всадников выезжали в те же ворота.
 — О, Энно! Куда вы собрались?
 — Монастырь послал меня в свои поместья собрать и привезти полугодовые платежи.
 — Похоже, мы с вами будем попутчиками. И даже, соучастниками, ха-ха. Мы едем собирать талью с северных земель.
 — Прекрасно. С таким прекрасным собеседником как вы, рыцарь, время в пути пролетит как один миг. Ваши спутники…
 — Да, разрешите вас взаимно отрекомендовать. Энно Андерклинг, юнкер, слуга церкви, человек, чье происхождение загадочно как таинства Света, принесший в этот мир дивную игру под забавным названием «шашки». Это, — он указал на немолодого господина, одетого в дорогой, тонкой ткани шаперон и теплый серый вамс, с бляхой на толстой серебряной цепи, —