Бориса Николаевича Чичерина, который я обязательно собираюсь прочитать. Ибо краткий пересказ мне показался интересным, а мысли неожиданными.
Человек, с которым я познакомился, мечтает о карьере юриста, но родители его вряд ли с этим согласятся. Тому есть причины. И это не только родительское тщеславие. Дело в том, что у этого человека есть одна физическая особенность, которая нисколько не помешает ему учиться, но может вызвать предубеждение экзаменаторов из-за бытующих в обществе стереотипов.
Я хочу ему помочь.
Есть ли какой-то способ сдать экзамены на юридический факультет Петербургского университета письменно и анонимно?
Дело в том, что имя моего протеже тоже может помешать экзаменаторам оценить его знания с достаточной степенью объективности.
Надеюсь на ваше понимание и помощь.
Ваш Великий князь Александр Александрович'.
— Можно посмотреть? — спросил Никса.
— Читай, — сказал Саша. — Но имя не спрашивай.
Никса пробежал глазами.
— Он что не дворянин? Почему ты не хочешь, чтобы экзаменаторы знали имя?
— С дворянством там всё в порядке, — усмехнулся Саша. — С папенькиным чином — тоже. Не в этом дело.
— Сын политического преступника? Декабриста?
— Нет, насколько я знаю. Судя по должности — точно нет.
— То есть отец достаточно высокопоставленный?
— Да, но не допытывайся, кто.
— Я его знаю?
— Скорее всего. По крайней мере, ты о нём слышал.
— А о твоём протеже я слышал?
— Не скажу.
— Значит, слышал.
— Не пытайся угадать, — усмехнулся Саша. — Ты в плену тех самых стереотипов.
— Он инвалид? Слеп, глух, хром?
— Боюсь, что слепота, глухота и хромота, как раз могут помешать учиться.
Никса ещё раз прочитал письмо.
— Что же у него за физический недостаток?
— Я бы не сказал, что это недостаток, — улыбнулся Саша.
Глава 10
Николай недоуменно пожал плечами.
— Отправишь по почте?
— Нет, лучше с лакеем. И в собственные руки.
Письмо уехало к Кавелину, а Саша отправился к Опочининым.
Даша Опочинина с матерью жила в доме Кутузова на Дворцовой набережной. Знаменитый полководец приходился ей прадедушкой. Отец Даши умер больше десяти лет назад, так что Сашу принимала её мама Вера Ивановна Опочинина.
Кабинет Веры Ивановны напоминал кабинет императрицы в Фермерском дворце. Тот же стиль, похожий на «Прованс»: светлая мебель в синих соцветиях глицинии, гортензии или сирени, такие же шторы, китайская ваза в той же цветовой гамме и темно-синий ковёр на полу. Масляная лампа на круглом столике, покрытом тяжелой гобеленовой скатертью, и такая же в люстре под потолком, каминные часы.
Принесли чай.
Вера Ивановна оказалась куда более интересной собеседницей, чем маменька Лизы Шуваловой и свободно обсуждала не только погоду, но и литературные новинки. И жаловалась на пустоту Света и необходимость однако же с ним считаться.
Так разговор откочевал к Тютчеву.
— Он, конечно, гениальный поэт, — заметила хозяйка. — Хотя немного рассеян и большой чудак. Вы знаете историю о том, как он украл фрак своего лакея?
— Украл фрак лакея? — переспросил Саша. — Не может быть.
— Он тогда собирался на приём к Елене Павловне и заснул в гостях у своих знакомых. Слуга приготовил ему фрак, а свой положил рядом. Фёдор Иванович не посмотрел и надел фрак лакея. Так и пошёл к Великой княгине. Она много усилий приложила, чтобы не рассмеяться. И всем приказала не обращать внимания. Так что Фёдор Иванович только потом узнал, в каком фраке был у Елены Павловны.
Саша подумал, что в этом есть некоторый символизм.
— Но он не настолько не от мира сего, как может показаться, — заметила Вера Ивановна и покосилась на Гогеля. — Вы читали его статьи, Ваше Императорское Высочество?
— Пока нет, — признался Саша. — Он мне подарил целую подборку на немецком. Прочитаю обязательно, хотя в общем понимаю, что там. У нас несколько разные взгляды. К идее всемирной православной монархии я отношусь, прямо скажем, с некоторым скептицизмом.
— У него многое ходит в списках, — заметила Вера Ивановна, — больше, чем на немецком. Была записка, которую он подавал ещё вашему покойному дедушке императору Николаю Павловичу…
— Это не та, где он писал, что нужно проводить российскую политику в европейских изданиях?
— Да, — кивнула Опочинина. — Его Величеству записка настолько понравилась, что он выплатил Тютчеву 6000 рублей серебром и позволил вернуться на дипломатическую службу, с которой его выгнали за то, что он сбежал на венчание со своей второй женой.
— Я и не сомневался в том, что именно ради этого и пишутся подобные записки, — усмехнулся Саша.
«А также в том, что „Раша тудей“ — весьма доходное предприятие», — подумал он про себя.
— Даже сумма известна? — поморщился Гогель.
— Такие вещи трудно бывает скрыть, — мило улыбнулась Вера Ивановна.
А Саша почувствовал себя королем из «Обыкновенного чуда», разбирающим доносы министров друг на друга.
— Тогда Александр Иванович Тургенев говорил, что Тютчев был бы полезен России просвещенным умом своим, — продолжила Вера Ивановна, — а не проектами восточными, а, следовательно, противо-европейскими, а значит антихристианскими и античеловеческими.
— Подписываюсь под каждым словом, — сказал Саша. — За запад меня не надо агитировать.
— Александр Иванович был братом государственного преступника Николая Тургенева, приговоренного к смерти, но сбежавшего за границу, — заметил Гогель. — И чуть не перешёл в лютеранство.
— Декабриста? — спросил Саша.
— Да, — кивнул Гогель.
— Государь, ваш батюшка, его простил, — возразила хозяйка, — и Николай Иванович уже приезжал в Россию. И сейчас горячо поддерживает проекты крестьянской эмансипации.
— Их многие поддерживают, — возразил гувернер.
После Опочининых Саша заехал в Гостиный двор в книжный магазин Вольфа и попросил всё, что есть Чичерина.
Маврикий Осипович лично принёс «Опыты по истории русского права», изданные Солдатенковым и посвящённые Кавелину, и «Очерки Англии и Франции», изданные там же.
Вольф распорядился подать кофе и усадил дорогого гостя в кресло.
Саша вспомнил, как он когда-то в будущем зависал так за книгами в магазине «Москва», правда без кресла и кофе, просто стоя с раскрытой книгой между рядов полок.
Он отпил из чашечки и раскрыл первую книгу, там была та самая статья про общину. Саша не удержался и просмотрел. Да, Анна Михайловна пересказала близко к тексту.
— Опыты беру, — сказал Саша. — Маврикий Осипович, можете одолжить мне карандаш и чистый лист бумаги.
— Конечно, Ваше Императорское Высочество!
И Саша прочитал Бориса Николаевича прямо в магазине с карандашом и закладочками.
Остальные статьи сборника Саша оставил на потом и переключился на Англию и Францию.
После многословного и не очень содержательного предисловия «Очерки» начинались статьёй «О политической будущности Англии». Саша погрузился в чтение, ожидая встретить пророчества вроде того, что основной проблемой городов двадцатого века будет конский навоз на улицах.
Автор хвалил англичан за энергию, инициативность, способность к самоорганизации и
